Владимир Ягличич Свиноколы

Владимир Ягличич  Свиноколы
(С сербского).

"Тепло ли будет ладоням в кабаньей утробе ?"
                М.Тешич

"Вдвойне возрадуются души предков"
                С.Миленич
1
С утра точу ножи. Шипит искренье.
Точило аж бело, как раскалилось.
Скотину дали нам в распоряженье.
Ей нынче нет надежд на нашу милость.

Хозяин всё решает у загона,
кого отдать под нож, не прогадать бы.
Кто толще ! А соседи, как шпионы,
болото месят около усадьбы.

Крюки, котёл, сливовицы немного,
чтоб в горле да во рту не стало суше.
Верёвку сзади кабану на ногу.
Один - за хвост, двоим тащить за уши.

А пёс визжит, хвостом и мордой вертит;
предчувствует расправу, что настала.
Награды хочет как свидетель смерти -
получит кости, мясо, будет сало.

2
Хоть сам не шёл, но вот из хлева изгнан
кабан с отчаянным истошным визгом.

"Эх, знал бы, что тут будет за проруха,
небось, сбежал назад к мамаше в брюхо !"

"Жалеешь ?  Не давал бы волю нервам.
Ведь за столом, наверно, сядешь первым !"

Гони к забору. "Ну, готовься, удалец !
Вольготной жизни настаёт конец !"

Втроём - за ноги. Крепкий сжал в коленях
кабанью шею, плечи держит в жменях.

"Давай коли ! Что ждёшь ?" "Да мне неловко".
"Коли, старик ! Не мучь. Показывай сноровку".

"Я рад бы не тянуть и сам.
Да видишь, что за зверь. В нём двести килограмм".

Сверкнул в ладони нож - как в солнечном сиянье.
Лучистый свет затмил глаза кабаньи.

Всё лезвие ножа вошло в гортань глубоко,
и кровь хлестнула в грязь, в болотную осоку.

Кабан завыл. От ужаса орёт
и в свой последний раз опорожнил живот.

Ногами нервно бьёт, копытами скребёт.
"Не бойся, братец, - никуда он не уйдёт".

"Подрежь ему кадык - предупреди осечку.
Припомни раз, как не дорезали овечку".

"Готово, молодцы !  Тащите малыша.
Пусть полежит, чтоб вышла вон душа.

Теперь мы можем даже выпить смело -
за этот славный день, за конченное дело".

3
Кровавый снег, а рядышком бело.
Всё в первый раз за зиму замело.

А снег валится. В качестве заслона
на кольях сделали защиту из нейлона.

Резник с хозяином, хотя они и хмуры,
уже успели ободрать полшкуры.

Испив по паре чашек, мол: "Пора !" -
соседи тихо удалились со двора.

Пёс лижет кровь со снега от безделья,
да кот за ним крадётся с той же целью.

И мальчику позволили взглянуть.
Он налепил снежков: в кого б метнуть ?

А в доме женщины: и мать, и молодуха.
Всё вымыто. Всё выскоблено. Сухо.

Горшки - в печи. Клубится пышный пар.
Ах, Сербия ! - Наш лучший Божий дар !

4
"Снимая кожу, оттяни сильней,
да не коси, режь прямо и ровней.

Из кожи делали опанки-башмачки,
которые по льду катились, как коньки.

Шла кожа раньше и в обмен, и в дело,
а нынче, нам в ущерб, подешевела".

Под тушей - дверь, чтоб снизу оградила
и упасла от вредной тайной силы.

Шум ветра глушит звуки разговоров:
"Кабан или свинья ?" - "Ни то, ни это - боров".

Под снятой кожей забелело сало.
Вода с сосульками по тенту застучала.

Но мясники крепки - в овчинных кожухах,
при деле, редко что промолвят впопыхах,

так, для забавы, чтоб не стало слишком тихо.
Работают, спешат - старательно, но лихо.

Их труд нелёгок - продолжается часами,
а боров на двери покорен их программе.

Таков его удел: не двигайся, лежи,
пока всю кожу не сдерут с тебя ножи.

5
Уже их лица потом окатило.
Не сладок этот труд с ножом в руке.
"Проткни вблизи коленной кости жилу.
Несём к столбу. Поднимем тушу на крюке.

Забитый распят. Мёртвый, без движенья.
За что ?  Где ж милосердие небес ?
С кем схож он в этом жалком положенье ?
В ушах щетина! Он - как истый бес.

Кровь льётся с морды и мешается с капелью,
а дождь частит и всё сильней напор.
"Подрежь внизу, чтоб кончить с канителью, -
свяжи ему кишки и удали прибор.

Теперь давай подставь внизу корыто,
раскрой живот, не повредя кишок.
Отрежь их с грязью, что там скрыта,
вынь сразу всё, что впрок и что не впрок".

Мы - будто в фильме "Southern Comfort" Хилла*,
неприхотливые потомки древних рас,
полны жестокой и живучей силы,
выносливы, не любим лишних фраз.

Резник своей работой не смущён.
Он, сплюнув, скажет, без стеснения и фальши:
"Вот так трудиться мы привыкли испокон.
Тебе не по сердцу ?  Тогда катись подальше".

Примечание.
*Речь идёт о приключенческом фильме-триллере режиссёра Уолтера Хилла.
Там есть сцена забоя свиней. Среди героев фильма - потомки первых французских
поселенцев в Луизиане - каджуны.

6
Потом в нутре копаются живей,
берут что нужно: сердце, печень, почки.
"Надеюсь, нет в кишечнике червей ?
Всю дрянь - в компост, на удобренье почвы".

Как пар выходит изо рта зимой,
парит и свежий ливер на морозе.
"Давай кишки как следует промой,
чтоб не были измазаны в навозе".

Умелый мастер вычищает грязь:
утрёт кишку, как нос; вливает воду.
Потом качнёт - как нужно, чтоб слилась.
Вся нечисть тоже уберётся сходу.

Но нет гарантий против неудач.
Случается - кишки порвутся в связке.
Тогда хоть матерись, но не заплачь !
Не всё идёт легко и без опаски.

Привычный мастер, мудрый, словно тролль,
глядит спокойно, вроде сонной мухи:
"Промоем требуху. Поможет соль.
Ошпарим кипятком. - Проверим в брюхе !"

7
Снимают бекон и кладут на стол.
Потом потоньше разделяют ловко.
Достали праздный целый год котёл.
Дождался ! - Начинается готовка.

Идёт разделка: сало, карбонад,
грудинка, рёбра, вырезка, лопатки.
И голову в итоге отчленят. -
Для жертвы испытания не сладки.

Затем пора и ноги снять с крюка.
На том и завершилась расчленёнка.
Теперь лишь только рыло боровка
таращится на небо из бочонка.

8
Но вот вечерний звёздный плащ любезно
закрыл вверху зияющую бездну,

и рой снежинок, закружась во мгле,
сверкает на лету и тает на земле,

и предки из ночи глядят нам в лица,
хоть, может быть, нам это только снится.

А люд спешит: и родич, и сосед.
Орда гостей пришла на мясоед.

Здесь запахи варёной требушины,
накрытые столы и полные кувшины.

Труд завершён, венчается пирком,
и гомон завязался под хмельком.

Хозяйки стол накрыли в лучшем виде,
чтоб не был меж гостей никто в обиде,

чтоб, выпивши, не падали под стол
и чтоб никто голодным не ушёл.

Мясник, заклавший утром животину,
давно уж дремлет около графина,

а парень, пожалевший боровка,
печёнку ест: в восторге от куска.

Наглец-усач шипнуть сноху решился.
Седой вояка, выпив, прослезился.

Транслировался модный турбо-фолк.
В нём те, что помоложе, знали толк.

Среди подростков началось веселье.
Старухи лишь крестились за куделью.

По телику увидели звезду -
певичку, что плясала на ходу

в коротеньком почти прозрачном платье.
Так кто из старцев млел, кто плёл проклятья.

"Будь платье покороче хоть на пядь,
так стало б больше нечего скрывать !"

"Нет, братец мой, куда ещё короче,
и так трусишки лезут прямо в очи".

"А я слыхал - красавицы на сцене
и ноги задирают вверх без лени".

"Так приведи такую к нам сюда !
Не можешь ?  Не придумывай тогда".

Но клип прошёл и канул без возврата,
как всё, что не прекрасно и не свято.

И кто-то обнял вдруг издавший стон
заждавшийся в углу аккордеон.

А в нём секрет: едва издаст он звуки -
тогда конец и суете, и скуке.

Он даже предков тронет песней резвой -
то знает и подвыпивший, и трезвый.

И у окошка, где клубился пар,
запели сразу все, и млад, и стар.

И дружно полилось воспоминанье
о Сербии, оставшейся в преданье,

а звёзды в предлагают осознать:
она жива и будет процветать.