Не самая весёлая история

Причина, по которой мы снова не могли увидеться, на этот раз была верхом нелепости. Я поняла, что он врёт, а наши отношения, оказывается, уже давно трещали по швам. Я не понимала, в чём или в ком дело. Сам он не говорил, а враньё становилось всё более регулярным и неубедительным. Первым делом я кинулась спасать безнадёжно тонущую лодку, но данное мероприятие оказалось напрасным. Я приходила в отчаяние от собственного бессилия. Чем больше я боялась его потерять, тем сильнее осознавала, что он готов расстаться со мной с минуты на минуту. Я не знала, когда и как это произойдёт, но единственное, что, кажется, было в моих силах, – выдержать этот удар достойно. Не дай мне бог, думала я,  изобразить на лице что-нибудь беззащитно-глупое, округлить глаза, кинуться к нему и завопить, рыдая: «Ну почемууууу???» И в каком-то беспамятстве сыпать бессвязными предложениями, негодовать, потом упрекать, злиться, растекаться тушью и остаться в его последнем воспоминании невообразимо жалким, уязвленным существом, мокрым от слёз, влюблённым до слепоты и ни-че-го не изменившим своим бесконечно трогательным выступлением.
Очень скоро момент назрел. Всё случилось в моей квартире, мы сидели в комнате, друг напротив друга, я что-то спрашивала, он отвечал. Был каким-то хмурым, неуклюжим. Но вдруг сделал резкое движение корпусом и  прервал этот странный диалог следующей фразой:
- Слушай, мне нужно с тобой поговорить.
- Хорошо, о чём?
- Я… я не хотел, в общем, по смс, это последнее дело, как мне кажется… так, наверное, правильней будет…
Он мялся, краснел, бледнел, вздыхал, не знал, куда деть свои руки… А мне хотелось стиснуть ладонями уши. Я десятки раз проживала эти минуты в своих мыслях, но всё ещё не была готова, никак не могла поверить.
- Чёрт… я не могу…
Это было невыносимо.
- Я… я перегорел, в общем.
Прозвучало, как смертный приговор. Что-то оборвалось внутри. Какой-то колокольчик в душе звякнул в последний раз и сломался.
- Это в смысле разлюбил?
Он нервно закивал головой, опустив лицо и не смотря мне в глаза.
Я молчала. Он тоже молчал.
- Что-нибудь ещё скажешь?
- Прости…
- Ну это явно было лишнее.
Он поднял голову, я смотрела на него какое-то время, будто всё ещё сомневалась в происходящем, будто ждала, что он вот-вот скажет: «Шутка!» Но я знала, что он говорит правду, я всё чувствовала, всё понимала. То, что я наблюдала в последнее время, было лишь пародией на любовь. И, указывая пальцем на выход, я сказала: «Дверь – там».
Он изменился в лице.
- То есть мы даже не поговорим?
- Не вижу смысла.
- Ты выгоняешь меня?
- Ну а зачем ты мне теперь нужен…
- То есть уже не нужен?
- Отношения, в которых любит только один, являются потребительством со стороны другого.
- И спросить ничего не хочешь?
- Я не буду задавать вопросы, ответы на которые не хочу знать.
Ситуация явно его оскорбляла. Он не мог вынести моего безразличия и в этот момент, похоже, очень желал объяснить, что во мне не так и почему его любовь закончилась. Он ухмылялся, ходил кругами по комнате. Я отошла, встала лицом к окну и нащупала в кармане своё спасение. Там лежал плеер. Я надела наушники и уставилась на подъёмный кран. Он стоял за моей спиной, в трёх-четырёх шагах, и сквозь Диану Арбенину проливался поток нечленораздельной, приглушенной речи. Так продолжалось минуты две. Он стал приближаться. Поток набирал силу. С каждым его шагом я увеличивала громкость. И в тот момент, когда Диана Арбенина орала мне в уши уже на максимуме, он схватил меня, повернул к себе, и я увидела, как широко и некрасиво открывается его рот, злой, безумный, искривленный рот. Мне было страшно, и хотелось зажмурить глаза. Но рот внезапно закрылся, а он замер с выражением бессильной злобы на лице. Он заметил, наконец, наушники и понял, что всё это время говорил, кричал, задавал вопросы и бесился наедине с собой. Наушники он сорвал, а меня швырнул на кровать. Потом сказал, что ненавидит и жалеет о каждом дне, проведенном со мной. Вышел и хлопнул дверью.
Я заплакала.