Стихи о русской поэзии. Поэма

Стихи о русской поэзии
       Поэма


1. Дерзость (Державин)

Дерзай, дерзи царям и небу,
Императрицы не спросясь,
И где бы ты, Державин, не был,
Ты будешь помнить всем про грязь

Солдатской жизни поневоле
Из-за бумажки, не шутя
В преображенском ореоле
Екатерину возводя.

Но десять лет в одном мундире
В строю прошли коту под хвост...
Есть справедливость в этом мире?
Есть! Жизни путь совсем непрост.

Лишь в сорок лет стихи узнали
Императрица и семья,
И чтобы не было печали,
Служил в олонецких краях.

Дерзай, дерзи в стихах, как можешь,
Как буря, гром и водопад,
И что с того, что ты вельможа —
Державин, осень для осад.

Долой карьерные успехи,
Ты для России был Поэт,
Поэт совсем не для потехи:
Таких не знал наш русский свет.



2. Высь (Пушкин)

Земля и море, и народы,
Столетия вперёд и вспять,
И человеческие годы,
Любовь и смерть, и жизнь опять —

Ты видишь всё единым разом,
Подобно гению орла
С его непостижимым глазом —
И что тебе толпы хула.

А начинал лицейским утром,
Бродя по паркам и садам,
И муза поступала мудро,
Тебе являясь по пятам.

Ты был земной и — поднебесный:
Пирушки, женщины, друзья —
Свободен был в России тесной:
В границах и мундирах вся.

Свободен, как в полёте птица,
И всё на свете видел, знал:
Что там, за русскою границей,
Хоть никогда и не бывал.

Носил царю потехи ради
Свой камер-юнкерский мундир,
И всё равно был не внакладе:
Перед тобой лежал весь мир.

По человеческой природе
Несовершенен был скорей,
Но знал, что говорят в народе
При коронации царей.

И грянул час — погиб поэтом,
России защищая честь —
Теперь на свете том и этом
Поэт в небесной выси весь.



3. Любовь и скука (Лермонтов)

Со скуки женщин ты бесчестил,
Гусарской удалью гордясь,
Был хулиган в стихах без лести,
Где втаптывал их имя в грязь.

Побрезговал императрицей,
Влюблённой по уши — скандал! —
А мог бы, мог бы, чтоб гордиться,
Как Николай рогатым стал.

И лишь в одной — как мог? — ошибся,
Любившей, и не напоказ.
Как грустно! Ведь ты сам влюбился,
Спустя и годы и Кавказ.

Где белый парус одинокий?
Но он лежит на самом дне.
Где Пушкин, как Монблан, высокий?
И он в посмертной стороне.

О грусть, тоска, и скука, скука,
И никому не нужен ты,
И, Боже мой, какая мука
Вдруг вспомнить милые черты!

И шепчут вслед: он — кривоногий,
Зачем таких в гусары брать, —
И глаз, расставленных широко,
Тяжёл и неприятен взгляд.

Он горечь, злость и гнев без маски
Готов им выплеснуть в лицо,
В их шёпот сзади без опаски
Швырнуть, как тухлое яйцо.

Но в чёрной глубине бездонной,
Где скука дремлет, притаясь,
Пульсирует, как мир, огромна,
Любовь к России, не спросясь.

Она проложит путь кремнистый
Под шёпот будущих светил,
Чтоб на планете дуб тенистый
Поэта сон берёг и чтил. 



4. Одиночество (Баратынский)

Когда судьбой играть приспичит,
Мальчишку — не остановить.
Пусть трус прощения прохнычет,
Ему же лучше битым быть.

Исторгнут, вывернут, унижен
И ненавистен стал царю,
Другой сказал бы: «ах, обижен
Судьбой» — а он: «Благодарю.

В пажи не вышел, так солдатом
Карьеру новую начну,
Пусть финн теперь мне станет братом,
Я буду петь его страну...»

Он вдаль глядел, себя предвидя,
Свой стих по праву утвердя,
Молчал с невозмутимым видом,
Друзей вокруг не находя.

О, одиночество поэта!
Ты — восходящая звезда,
Но кто на всём на белом свете
Тебя увидит? Никогда!

Ты скромно кланялся прохожим,
Забытым нынче навсегда,
И даже Пушкин, непохожий,
Тебя ценил недолго, да!

Фигурой странной, непривычной
Стал забываться и бледнел,
Ещё при жизни — как обычно —
Лишь для себя писал и пел.

Игра с судьбой была жестока,
Но выигрыш — спустя века.
Нам вместе плыть с тобой далёко,
Куда несёт времён Река.



5. Слог (Тютчев)

Откуда в кофре дипломата,
Где почта иностранных дел,
Листок поэзии пернатый
Вдруг несказанно уцелел,

Как мог найти поэт изрядный
Из глубины сердечный слог,
Поэт, чей стиль совсем нарядный
Был всем знаком — лишь только Бог!

Такого не было, поверьте,
У всех великих до сих пор:
Продолжило письмо в конверте
Тот задушевный разговор.

Пусть с полуслова и случайно
Мне кто-то пишет о любви,
И в этом слоге словно тайна:
Живи, зови, благослови.

Навеки тютчевской строкою
Пленён был весь российский свет:
Я   в с т р е т и л   в а с — и нет покоя,
Ты композитор иль поэт.

Всё просто, и насквозь родное —
Ни написать, ни повторить, —
И жизнь объемлет  в с ё   б ы л о е,
И звуки песни — слога нить.

И осень возраста прекрасна,
И на тропе шуршит листва,
Как опадающе-согласна
Моя седая голова.



6. Свет (Фет)

Пронизан воздухом и светом,
Ещё так чист бумаги лист,
А за спиной полуодета
Вся жизнь — во мраке, как сюрприз.

И дышит ночь сияньем лунным,
А впереди — заре гореть,
О как тревожно и так трудно
Стихами это всё воспеть!

И ни в полслова, ни в полвзгляда
Не показать, что жизнь пуста
Без светлого её наряда,
В огне сгоревшем неспроста.

В какие страшные глубины
И мысленно не дать взглянуть —
Но светлый образ из пучины
Поэту озаряет путь

Неиссякаемою мукой,
В ней всё: весна, любовь и свет, —
И перед вечною разлукой
В поэзию вернулся Фет.

Уже не утром, а под вечер
Он зажигал свои огни...
Но в воске утонули свечи,
И ночь опять, и вновь — одни.

А ночь сияла как и прежде,
И где-то брезжила заря...
Фет умирал с одной надеждой:
Писал — горя, и жил — не зря.



7. Мастерство (Анненский)

Как неуютно в этом мире,
И всё не так, и всё не впрок,
В служебной холодно квартире,
И сердце бьётся в левый бок.

Как снисходительна и зыбка
Ещё кого-то похвала,
И критик щерится улыбкой:
Как мило... словно пахлава.

И ведь не скажешь им в запале:
Вам не расслышать тихий стон,
Мои постылые печали,
И колокольный перезвон.

Без зрения и слуха пишут
Вперекосяк и вразнобой:
Стихов глухие не расслышат,
И не увидит их слепой.

О, быть поэтом для немногих
Непозволительно смешно
В глазах решительно-убогих...
Как я устал... Мне всё равно.

О, ты поймёшь, потомок поздний,
Какой жил Мастер и Поэт
Средь революционных розней,
Несущих людям тлен и вред.

Какая сложная фактура,
И сколько планов в глубине!
Как близко всё любой натуре,
Где мир — вовнутрь, и мир — вовне!

Среди согласных звуков гаснут
Все гласные в конце строки,
И паузы играть согласны
Средь звуков музыки с руки.

И всё как будто так стыдливо
И недосказано чуть-чуть,
Движение неторопливо
В   н е д о у м е л о с т и в ы й  путь.

...И умирая на вокзале
На чьих-то жалобных руках,
Он вдруг подумал: чтобы знали
О скорых будущих смертях.



8. Мечта (Блок)

Мечте туманной и далёкой
Служил как рыцарь и поэт,
Искал, томился, плакал, охал:
Её как не было — и нет!

...Когда мечты сгорают крылья,
И в землю падает Икар,
То губы сохнут от бессилья
В надежде отвести удар.

...Какая горечь и досада,
Когда сбывается мечта!
Какая грубая отрада,
Какая жизни суета!

Ещё полжизни до ревкомов:
У губ — трагический излом,
Как будто всё увидел Сомов,
Что Блок предвидел всё, потом...

А ждал, пылал, и даже деньги
На что-то там передавал,
Жалел в уезде деревеньки,
И по Шахматову скучал.

И грянул гром! Октябрь матросом
Ворвался в жизни бурелом.
Всё сжечь! — И нет вопросов,
Ведь  с к и ф ы  —  м ы. И степь кругом.

И шляпу сняв, надел фуражку:
Вперёд, локтями, на трамвай!
И чья-то с-под забора ряшка:
— А ты ж буржуй и барин, чай!

Наслушался, и написал — такое!
«Двенадцать». И сломался враз.
И больше не было покоя,
И муза — только под заказ.



9. Лель (Есенин)

Лель, мой Лель, поэт весенний
И крестьянский блудный сын,
Позови меня, Есенин,
В небеси воздушных синь.

В ушках девичьих серёжки
Будут бирюзой сиять,
Где невестились берёзки,
Голос твой кого-то звать.

Не откликнется: лишь эхо
Будет песни повторять,
А тебе, Есенин, лиха
Уж теперь не избежать.

Вместе с верой всё сломалось,
И ты больше не поэт:
Хулиган — такая малость,
Где страны берёзок нет.

Как опавший лист, уносит
Буря века за моря,
Где никто тебя не просит
Петь про небо октября.

Был весенний — стал осенний,
Добрый пьяненький поэт —
Лель, мой Лель ты, мой Есенин,
Вот тебя уже и нет.

Ты растаял в небе синем
Над отелем «Англетэр»,
И накрыл берёзки иней
По-над всем СССР.



10. Космос (Хлебников)

Прилетала ворона
И стучала в окно,
Что в ладье у Харона
Прохудилося дно.
И поплыли с поэтом
Там, где дна не достать,
По народным приметам:
Чтоб мне мёртвым не стать.
А вода прибывает,
И, как сито, ладья —
Человек умирает
Просто так, за себя.
Он расчислил все точки
До последних времён,
Но в бумагах ни строчки
О дне похорон.
Засмеялся и — умер.
Или наоборот,
На небритой зауми
Он вошёл в оборот.
Он рассчитывал космос
Не вокруг, а внутри,
И по Млечному босым
Он бродил до зари.
И кричали дервишу:
Удались! Удались!
А дервиш — он всё выше:
О звезда! Озарись!
Дышат при смерти кони,
Сохнут травы в мороз,
По вселенским законам
Меньше численность звёзд.
И когда Время схлопнет
Космос в точку одну,
Будет Хлебников понят —
Там, где шёл он ко дну.



11. Азарт (Маяковский)

Азарт — плохой советчик в жизни,
А ты как будто с гор летел,
И свой талант слюной разбрызгал,
Когда стихи Земле хрипел.

Ты дальше всех пошёл в азарте,
Ведь жизнь стояла на кону:
Из всех разнообразных партий
Ты выбрал-выиграл одну.

И словно кием в биллиарде,
Стихами в лузы стал лупить,
И в поэтическом азарте,
Кого подскажут — заклеймить.

И верил, верил небывало
В коммунистический раёк,
Страну Советов прославлял ты,
Ей подчинив и стиль и слог.

Наивный, искренний, ранимый,
Лишь где-то теплилась душа,
А все любви как будто мимо
Тебя проходят не спеша.

И ни одной, чтобы всецело
Принадлежала бы тебе,
Ты всех делил душой и телом
С друзьями по лихой судьбе.

Как новичок, робел на старте
И под землёй искал провал,
От дикой ревности в азарте
Неоднократно погибал.

И всё в стихах, как на ладони...
И не сложилось что-то вдруг:
В загранку ехать недостоин,
О выставке молчок вокруг.

Свои же пишут: исписался, —
В театре лишь провал, провал,
В газетах вовсе оказался
Попутчик — вот уж не гадал!

...Теперь —  с ч а с т л и в о   о с т а в а т ь с я
Б е з   б о л и,  б е д   и   б е з   о б и д...
И в коммуналке без оваций
Поэт останками лежит.



12. Анализ (Заболоцкий)

Подобно Брейгелю меньшому,
Взглянуть у мельницы окрест,
И на Голгофу, как до дома,
Нести Христу тот самый Крест.

Расплющить носом паровоза,
Чтоб притяженье опроверг,
И выжечь на бетоне звёзды
С серпом и молотом поверх.

Разъять с филоновской отвагой
Орла в полёте, липы лист,
И освятить листком бумаги,
Что только что, но был так чист.

Анализировать движенье,
Полёт, и мысль, и свет, и блуд,
И верующих смиренье,
Когда на плаху волокут.

Нет, не напрасно ГПУ-шка
Твой дерзкий путь пересекла,
ЧтО жизнь твоя? Одна полушка,
Параша, клетка без стекла.

И ты испытывать достоин
Все муки адовых погон:
Ну, сколько дней без сна и койки
Ты выдержишь, пока дух вон?

А если воду на затылок
Расходовать по кап-кап-кап?
Или в мозгах одни опилки:
Полезен коже водный скраб.

Анализируй, ты же можешь,
И называй по именам:
Ну... ведь Маршак... молчать негоже,
Всё всё равно известно нам.

...Неправда, что людей косила
Под пыткой чья-то болтовня,
А Заболоцкий со всей силы
Молчал. И думал про меня,

Про безымянного потомка.
И медленно сходил с ума...
— Вот, взяли мужика без толку:
Добьёт такого Колыма.

Он выдержал и степь блатную,
И Приамурья лаг и кал...
Вернулся под Москву родную,
Но  т е х  стихов — не дописал.



13. Труд (Цветаева)

На целый том нащебетала
Девичьих мыслей сто пудов,
Там слёзы и любовь — немало
Для двадцати пяти годов.

Никто в тебе и не приметил
Поэта, что там не пиши,
Но времена за всё в ответе:
Пришла беда — и свет туши.

Какой процесс идёт во мраке,
Что провернулось в голове,
Поэт рождён не на бумаге,
А в смерти, в холоде, в ботве,

Чтоб накормить детей без мужа,
Чтоб обогреть постылый кров,
И каждый день идти на стужу
Искать хоть что-нибудь для дров.

Какая вольная стихия
Народной речи, ритмов, слов
Вдруг ворвалася в строки злые,
Как Русь сорвалась с тормозов.

Всю жизнь в свои стихи вложила,
И каждый день садясь за стол,
Всё то, что сердцу было мило,
Ты возводила на престол.

Ты шла за стол, как на Голгофу,
Свой каторжный любила крест,
И лучше б не было другого:
Пока писать не надоест.

Поверить не могла в такое,
Пока  в е р х о в н ы й  не бил  ч а с:
Могла писать — но нет покоя —
И не писала — сотни раз.

Перед петлёю юность вспомнив,
Записочки прощебетав,
И над собой обряд исполнив,
Ушла, стихами не солгав.



14. Память (Ахматова)

Когда влюблённый Модильяни
Перед твоим ночным окном
Гасил шаги в надежде тайной
Тебя увидеть за стеклом,

Когда ночами хоронила
Себя и серые глаза —
От ветра над твоей могилой
Просилась редкая слеза,

Когда с неженскою отвагой
Бросалась в омуты страстей,
Мужчины — а-ах, бедолаги! —
Тебя любили всё сильней —

Могла ль представить ты, какою
Легендой станет жизнь твоя,
ЧтО сбудется с твоей страною,
ЧтО в ней найдёшь ты для себя.

Ты начинала без раскачки,
Была Поэтом с первых строк...
Ты вспомнишь всё, и всё расскажешь,
Когда придёт поэмам срок.

Ты вспомнишь: пристально и рьяно
Твои стихи стерёг Молох, —
И нет тебя на свете, Анна:
К Ахматовой народ оглох.

Ты вспомнишь, как не величаво
Стояла ты в очередях,
Довесках к городу на славу,
Что тюрьмами насквозь пропах.

И нет спасенья от Молоха,
Лишь в память множатся стихи,
Чтоб до последнего задоха
До будущего донести их.



15. Глаз (Пастернак)

Твой глаз сравним лишь с лошадиным,
Всё крупно, в лоб и не стыдясь,
Отцовским мастерством картинным
Незабываемо гордясь.

Твои дожди растут из титров,
Как в чёрно-белом синема,
И даже музыка с пюпитра
Звучит узором, не сама.

И мир вокруг играет в шёпот,
Где мчатся кони, как в немом,
И ты описываешь топот
Следами их копыт потом.

Созвучно то, что на бумаге
Печатным знакам не вредит,
А рифмы — сколько в них отваги! —
Читатель чаще в них глядит.

Как пригород, стихи кромсая —
Они на карте — не  припев, —
Берёшь ты слово «костромская»,
Его в болотах подсмотрев.

Твои стихи звучат, как иней
На выпрямленных проводах —
Вокруг кладбИща сумрак синий,
И слёзы на моих глазах.

Твой глаз большой, он всё вмещает:
И лес, и сосны, и поля —
Могильный абрис словно знает:
Молчанием полна земля.



16. Слух (Мандельштам)

Не нужны глаза ему при свете,
Пальцы зрячи даже в темноте,
И последнее, что было на планете —
Слух поэта тонет в глухоте.

Словно выпали на дно морское,
Там, где вечно тишь и благодать:
Камень незабвенный — он со мною,
Только я в петле и за тобою,
Осип, буду падать и страдать.

Я ведь вижу, слышу, осязаю
И вдыхаю тяжкий аромат,
А тебе — лишь слушать, точно знаю,
Шуберта под скрежет и под мат.

Я стрекозы смерти вижу ясно,
У тебя они лишь в пальцах той руки,
Что ногтями выскребет напрасно,
Не дождавшись пайки до Реки.

Та река не Стиксом ли зовётся,
Нам придётся речку переплыть,
Я пою — ты слушаешь пропойцу,
Чаешь, как Харона ублажить.

Чтоб без мук, без боли, без страданий,
Донесёт предсмертно слух тебе
Напоследок твой же вздох недавний:
Быть поэтом — следовать судьбе.



29.09-11.10.2014