Сквозь поэтический бинокль
Часть І
Неужели так уж необходимо, чтобы мы страдали по поводу всего, что делаем? Или все же есть секрет, открыв который, мы будем способны подняться над всеми нашими невзгодами? «Из жизненного опыта следует извлекать только полезное и ничего больше, – сказал, однажды, Марк Твен, – иначе мы уподобимся той кошке, что присела на горячую печку. Она на горячую печку никогда больше не сядет – и правильно сделает, но она никогда больше не сядет и на холодную».
В сущности, великий писатель и юморист говорит нам: «Пусть пройдет боль горьких уроков, и мы двинемся дальше, но теперь будем более осторожными». Иными словами, встречаясь на земном жизненном пути с плохим и хорошим, мы учимся тому, что значит быть Человеком, и начинаем понимать, что такое жизнь и для чего мы заброшены в этот мир, – это для того, чтобы совершенствоваться, помогая друг другу! Не стану отрицать, что черные мысли и негативные эмоции мне не знакомы. Было и смятение чувств:
«Я больно падал, – поднимался снова,
Страдая, ненавидя и любя,
Пока в душе не вызрела основа,
Которую лелеяла Судьба»;
было и раздвоение личности:
«Согласен с Фаустом вполне,
Что «…две души живут во мне,
И обе не в ладах друг с другом…»;
но все это уже в прошлом, а сейчас:
«Две души, наконец-то, слились воедино, –
Слава Богу, закончился их поединок!»
Обретя свое истинное «Я», начинаешь сознавать, что существует другой, высший мир, который и является нашим подлинным домом; что здесь мы лишь для того, чтобы усвоить уроки этой жизни, а вовсе не для того, чтобы оказаться невольными участниками драк и сражений за лучшее место под солнцем.
Осознав это, я успокоился. Стать спокойным в неспокойном мире – дело не простое. Оно требует усилий. Внутреннее спокойствие не равнодушие, но душевное умиротворение и одухотворенность, основанные на прозрении:
Никто из нас не застрахован
От сокрушений в чреве лет,
Но тот, кто СЛОВОМ очарован,
Дыханьем ИСТИНЫ согрет.
Сейчас я отчетливо сознаю, что получал от судьбы и впредь буду получать ровно то, что заслужил в результате своего духовного роста, соразмерно этому росту и на каждом этапе этого процесса. Например, ещё десять лет назад, разве мог я предположить, что всерьез увлекусь стихотворчеством, не говоря уж о том, что осмелюсь печататься? Да о подобном мне и не снилось даже,— до поры…
Теперь же некоторые мои стихи опубликованы в газетах «Наш путь», «Артинские вести», «Добрый день», «Городок», а так же в поэтическом сборнике "Приуфимские зори" и в уральском альманахе «Складчина». Действительно: «Пути Господни неисповедимы».
Часть II
В связи с этим, обязан рассказать один удивительный сон, приснившийся мне весной 1996 года, и что за этим последовало. Я и сегодня, спустя десять лет, помню его до ярчайших подробностей. Тогда мне приснилось, что лежу я, весь израненный, в искорёженных железных доспехах, не в силах выбраться из их смертельного плена. Вдруг замечаю сквозь прорези для глаз незнакомого мне человека в белом. Незнакомец, склонившись надо мной, открывает со скрежетом на моем шлеме заклинившее забрало и произносит: «Выходи!». И я вылез с его помощью из сплющенных лат через открытое отверстие, как рак из панциря. Затем, велев следовать за ним, мой неожиданный избавитель стал удаляться, почти не касаясь земли и, подчиняясь его воле, я поднялся и побрел за ним, с трудом передвигая ноги.
Какое-то время мы пробирались сквозь чащу густого хвойного леса, затем перешли через глубокий овраг, пересекли березовую рощу, прошли озимое поле и, наконец, оказались на окраине какого-то не-то поселка, не-то городка. Долго шли в вечерних сумерках по длинной, безлюдной улице. Всюду валялись пустые бутылки, банки, пакеты, окурки, клочки рваной бумаги и прочий «человеческий» мусор и хлам. На столбах и заборах пестрели афиши, объявления, висели лозунги на растяжках и стояли рекламные щиты с белым текстом на черном фоне, как в негативе.
Затем мы спустились в подземный переход, где вдоль стен мрачного туннеля стояли нищие, сидели калеки и лежали пьяные. Пройдя тоннель и поднимаясь по ступеням ведущей из подземелья лестницы, я увидел во встречном потоке людей толпу дерущихся и среди них узнал некоторых моих прежних знакомых (ныне умерших), призывающих меня к ним, но мой проводник велел не задерживаться, и мы вышли на поверхность. Здесь занимался рассвет…
Тут я увидел отъезжающий автобус со школьниками и учителями, (бывшими моими коллегами), и среди них узнал свою жену. Забыв про все на свете, кинулся им вдогонку, крича и размахивая руками, стараясь привлечь их внимание, но все тщетно – автобус уехал:
Вы уехали – я остался.
Добела раскалилась слеза;
Свет померк, горизонт закачался –
Пополам раскололась душа.
Придя в себя, заметил, что вожатый уже далеко, и снова устремился к нему. Из последних сил шел и шел за ним вдоль ограждения из колючей проволоки, за которой беспорядочно сновали заключенные в окружении вооруженных милиционеров.
Наконец, я оказался перед трехэтажным белокаменным зданием, в котором уже скрылся мой ведущий. Над входными дверями была вывеска, где играя всеми цветами радуги, сияло «Школа искусств» . Стеклянная мозаичная дверь была открыта, и я зашел внутрь. В вестибюле никого, в коридоре тоже пусто. Решил подняться на второй этаж, но ни лестницы, ни лифта нигде не обнаружил, зато заметил, что из круглого люка в потолке струится чистая, как слеза, вода. Почувствовав непреодолимое желание утолить жажду, отпил этой воды из пригоршни и вдруг ощутил необычайную легкость тела и небывалый прилив сил. Тем временем струя воды как бы замерла и затвердела, став похожей на гимнастический канат, по которому я легко вскарабкался наверх и очутился в светлом просторном зале, в центре которого на монолитном мраморном пьедестале в виде скалистого выступа возвышалась статуя небольшого крылатого коня размером с пони, наподобие конька-горбунка из сказки Ершова. Я понял, что это Пегас – крылатый конь Зевса из древнегреческой мифологии [с греч. Pёgasоs ‹ pёgё - источник].
Только я коснулся статуи рукой, как конь неожиданно ожил, ударил правым передним копытом по пьедесталу, и оттуда, как из недр Геликона, забил, запульсировал чудесный ключ с живой водой, словно волшебный источник Ипокрена – источник муз, вода которого, якобы, давала вдохновение поэтам.
В ранней молодости я несколько раз пытался рисовать словами, но из-за недостатка знаний и отсутствия опыта, да и за суетой жизни, каждый раз бросал это занятие. Но вот наваждение-то, уже в зрелом возрасте, имея троих взрослых детей, – опять «накатило»: копилось, копилось и вдруг, как плотину прорвало. Как тут не вспомнить А. Майкова:
Мысль поэтическая, – нет! –
В душе мелькнув, не угасает!
Ждет вдохновенья много лет
И, вспыхнув вдруг, как бы в ответ
Призыву свыше, воскресает.
Дать надо времени протечь,
Нужна, быть может, в сердце рана
И не одна, чтобы облечь
Мысль эту в образ и извлечь
Из первобытного тумана.
Итак, я нашел Пегаса. В голове сами собой, как внезапные гейзеры из-под земли, вырвались и запульсировали в ямбическом ритме слова:
Найду крылатого коня,
Лет 25 балластных скинув,
Легко вскочу ему на спину,
И – только видели меня….
Произнес это вслух. Пегас закивал головой и вдруг спросил человеческим голосом: «Хочешь летать?» – «Да», – сказал я. – «Тогда оседлай меня». (Оседлать Пегаса – писать стихи, стать поэтом.) Помню, когда мне было 12 лет, мы – ребятня, часто водили коней в ночное. Я долго не решался перевести коня с бега «рысью» на «галоп», но однажды это произошло, и я испытал необычайный восторг от ощущения свободного полета над землей. Подобное ликование испытываешь при первом прыжке с парашютом и в моменты творческого озарения:
Не выразить словами ощущения,
Когда внезапно начинаешь сознавать:
Какое это чудо – вдохновение,
А может даже, Божья Благодать!
Недолго думая, привычно, как когда-то в детстве, я взобрался на коня. Пегас, шумно взмахнув крылами, плавно воспарил над пьедесталом, и мы выплыли из раскрытого окна ничуть не хуже, чем булгаковская Маргарита. Удивительно, что с этого момента я снова начал летать в своих снах, причем без всяких подручных средств, просто раскинув руки в стороны, и паря над землей, иногда выше, иногда ниже – когда как.
Сделав несколько кругов по восходящей спирали, мы поднялись до уровня окон третьего этажа, и тут на единственном балконе я снова увидел того, по стопам которого шел все это время. Сейчас он был не один, – рядом с ним стояла женщина изумительной красоты.
Пегас, почувствовав мой интерес к ним, замедлил полет и завис в воздухе как раз перед балконом. Я в замешательстве молчал, не осмеливаясь что-либо спросить, но незнакомец понял мой безмолвный вопрос и сам спросил: «Знаешь – ли притчу о милосердном самаритянине?» Я кивнул головой утвердительно. «Считай, что это я,– сказал он с дружелюбной улыбкой, а это Агапэ – твой светлый ангел. Теперь она будет заботиться о твоей душе. Доверься ей. Я же сейчас должен незамедлительно удалиться, но мы еще не раз встретимся, поэтому не прощаюсь». Сказав это, он повернулся и скрылся за балконной дверью, а женщина-ангел, лучезарно улыбаясь, протянула мне небольшую брошюру, которую все это время держала в руке, со словами: «Возьми. Это твой будущий поэтический сборник». Я с трепетом принял из её рук книжицу, на обложке которой прочитал название «Сквозь поэтический бинокль», поблагодарил и… проснулся.
Часть III
С того времени я постоянно стал чувствовать чье-то незримое присутствие рядом, как будто Некто следит со стороны за моими поступками в снах, как бы смоделированных специально для того, чтобы проверить в тех или иных ситуациях мою реакцию на них; наблюдает, но не вмешивается в мои действия, лишь оценивая выбор моего поведения, иногда одобряя и подбадривая, иногда осуждая и сдерживая. Странные ощущения.
Слава Богу, глядя сегодня с высоты своего богатого жизненного опыта на все «Сквозь поэтический бинокль», я уже начал понимать, что человек является не тем, чем он владеет, но тем, что владеет им.
У любого из нас есть выбор, либо следовать к свету, либо идти в противоположную сторону, либо топтаться в замешательстве на одном месте, не зная, куда ступить и как поступить, рискуя заблудиться и быть сбитым (с толку) потоком, движущихся во тьму.
Скажу проще:
Путей, бесспорно, в мире много –
Суть вечной Истины одна:
Когда душа не ищет Бога, —
Её находит сатана:
Жизнь — двусторонняя дорога.
Казалось бы, куда еще проще-то, но нет, куда ни глянь – сплошные ссоры, драки, грабежи, разбои и войны. Что как ни зло – расовая, национальная и религиозная нетерпимость, фальшь и ханжество, холуйство и самовлюбленность, ложь и мошенничество. Отсюда слезы, кровь, боль и страдания. Зачастую осознание того, что зло зияет, а добро сияет, приходит слишком поздно, когда процесс погрязания в разлагающемся болоте соблазнов, грехов и пороков становится уже необратимым. Да и сам-то я, давно ли выбросил чертову дубинку, найдя перо жар-птицы, чтобы освещать, с Божьей помощью, путь и себе, и тем, которые все еще блуждают в потемках жизни, как и я недавно, мечась и разрываясь между дьяволом, который хочет довести нас до животного состояния, и Богом, который дает нам возможность обрести спасение.
Конечно, я не могу пока с полной уверенностью утверждать вслед за Л.Н. Толстым, что «… побуждают меня к тому, что я делаю, не корысть, не слава, не мирские соображения, а только страх не исполнить того, чего от меня хочет Тот, Кто послал меня в этот мир и к Которому я каждый час жду своего возвращения». ( Л.Н. Толстой, «Я верю».).
Тем не менее, в меру своих сил и возможностей, я должен хотя бы попытаться предостеречь от необдуманных и безрассудных поступков и себя, и тех, кому еще не поздно помочь, иначе мне не простится мое бездействие, ибо, как утверждал
Е. Н. Баратынский: «Дарование есть поручение и должно исполнить его, несмотря ни на какие препятствия».
***
КОГДА ПУЛЬСИРУЮТ СТИХИ
И к чему нам сегодня эти
Рассуждения о поэте
И каких-то призраков рой?
«Поэма без героя»
А. Ахматова.
1.Пролог
Я не святой –
порой живу в пороках
и не пророк,
поскольку не святой;
порою мне
без друга одиноко, –
без Бога был бы
вечно одинок,
поэтому
смотрю не однобоко
на все
сквозь поэтический бинокль.
2.Посвящение
Сочетая былое и грёзы,
Отражая реальности боль,
Терпеливо в жару и морозы
Созревает поэзия зорь.
И молитвой, смиряющей хаос,
Разверзая забвения мглу,
Хороню я презрения ада
И прозрение лада храню.
Вихри рая, спасибо Христу,
Отроясь, не исчезли бесследно –
Зазвенели в плодовом саду,
Собирая нектар повседневно.
3.Доверие
Читая тихие стихи,
Светлеет ум, душа не дремлет,
А как бы молится в тиши,
И Бог её молитвам внемлет.
Тогда ликует ум щемяще,
Что снизошел к тебе Творец
И, осенив строкой звенящей,
Из мрака вывел, наконец.
Куда идем, пока неясно -
Дух откровения непрост,
Но сердце слышит шёпот счастья:
«Смелей! Тебя ведет Христос.
Не скоро ты ему поверишь,
A Он - сто раз ещё проверит
В тревожных снах и наяву,
Пока Гармонию доверит
Тому, кто ценит красоту,
Достойному служить Ему».
4.В предверии
(пред верой)
Когда в предутренней тиши
И ум светлей, и сердце чище,
Тогда пульсируют стихи,
Как будто их даруют свыше.
Но так случается не сразу –
Сначала бродишь наугад
Среди трущоб словесной чащи
В ехидном звании «чудак».
Нет, я за это не в обиде
Ни на судьбу, ни на друзей,
А если сам кого обидел,
Пока кружил в тревожном виде,
Прошу прощенья тех людей.
5.Шёпот
… Пока корчуются слова,
Приставки, суффиксы да корни,
Как зябь, взрыхляется строфа,
Которая надеждой кормит.
Но, чтобы выросли стихи,
Оздоровляющие душу,
Сначала выполи грехи,
Лишь те покажутся наружу.
Когда очистится душа
От ржавчины и позолоты,
Прозрят духовные глаза,
Увидишь горние заботы…
6.Свет ИСТИНЫ
Когда свет истины горит,
А ум из дебрей чисел вышел,
Тогда пульсируют стихи,
Как будто их диктуют свыше
Нет, так случается не часто:
Дух откровенья – редкий гость,
Но раз Он к творчеству причастен,
Мысль не страшит уже хаос,
И хаос сердцу не опасен
Всё в этом мире ходит кругом:
Восток и запад, север с югом.;
Мы где-то тут – вы где-то там,
Здесь все разбито пополам
И в то же время все едино;
Лад – золотая середина.
7.Развязка
А, впрочем, всё не так-то просто,
Как кажется на первый взгляд.
Нужны не дни, а годы роста
И горы умственных затрат,
Чтоб в лабиринтах разобраться
Своей мятущейся души
И с божьей помощью подняться
На новый ярус красоты;
Чтоб злому року не поддаться
И ближнего не обмануть;
И перед Отче отчитаться,
Когда к Нему нас призовут,
За свой стихийно-грешный путь.
8.1 Эпилог
«Нельзя,– сказал Сократ однажды,–
ступить нам в ту же речку дважды».
Философ прав: течет вода,
Коснется нас, и нет следа.
Мгновенья, кладываясь в годы,
Текут во времени, как воды.
Неуловимо быстро время
Ткёт паутину зримых лет –
Всё ощутимой жизни бремя
И тот предел, где граней нет.
Не вечны каменные своды,
Ушли уж целые народы,
И мы, как искорки природы
Уйдем со временем туда,
Где тайна скрыта от ума.
Умрёт душа или родится,
Уйдет вперёд, иль возвратится,
Чтоб возродиться не спеша,
А до нуля не измельчиться,
И всё зависит ли от нас?
Про это умолчал Пегас…
Стихи. Серия Библиотека "Урала", "Складчина", Екатеринбург, изд-во журнала "Урал", выпуск 8 2005г.
© Copyright: Михаил Штирой, 2010
Свидетельство о публикации №110030203886
8.2 эпилог
(продолжение, спустя 5 лет)
Умрёт душа или родится…?
Уйдёт вперёд иль возвратится,
Чтоб возродиться не спеша,
А до нуля не измельчиться...?
А если худшее случится:
Духовный выкидыш свершится...?
"Кого винить?" – спросил шутя,
И вдруг звенит, издалека:
"В-и-н-и себя"...
Хоть я давно уж не ребёнок
И знаю, чуть ли не с пелёнок,
Что нет ни дьявола, ни бога –
Тугой волной всплыла тревога.
Чуть–чуть мне стало не до смеха –
От мыслей не бывает эха,
А, может, я подумал вслух?
Чур, чур, меня, «речистый Дух».
Откуда этот странный звон
Лучистой солнечной свирели,
Что, просочившись через ели,
В душе рождает сладкий сон?
Всмотрелся, вслушался и, вдруг,
Глаза мои тотчас прозрели:
Как эльфы, листья на ветру,
Трепещут в радужной купели.
Ручьём хрустальным речь струится:
"А чем ты можешь заручиться,
Что эго-бес тебя не съест?
Не он ли, как паук опутал
твой ум вином и табаком,
Чтоб ты не вырос до небес,
А превращался в лилипута?
Ты с этим бесом не знаком?"
Тут, как на грех, раздался треск –
Рука невольно чертит крест.
В смятеньи я остановился
И осмотрелся, но окрест
Шумел всё тот же хвойный лес,
В вершинах шалый ветр бесился, –
У заболоченных корней
Метелью рой слепней носился
И прочих мелких упырей.
Здесь нет намёка на людей,
А, если, образ сей поможет
Представить зримо мыслей рой,
Которые, кружа;т порой
Над нашей бедной головой,
То не тщеславно буду рад,
Что даром не пропал заряд.
Весь этот спутанный клубок
Кипящих искр и чёрных точек
И вдоль, и вкось, и поперёк,
Как вихрь духовных оболочек,
Плывёт, качаясь, надомной,
Как облака над головами.
Внутри меня незримый бой:
Идёт борьба с самим собой,
Идёт война между мирами…
***
О, ЛЮБОВЬ!
Встреча
"Ради встречи нашей, ради
Дней, похожих на мечту,
Из лирической тетради
Я стихи тебе прочту".
(?)
Ночь вязала купол вокзала,
Тесно жались автобусы вряд.
От мотора стекло дребезжало,
Пассажиры ворчали не в лад.
Было холодно, сыро, убого.
Где-то выла уныло тоска;
Позади – вся в ухабах дорога,
Впереди – в белой дымке судьба…
Ты в автобус зашла торопливо,
А в салоне уж было «битком»,
Лишь один я скучал сиротливо,
У окна, притулившись бочком.
В тот же миг наши взгляды скрестились,
Полыхнуло вдруг сердце огнем,
На мгновенье мы оба смутились
И навеки остались вдвоем.
А когда ты склонилась устало
На плечо мне, рассыпав цветы,
Ничего в целом мире не стало:
Ни чужой, ни своей суеты.
В разлуке
Снова остался один у порога –
Сердце сдавило тоской;
Грязь на дороге, а в сердце тревога,
Снова ты машешь рукой.
Только, родная, пойми не превратно:
Я не обижен судьбой –
Верю, что скоро вернешься обратно,
Знаю, что будешь со мной!
Все никак не вернется тепло,
Лишь на час потеплело – и снова
Зябко ежится день за стеклом,
Снова сердце без доброго слова.
Все никак не привыкну к тому,
Что опять ты вдали, а не рядом,
И навряд ли смириться смогу,
Что не в силах ласкать тебя взглядом.
Дни как ночи, а ночи — без дна …
Снова Леночка ночью проснется,
Тихо спросит: «А мама пришла?»
И, заплакав, к стене отвернется…
Очень жаль, что в это лето
Нет тебя со мной, ну что ж,–
Сердце памятью согрето,
Сладко спит в кроватке дочь.
Вспоминаешь то да это,
Сердцу все в груди тесней:
«ведь в разлуке, как известно,
Мы становимся нежней».
Много время погубило,
Много лишнего смело,–
Только сердце не забыло,
Отчего ему тепло.
Помнишь, как мы повстречались,
Рассуждали о кино
И сперва не замечали,
Что нам вместе суждено?
Помнишь, как луна катилась,
Заглянув тебе в лицо,
Незаметно превратилась
В обручальное кольцо?
Помнишь ночь, что нас венчала?
То забыть нам не дано:
Ведь она была началом
Всех начал, что нас свело!
Не забыть в Конево рощи,
Спелых ягод и груздей,
Как мы в первый раз у тещи
Спали в холоде сеней.
Помнишь, как мы ждали сына,
А родилась дочь,
Но зато она похожа
На тебя точь – в – точь.
Твои глаза
Твои глаза – не помню дня,
Чтоб были постоянны:
То душу вытряхнут до дна,
То празднично нарядны.
Еще вчера они, как сад,
Цвели, благоухали.
Но от меня повеял хлад,
И все цветы увяли.
Ещё вчера лучился взгляд,
Твои глаза сияли, –
Сейчас там молнии блестят,
Их взгляд – острее стали.
Еще страшней, когда – как град,
Иль спрячутся глубоко,
Тогда и сам себе не рад,
И в мире одиноко.
Кто ж виноват, когда там яд
Или таятся мины,
Когда клокочут и бурлят
Твоей души глубины?
Сегодня в них колючий взгляд,
Ресницы, словно льдинки;
Не брови – коршуны парят,
А в уголках слезинки.
Но знаю: завтра загорят
Жемчужины в ресницах,
А брови тонкие взлетят,
Как сказочные птицы.
Вдруг в искушение введут.
И нет прекрасней ночи:
Какой тут сон – всего прожгут
Чарующие очи!
Сияет в них любовь зарей –
Когда им быть пустыми?
Ведь связаны одной судьбой
Твои глаза с моими!
Они, как звезды, предо мной,
С ресницами густыми,
Зовут и манят за собой,
И я — иду за ними!
***
ЗАРЯНКА
Пусть много гимнов не допето,
И не исчерпано блаженств,
Но чую блеск иного света,
Возможность новых совершенств!
В. Брюсов.
Преамбула
У нас «большая перемена»:
Свобода полная дана –
Играем все самозабвенно.
И в коридорах кутерьма.
Надеяться, что в это время
«Казнократических» по_бед
Услышит кто-нибудь поэта
В циклоне меркантильных лет,
Наверное, наивный бред.
Вчера – нельзя, сейчас не в тему,
А завтра можно не успеть –
Довольно! Выпущу из плена
Зарянку пёструю на свет.
Хоть я не знаю, что за сила
Мои надежды воскресила –
Раз мысли будит спозаранку,
То я назвал её зарянкой.
Пускай малиновка не сокол –
В высоких сферах не парит, –
Хотя гнездится невысоко
И незатейливо звенит;
Но если Вам уже за сорок,
Душа в зените, ум не спит,
Она до сердца долетит.
А чтобы не витала где - то,
Как мысли юного поэта,
Я осеню её крестом,
Дам точный адрес без обмана,
Прогноз погоды без тумана
И так напутствую пером:
Напутствие
«Лети, заряночка, на волю
Тебя я больше не неволю,
Коль появилась ты на свет,
Должно уметь летать и петь,
А не метаться в тесном мире,
Тоскуя о заветной лире.
Ты оперилась знойным летом,
Летать училась на рассвете,
Боясь смешной казаться днем,
Но прометеевым огнем
Мне согревала сердце в стужу,
Терзала зевсовым орлом
Закосневающую душу,
Ленивый ум будила ночью,
Чтоб до утра ловил воочию
Из подсознательных глубин
На фоне призрачных картин
Животрепещущую строчку.
Пускай не золотые рыбки
В ячейках клетчатых страниц,
Но, если мудрою улыбкой,
Подобной сполоху зарниц
Вдруг озарятся чьи-то лица
При виде явных небылиц,
То я вознагражден сторицей.
За все спасибо, муза-птица!
Лети, дитя ума и сердца,
Спеши, открыта клетки дверца,
Лети по млечному пути,
Друзей, встречая впереди.
А, если встретишь иноверца,
То гордых чувств его не трогай –
Пускай идёт свей дорогой.
Но, чтоб самой не заблудиться,
С тропы поэзии не сбиться
И в прозе дней не утонуть,
Сверяй в ночи по звездам путь:
Они тебя не подведут.
Хоть многих звезд давно уж нет,
Но льется их духовный свет,
Несущий нам заветным пеньем
Былых веков Благую весть,
Что мы в гармонии с вселенной,
Пока в России и окрест
Звучит поэзии оркестр,
Связующий единой нитью
Сердца поэтов, поэтесс
И всех, кто чувствует наитием,
Очнувшись от мятежных снов,
Гармонии священный зов;
Хрустальный, с нежным переливом,
Как будто светозарный луч,
Вставая из-за снежных круч,
Златой соломинкой игриво
Щекочет сердце из-под туч
И призывает терпеливо:
«Пора, пора, душа, проснись,
Взгляни на мир духовным зреньем,
Чтобы увидеть в жизни смысл,
Предвосхитив финал забвенья».
Надежда
Когда-то я искал Пегаса:
Мечтал летать на нем верхом
К вершинам славного Парнаса
Под звон литавр да с ветерком –
Увы, иду-бреду пешком,
Мотая классиков на ус,
Которыми гордится Русь.
Как стихачам другим, не знаю,
А мне, доверчиво признаюсь,
Чего уж там греха таить,
«Медузу» легче подоить,
Чем привередливую музу.
Шучу и с горечью, и с болью:
Впустую ль бьюсь над новой ролью?
И все ж рискнуть себе позволю
Дать рифмам пульс, а мыслям волю.
И хоть порядком уж одни
За эти годы потускнели,
Другие вспыхнуть не смогли,
Но все погаснуть не успели.
Щебечет птаха: «Не тужи!»
Мерцают разумом огни!
Уймутся вьюги и поземки,
Рассветом сменятся потемки,
Прольются теплые дожди,
Бог даст, созреют и плоды – жди!»
О, муза – вестница небес,
А я уж думал нет чудес –
Задорной песнею звеня,
Ты обнадежила меня!
Вера
— Звени, живая песнь поэтов
Святого древа красоты,
От корня Нового Завета
До беззаветной высоты!
— Постой, крылатый друг, изволь
С высоких символов спуститься,
Душе разбуженной позволь
Земной красою насладиться.
К чему нам мерзлые вершины
Среди незримой пустоты?
Глазам милей холмы, лощины
Родной уральской стороны,
Где, не взирая на метели,
Все ухищрения зимы,
Не все сердца заледенели
В преддверии Большой Весны
И тот, кто близок нам по духу,
Созвучен чуткою душой,
Кто знает творческую муку,
Услышит, муза, голос твой.
Лети, моя лиловоглазка,
Мечта, фантазия и сказка,
Из затерявшейся глуши
В объятья родственной души!
Стремись вперед, звени, не трусь,
Заветы, зная наизусть,
А я пойду вслед за тобой,
Как день за радужной зарей!!
Нет, мы не временные гости
Чудесной солнечной Земли:
Истлеет плоть, исчезнут кости,
Но не энергия души!!!
*Зарянка (малиновка) — небольшая кустарниковая певчая птица семейства дроздовых. Гнездится на нижних ветках кус¬тов на высоте до полутора метров над землёй, иногда в дупле дерева или на земле.
У молодой птицы оперение сверху тёмно-бурое со светлыми пестринками, а снизу — беловатое с тёмными пестринками. У взрослой — спинка оливково – серая, брюшко – белое, а грудь и горло оранжевые.
Песня — звенящая трель с легкими переливами.
См. «Певчие птицы России».
***
ДУХОВНОЕ ПРЕОБРАЖЕНИЕ
I. Разногласие
Одна, как страсть любви, пылка
И жадно льнет к земле всецело,
Другая – вся за облака
Так и рванулась бы из тела.
«Фауст»
И.В. Гете.
1
Согласен с Фаустом вполне,
Что «… две души живут во мне,
И обе не в ладах друг с другом»,
Как верх и низ иль север с югом,
Как две соперницы-подруги.
Их дифирамбы слаще меда,
Зато укоры горче хрена.
Порой одна душа смеётся, –
Другая – плачет в это время.
В сердцах «НЕ БЕСНАЯ» пеняла,
Что я о ней забочусь мало;
Мол, не её боготворю –
К земной душе благоволю.
Пегасу верному попало:
Витал, де, прежде, где попало,
Игриво рифмами звеня, –
Теперь жует слова устало,
Понуро голову склоня,
Без искры Божьего огня.
Про то обидно было слушать
И вот, немного став получше,
В порыве самых светлых чувств
Я за перо опять берусь.
Сижу, рисуя авторучкой
Загадочные закорючки,
Гляжу и мысленно гадаю,
О чем писать? – увы, не знаю.
Казалось, вырос на порядок –
Так смело двигай мысль вперед,
Но хлеб поэзии не сладок
И нет здесь гладеньких дорог.
На кухне дым, на сердце грусть –
Увы, мой дух угрюм и пуст,
Средь мрачных дум и скорбных чувств,
Как за окном прозрачный куст.
А впрочем, я не унываю –
В душе зима, но я-то знаю:
Придет весна, снега растают.
2.
Вы уехали – я остался.
Добела раскалилась слеза.
Свет померк. Горизонт закачался.
Пополам раскололась душа.
Знать не зря сон навязчивый снился:
Лишь сейчас начал я сознавать,
Что Господь, не шутя, рассердился
И решил, возлюбя, наказать.
Душа земная утешает:
«Нынче, милый, жизнь иная –
К черту творческие муки,
Брось заумные науки.
Коль в тебе остался пыл,
Отряхни кручины пыль
Да спустись с пустых небес:
Не для нас мудреный крест.
Не тужи, поэт, о прошлом,
О грядущем не гадай,
А смотри на мир попроще,
Прозу жизни воспевай».
Ну, что ж, пожалуй, я готов
Сказать о буднях пару слов.
Посмотрим, что там есть у нас?
Картошка в голбце – это раз,
В сарае сено, слава Богу,
Трудились летом понемногу.
Так, что ещё на три, четыре?
Вода сама бежит в квартире,
Дрова лежат в дровянике,
А огурцы не в парнике –
В рассоле ждут честных гостей
И с ними добрых новостей.
Досуг? Сидим по выходным
Пред телевизором цветным
В плену назойливых реклам
Да зарубежных мыльных драм,
Абы узнать от милых дам,
А как, мол, там?
У левых – Маркс,
У правых – срам,
А у центристов – пестрый хлам.
А дни за днями все летят,
Как облака в холодном небе
И нету им пути назад.
Печемся о насущном хлебе,
Толкуем хмуро о делах,
А постареем – скажем: «Ах!
Как быстро годы-то бегут!
И не успеешь, брат, мигнуть,
Как внуки дедом назовут.
Эх, чем они его помянут,
Когда в кладбищенскую яму
В гробу останки отнесут?..»
Стоп! Видно старость на носу,
Раз я такое тут несу.
3.
Душа ВЫСОКАЯ вскричала:
«ПОЭТ, ПОЭТ! НУ, ЧТО ЗА ШАЛОСТЬ?
ШУТИТЬ, ЖОНГЛИРУЯ СЛОВАМИ,
НА ФОНЕ ОБЩЕГО СУМБУРА –
ПРЕРОГАТИВА КАЛАМБУРА,
ХУДОЖНИК, ЕСЛИ ОН ОТВАЖЕН, -
СЛУЖИТЬ ГАРМОНИИ ОБЯЗАН!»
Душа земная возмутилась:
««Для звука жизни не щадить?»
Да кто ты есть, скажи на милость,
Что нас осмелилась журить?!
Вещать с дощатого забора
От петушиного задора
Найди, подруга, если сможешь,
Себе героя помоложе,
А нас избавь, небесный друг,
От гармонических потуг:
Поэтом быть – себе дороже!»
Увы, не зная, кто тут прав,
От разногласия устав,
Решил я этот спор пресечь:
Разумнее направить речь
В другое русло разговора,
Пока не закрутила ссора.
II. Смятение
1.
Я больно падал –
Поднимался снова,
Страдая, ненавидя и любя,
Пока в душе не вызрела основа,
Которую лелеяла судьба.
Никто из нас не застрахован
От сокрушений в чреве лет,
Но тот, кто Словом очарован,
Дыханьем Истины согрет!
Возможно, скептик усмехнется,
Стихи, читая свысока, –
Когда ж душа его проснется,
Вернется к ним издалека.
Давно ль, кажись, учился в школе?
Играл. Служил. Трудился в поле.
Растил зерно, месил бетон,
Пока был в силе тот закон,
В котором четко говорилось:
Страна обязана трудиться!
Однако жизнь переменилась –
Сейчас всяк вынужден крутиться:
И день, и ночь, и день, и ночь,
Чтоб, хоть бы как-то прокормиться,
Еще при этом умудриться
Да сына вырастить иль дочь.
Да, чтобы с телом не расстаться,
Пока годам не вышел срок,
Я должен делом заниматься,
Иначе детям не подняться
Ни до заоблачных высот,
Ни до простых земных забот;
Не дай-ка клеткам углевод,
Жиры, белки и витамины,
Да не из нищенской корзины
Бюрократической махины,
А от щедрот родной земли.
Но, «пифагоровы штаны»
Мы так скроили для страны,
Что безразмерной-то зарплаты
Уж не хватает на заплаты.
В России вновь капиталисты,
И день-деньской с телеэкрана
Жужжит назойливо реклама,
Чем нужно раковины чистить;
Кругом комедия и фальшь,
Собачий предлагая фарш,
Народ сырой реформой кормят,
Как будто он не знает корня
И не сумеет отличить
От демократов – "домокрадов".
Изволят «господа» шутить…
А надо ль Господа гневить?..
Обителей у Бога много –
Обидь Его недобрым словом,
Мозг затуманится опять,
Зашевелится в сердце злоба,
И время повернется вспять –
Так начинается распад!
2
Вожак призывал коммунистов когда-то
В парткоме за красным столом:
«Вперед к коммунизму, товарищи – братья!
Мы верной дорогой идем!»
И Ленинцы, слушаясь «старшего брата»,
Народ повели прямиком
Путем Октября в распрекрасное завтра
Через ГУЛАГ босиком.
Но вот красный призрак вдруг сгинул куда-то,
Застойным воняя душком,
Слепцом оказался достойный оратор,
А путь Октября – тупиком.
Страной завладели сыны – «демократы»,
Сказали: «Россия – наш дом!»
И между собой разделили богатства,
Что предки нажили горбом.
Бьется в конвульсиях прежняя вера…
Где ты, заветная твердь?
В муках рождается новая эра:
Кто? Человек или зверь?
Крутит и вертит
Между столетий.
Мир посредине
На тоненькой льдине.
Тревога все ближе
Сиреной в мозгу:
Откуда я слышал?
Туда ли иду?
От дьявола к Богу?
Обратно ль бреду,
По пояс в сугробах
Блуждая в лесу?
А – у – у …
III. Прозрение
Сиреневый сон:
Сквозь волчье в пургу
Серебряный звон:
«Доверься Христу».
Господь давно стучался в двери,
Но я в церковный миф не верил,
Что Иисус реально жил,
Раз по воде пешком ходил,
Пока Ренан не убедил: не быль!
Учил людей Он Бога чтить
И ближних, как себя любить!
За что и умер смертью лютой
Учитель, преданный Иудой.
«Распни Его!» - кричали люди,
А Он простил да нас же любит.
Погиб Спаситель на кресте,
Чтоб мы ожили во Христе.
Бог стучится к нам в сердца
Из глубин и свыше.
Отовсюду голоса –
В суете не слышим:
Спят усталые глаза,
Спят незрелые сердца,
Бесимся от скуки,
А на добрые дела
Не доходят руки.
Ушла метель. Пришли капели.
В душе слова зашелестели:
«Мы на земле растем все вместе
Не ради зависти и спеси –
Для эволюции Любви!
Не разрешай гнездиться мести,
Не позволяй внедряться лжи
В ячейки зреющей души,
Иначе ад клещом вопьется
В зародыш будущей судьбы
И страшным ядом разольется
По руслу мнимого пути –
Цепь эволюции прервётся».
Две души, наконец- то, слились воедино
Слава Богу, закончился их поединок!
В душе сомнений не осталось:
Ушла метель.
Взамен – приятная усталость,
Поет свирель.
Бывало, вьюга с ног сбивала
Средь скал и ям,
Но мы дошли до перевала:
Мой конь упрям.
Глазам открылась панорама,
Как акварель,
В прозрачной дымке неустанно
Звенит апрель.
Не устрашает больше старость,
Что путь не прям –
В душе сомнений не осталось:
Там Божий Храм!
Путей, бесспорно, в мире много –
Суть вечной Истины одна:
Когда душа не ищет Бога,
Её находит Сатана –
Жизнь – двухсторонняя дорога!
Я не сторонник суеверий
И не навязываю взгляд –
У Вас, конечно, свой критерий,
В какую сторону шагат
***
ИЗ ГЛУБИН И СВЫШЕ
1. В трясине гиблого болота
Богат, как Крез, и счастлив, как дурак,
Я понимаю надо жить не так.
Всё понимаю я, но душу рву
И, как не надо жить, всю жизнь живу.
Александр Кердан.
«Посредине жизни».
— О, Господи, просить не смею
Простить меня последний раз:
Сто раз прощен, но вновь хмелею –
На обещания горазд.
—Никто помочь тебе не в силах:
Ни друг, ни брат, ни вся родня,
Когда окажешься в трясине
Без искры Божьего огня.
Ты долго был безверьем болен,
Хоть утверждаешь – алкоголем,
Порою зол, порой безволен,
Все время чем-то недоволен:
Работой, жизнью и судьбой,
Увы, но только не собой.
Судьба не раз предупреждала:
Беда крадется по пятам;
Подчас уж смерть в лицо дышала,
Но ты был смолоду упрям.
В трясину гиблого болота
Завел тебя зеленый змей,
А ты, потомок донкихота,
Ему противиться, не смел.
Ум задыхался в том болоте,
В среде зловонных пузырей,
В которой разлагался кто-то
Среди погрязших там людей.
Тот сердцем глух, тот слеп душой,
Глядишь – увязли с головой:
Один, с задатками снобизма,
Погряз в пучине гедонизма,
Опутан тиной золотой –
Второй, в тумане пессимизма,
Забрел в зыбун алкоголизма.
И ты стоял одной ногой
На зыбкой почве эгоизма,
Но в том болоте не остался,
В капкан смертельный не попался,
Не сгинул в бездне, словно зверь:
Ты вовремя остановился,
С молитвой к Богу обратился
И с той поры душой прозрел.
Нет, ликовать пока что рано:
Кровоточит живая рана.
Что пьянство – зло,
Ты знал давно,
Но изворотливо вино.
Жидкость это не простая,
С виду, вроде бы, не злая,
Да чего в ней только нет,
Выбирай из тысяч бед:
От хвастливого витийства
До безумного убийства.
Вот болезни, слезы вот,
Вот и сам уж ты не тот:
Если раньше был в почете –
Нынче сам не знаешь, кто ты?
Сколько мог! А что сумел?
Пьяным ветром прошумел….
Бывал, конечно, после взбучки
И ты святошей до получки,
Хоть в угол ставь среди икон, –
Потом опять, как снежный ком
Вся жизнь катилась кувырком:
Сивуха, брага, водка, ром;
Прогул, враньё, скандал, погром;
Медпункт, милиция, местком,
Но речь сегодня не о том:
То было раньше...
—А теперь?
—Теперь другую жизнь примерь.
О пошлом помнить не приятно,
О прошлом – надо иногда,
Чтоб постепенно, час за часом
Не осквернялась бы душа;
Не озверела бы внезапно,
Однажды выйдя из себя;
Да не низринулась обратно,
По воле Божьего Суда,
С вершин духовного распада
На дно душевного разлада,
Чтоб лицезреть свои дела
В болоте пьянства, зла, разврата,
За черной точкой циферблата,
С душою худшей, чем вчера.
Не смерти тела ты страшись,
Но деградации души!
2. Не укради
« Человек является не тем,
чем он владеет, но тем, что владеет им».
Гай Финли.
Проникнув в дом чужой,
похитить труд людской,
покой людей нарушить,
вор губит свой покой,
свою свободу
и собственную душу.
Он выбрал ночь и непогоду,
решив, что тайное не вырвется наружу,
но не учел бедовой головой,
что, став злодеем жадности в угоду,
противен будет Богу и народу.
Отныне как чумной,
отверженный и злой,
однажды преступив черту порока,
мамоне* став слугой;
помеченный тавром Всевидящего Ока,
вор намертво прикован цепью рока
к седьмому рву восьмого круга ада!
О, надо быть последнейшим ослом,
чтоб добровольно стать рабом
того, что управляет в мире злом
и отравляет души алчным ядом!
2
Прозреет ли бедняга под ярмом?..
Очеловечится ли потным хомутом?..
Но если выводов не сделает из Божьего Урока,
вновь может поплатиться и жестоко,
рискуя, «сминусировав» до срока,
стать злым цепным дворовым псом.
А вышел на разбойную дорогу –
душа его потом
за хищным Волчьим лбом
в немом безмолвии взывает тщетно к Богу…
… о - у- у- у-
- нещаден Гнев Святой
к тому,
кто стал спиной
к Нему
на античеловечную дорогу!
___________________________
Теперь, хоть вой не вой –
за точкой нулевой,
где хаос смрадно дышит,
Бог хищника не слышит!
*Примечание автора.
Маммона, мамон (а) < Греч. Mammonas - богатство] – 1) миф. Бог богатства и наживы у древних сирийцев;
2) алчность, корыстолюбие. В данном случае имеется ввиду переносное, фигуральное значение слова, т.е. во вто¬ром значении.
См. « Большой словарь иностранных слов».
3. Землянам
Поэт не может быть счастливым
В тревожные для мира дни:
Беря пророческую лиру,
Одно он помнит из всего,
Что все несовершенства мира
Лежат на совести его.
В. Федоров.
Вращаясь в бездне мирозданья
Вокруг вселенского ядра,
В макрокосмическом буране
На галактической окраине
Средь роя звезд летит Земля:
Одних планет — повыше рангом,
Которых всюду несть числа,
С других — она и не видна.
В земле, на суше, в океане,
В биологическом бурьяне
Живых существ различных тьма –
Средь них и наши имена:
Шесть миллиардов разных «я»
В одном божественном — Земляне;
Живущих для добра иль зла,
Всегда между вчера и завтра
На скользкой грани бытия.
Живущий ныне для себя,
В пространстве эго, зла и злата,
Во имя будущего «я»
Не обижай, собрат, собрата
Ни днем, ни ночью – никогда!
Ни от восхода до заката,
Ни от заката до утра,
Никто не знает за;годя,
Кого какая ждет награда,
Либо расплата за года;:
И гегемона, и бомжа,
И генерала, и солдата,
И богача, и бедняка,
И палача, и демократа,
И атеиста, и попа,
И вора, и аристократа
За тайной точкой циферблата!
Кто скажет, где теперь все «я»,
Которые дрались когда-то
На пирамидах бытия,
Дабы поднять наверх себя,
Подмяв презренного собрата:
Тогда — копытами коня,
Сейчас — свинцом из автомата?
Поднялся ль кто на пьедестал,
Ударив женщину с плеча,
Кто всласть бесправного топтал
Холодным взором бюрократа
Иль, изрыгаясь грязным матом,
Рычал страшней цепного пса?
Бог знает, где сейчас тот «я»,
Кто, как раба распял Христа
С согласья Понтия Пилата?!
Я говорю не от себя:
Любой душе лишь Бог — судья,
Моя — не меньше виновата
За то, что в сумерки страна
Назад отброшена куда-то,
Что льется кровь, гремит война
И обесценена зарплата.
Не унижай, земляк, собрата!
Не оскорбляй в душе Христа! –
Отсчет идет, и та слеза,
Что жгла обидою когда-то,
Воздаст обидчикам сполна:
и вору, и аристократу,
и атеисту, и попу,
и палачу, и демократу
и богачу, и бедняку,
и генералу, и солдату,
и гегемону, и бомжу!
Россия, Россия!
Какая ж ты разная:
То – дивно красивая,
То – безобразная.
Ничто не минет безвозвратно,
Никто не сгинет без следа.
Все, все вернется к нам обратно:
Поступки, мысли и слова.
Всем, всем в срок воздаст Судья,
И в свой черед придет расплата
Либо – награда, как Судьба!
Ну, слава Богу, записал,
Стараясь слышать непредвзято
Почти не слышимый сигнал,
С помехами, не очень внятно,
Да не поймут меня превратно,
Но я его сквозь явь поймал
И, как сумел, зарифмовал,
Чтоб мысль усилить многократно.
Я не солгал — душе приятно:
Ведь всех виновнее на свете —
«Я» лицемерного поэта.
***
ЛИСТАЯ КНИГУ ПАМЯТИ
1. Видение
Весна. Рассвет. Боронование.
Механизатору семнадцать лет.
В сон клонит юное создание, –
бороться с дремой, сил уж нет.
Вдруг в свете фар перед капотом
возник березки силуэт.
Вмиг отлетает прочь дремота.
Рефлекс – сцепленье, тормоза.
Покрылся лоб холодным потом.
Уф... сбросил газ, потер глаза –
березы нет – никак приснилось?
Открыл кабину, чуть дрожа…
С востока небо озарилось.
Местами стелется туман.
И тут дыхание стеснилось,
когда внезапно осознал,
застыв на гусенице стоя,
что чудом смерти избежал:
за дымкой облака густого,
куда свет фар не доставал,
зиял провал за краем поля,
откуда поднимался пар.
Там за крутым скалистым склоном
застойный пруд во мгле дышал.
Не знаю, по каким законам,
или превратностям судьбы,
березка встала здесь заслоном
за три секунды до беды
меж мной и крутизной опасной
в разгаре жизненной весны?
Не знаю, кто рукою властной
мне путь к обрыву преградил?
Но верю! Он желает счастья,
раз от несчастья оградил!
2. Случай на лесной дороге
Случилось это на лесном шоссе,
когда мы с папой возвращались с лесосеки.
Двенадцать лет в ту пору было мне –
теперь перевалило за полвека.
Чтоб лесовоз попутный подождать,
присели у обочины на камни…
Ступенями дорога на закат
и облака в три яруса над нами.
Чуть погодя, гудит натужно КРАЗ,
нагруженный огромными хлыстами.
Глядь – комель толстый свесился как раз
в ту сторону, где мы голосовали.
Отца я в страхе за руку схватил,
вскричав неистово: «Уйдем в сторонку!»
Дрожала насыпь, лесовоз коптил,
как фатум, приближаясь потихоньку.
И только с нами поравнялся, вдруг,
как будто гром внезапно ухнул –
На наших лицах стыл испуг:
сорвавшись, хлыст на камни рухнул.
Листая книгу памяти назад,
случайно ли увидел
за годами
дорогу,
восходящую в закат,
Лик Отчий с благодарными глазами?
3. Чёрствость
Пришел в совхозную контору как-то дед, –
не стоит нам в подробности вдаваться:
откуда, кто да сколько деду лет –
важнее в сути дела разобраться.
Пришел он у директора спросить:
нельзя ли из развалин зерносклада,
который собирались там сносить,
дровишек выбрать? Коли надо,
он выписать готов и заплатить.
Потупив взгляд, как будто виноватый,
добавил тише: «В лес уже ходить
силенок что-то стало маловато…»
Директор отказал. Прошло лет пять иль шесть…
В тепле тот дед уж больше не нуждался…
Теперь бетонный склад в селе том есть,
да нет людей – совхоз распался.
Заумь
Пускай о многом неумело
Шептал бумаге карандаш
С. Есенин
Рисуя образы словами
и конструируя стихи,
невольно думаешь руками
и «хоть иконы выноси»:
такие вычертят химеры:
«Бог знает что», «черт знает как»,
что собственным глазам не веришь,
пока не «сваришь кавардак».
На первый взгляд – пустяк, потеха,
а расшифруешь, не до смеха.
Увы, те образы не числа:
они шокируют подчас
ещё не зрелый ум и глаз
или, когда в душе не чисто;
поэтому решил я так:
чтоб не попасть в «большой просак»,
как только «доварю творенье»,
всю «накипь выплесну в овраг»,
а здесь оставлю на храненье
лишь самый смак стихотворений.
Пробуждение
Не выразить словами ощущенья,
когда однажды начинаешь сознавать:
какое это чудо – вдохновенье,
а может даже, Божья Благодать!
Дух живой, изначально печальный,
наконец я Тебя отыскал –
не случайно, отнюдь не случайно,
*рекуррентно я жизнь познавал!
Ангел мой, поначалу безгласный,
наконец я Тебя услыхал –
не напрасно, ничуть не напрасно,
я в Гармонии Бога искал!
Как хорошо! Опять я с Богом
поговорил наедине
в сугубо-личной тишине,
в грешках покаялся немного,
и скрылись тучи в глубине,
искрится музыка во сне.
Муза рифмой одарила –
разум словно озарило,
но боюсь поверить чуду:
вдруг проснусь и все забуду.
*Примечание:
Рекуррентный (от лат. recurrens – возвращающийся)
Шорох злоречий
О! Бурь уснувших не буди!
Под ними хаос шевелится
Ф. Тютчев.
Но – чу! Душа насторожилась
и в келье наглухо закрылась
при первом шорохе злоречий;
инстинкты вмиг вооружились,
обиды в панцирь облачились
и погасили Божьи свечи
в предчувствии духовной сечи.
Ну, вот и он – незваный гость:
ползет в сознание хаос.
И сразу мысли раздвоились,
и чувства дико зарябили
от мозглых веяний сомнений –
сигнал затих – и нет видений,
а рифмы, сколько бы ни бились
о темный камень преткновенья,
да всё пусты без Откровенья.
Ропот
«Мыслить – значит
ступать в неизвестное».
Ойген Розеншток – Хюсси.
«Речь и действительность».
Когда рождаются стихи,
настроен слух и память слышит,
как мысли рвались из души,
а их расстреливали с вышек.
***
О Господи, прости за ропот,
но я устал от слов заумных:
стилистик, стилей, тропов, функций…
В конце концов, душа не робот.
Ты – «…Гений, парадоксов друг»,
а я – лишь «…сын ошибок трудных»,
увы, порой не самых умных –
катился под гору, но вдруг,
какой-то ЗОВ, узоры, рожи,
их взоры, полные угрозы…
Да, без Тебя бывало тошно,
но и сейчас еще не просто.
Зачем во сне меня позвал
и стать поэтом приказал?!
***
Злодей не человек –
в какой бы коже не был:
пусть в черной или белой,
под общим небом,
без добрых дел
он пустотел,
как пустоцвет,
как в поле незасеянный огрех,
и, как гнилой орех,
злой канет в небыль.
© Copyright: Михаил Штирой, 2010
Свидетельство о публикации №110031301133
Свидетельство о публикации №114101901367