Стадион Петровский

Из темноты, из ночи мне навстречу,
вдоль стен домов бредут не наугад,
по узким тротуарам, издалече,
на свет огней, что у метро горят,

бредут мужчины в серых силуэтах.
Футбол им душу грел, да не согрел.
Кто жил на Петроградке знает этих
кормящихся от зрелищ грешных тел.

На стадионе час назад ещё был праздник.
Не всех конечно, праздник, только их.
И каждый в общем вихре, как проказник,
свистел, ревел забывшись в этот миг.

На стадион с бутылкой не пускают,
приходиться как после, так и до,
из горлышка глотнув глоточек рая,
но так его не встретить всё равно.

Глаза потухшие под шапочкою серой
упрямо вдаль сквозь прошлое глядят.
Горит на кухне лампочка несмело,
она давно уж светит всем подряд.

Иззябших рук убежище в карманах,
средь мелочи и грязной чепухи
не проведёшь ни правдой, ни обманом,
лишь прикурить у них ты  попроси.

Российские мужчины в этом строе,
бывалые, хоть в общем, молоды,
здесь каждый хоть чего то, но построил
и с совестью пока ещё лады.

И знают, где пенальти не по делу,
и кто судью так явно зарядил.
Мы на трибунах духом были смелы,
где дождик так некстати моросил.

Под фонарями дружески толкаясь
редеют силуэты за окном.
Всё реже в ночи крики оглашают,
что вот опять Зенит– не чемпион.

"Люби Зенит совсем не за победы"—
не знает это только новичок.
которому закон тайги не ведом
где кровно важен каждый пустячок.

"Оле—оле!" бурлит хмельное пиво,
стреляя холостыми в холостых.
И вторит ночи питерской игриво
задор ребят красивых и простых.

Но холод сыростью по коже пробирает,
башка болит и красные глаза
реальность как- то тяжко принимают,
спустив её опять на тормозах.

Волну мы эту ловим без настроек,
она проникла в мозг ещё тогда,
когда по жизни нервом не был стоек,
когда как нитки рвались провода.

И вот тогда, карабкаясь из ямы,
товарищ брату руку протянул,
и захотелось вдруг шепнуть упрямо—
Оле, оле, никто нас не нагнул!

Из темноты, из ночи, вечной ночи,
что иногда перемежает день,
по почте я отправлю очень срочно
вдогонку силуэтам свою тень.