Цветок засохший, безуханный

Пушкин увидел однажды особый цветок, оставленный между страниц книги: «Цветок засохший, безуханный, Забытый в книге вижу я; И вот уже мечтою странной Душа наполнилась моя: Где цвел? когда? какой весною? И долго ль цвел? и сорван кем, Чужой, знакомой ли рукою? И положен сюда зачем? На память нежного ль свиданья, Или разлуки раковой, Иль одинокого гулянья В тиши полей, в тени лесной? И жив ли тот, и та жива ли? И нынче где их уголок? Или уже они увяли, Как сей неведомый цветок?».
Этот цветок – уже с того луга, когда Бог стал землей, значит – и всем миром. И что выразилось в этом засохшем цветке? Прежние заветы? Прежние пророчества, откровения, религии?
В какой книге Пушкин обнаружил цветок? В томике чьих-то великих стихов? Но для Пушкина великими были, скорее всего, только собственные стихи. А может, в грядущей книге о том, что стихия есть Бог? Какая страница в этой книге была заложена цветком? И этот цветок «сорван кем? Чужой, знакомой ли рукою?..». Ломоносова, Державина, Жуковского?
Цветок – совершенство. Но и оно увядает; и оно блекнет, теряет благоухание. Что есть –  осеннее увядание цветка? Не воспоминание ли о Боге, сотворившем его? Не воспоминание ли о том, что у творения бывает свой конец, а у совершенства бывает свой предел? Почему же Бог допускает, чтобы увядал цветок – лучшее из его творений? Бог не смотрит на цветок – цветок прекрасен и без Божьего взгляда; Творец видит только то, что не перестает творить.
Засохший цветок Пушкин увидел в книге; засохший цветок поэт увидел в истине. Но, оторвавшись от единственной истины – земли, цветок не обретет жизнетворной почвы в рукотворных истинах, которыми являются и религия, и литература.
И люди увядают, оторвавшись от единственной истины. Но и людям, и цветам предписано увянуть, оторвавшись от истины; покинуть предел совершенства.
Кто положил цветок в книгу? Поэт, пророк, просто влюбленный человек? На память о чем? О том, что невозможно сохранить в памяти в первозданном виде: ни нежное свидание, ни роковую разлуку. Так же, как невозможно сохранить в первозданном виде цветок, сколько бы он ни цвел. «И долго ль цвел?». Хоть месяц, хоть мгновение – это не имеет значения.
Ангел стихотворениями, как увядшими цветами, закладывает свои прозрачные песни в книге бытия.
А время никому не внимает. Никакому поэту не удавалось быть услышанным временем. Многие силились его окликнуть, но не откликалось время, для которого истина была воплощена в необратимости и размеренности.
Может, и Бог воплотился во времени, раз и навсегда предписав ему необратимость?..