Труханов, семидесятые

            Полудень –
            Непробуден...
                Андрей Белый

Стареет мраморно бетон,
И слепнут статуи
В бесцветно-илистый затон.
Таков тишайший ваш закон,
Семидесятые.

Упорно укоренена
В любом, с кем спарится,
Стоит на свете старина,
Чья, как стена, крепка спина, –
Стоит, не старится.

– Христос воскрес! Аллах акбар! –
Слыхал глашатая?
Вне срока годности товар –
Труханов остров, где хибар
Труха дощатая.

Твой парк безвыходно тенист
В часы ползучие,
И мох твой пнист, и жилист лист,
И надрывается горнист
В тугом беззвучии.

И мох твой пнист, и пень твой мшист,
И полдень скошенно-душист,
И паутинно-сед твой свет,
И насовсем уводит след
В крапивы жгучие,

Где отзывается сосед
Трубою толстою,
Что, глуше стёршихся кассет
Без наших песен и бесед,
Торчит, безмолвствуя.   

А там, распаренно-солов,
А там, согбенно-безголов,
На веки вечные
Подсел дремлюга-рыболов
На сны приречные.

Ему каюк, проглочен крюк,
И вслед за лёскою
Уходит вверх душа-плотва,
Сверкнув на солнце раза два
Чешуйкой блёсткою.

Но лёска скажется лучом –
И остаётся ни при чём
Сравненье броское.

Не пробуждается рыбак...

А там пустырь, а там собак
Бродячих вотчина,
И взор у каждой кротко-хмур,
Холмится ворох рыжих шкур,
И длится летний перекур,
И мглится тучек абажур,
И не смолкает балагур,
Чья речь, пока не вырван шнур,
Не обесточена,
Покамест всё не объяснит,
Как беззакатен твой зенит,
И звонница не зазвенит
Или пощёчина.

Труханов остров, тишина
В семидесятые,
Сама собой оглушена,
Немее статуи.
Останься, путник, со своим!
Застынь и стань, как мы стоим,
Застоем взятые.