Поэзия Татарстана Айдар Халим

«…И не подвластен будней суете…»

Тот, кто хотя бы однажды имел возможность слушать выступление Айдара Халима с трибуны, не может не подтвердить, как эмоционален, горяч и «максималистичен» в выражении своих мыслей и чувств этот оратор. Такой он, видимо, и «по жизни»: экспрессивный, прямой, подчас кому-то очень «неудобный».
Под стать ему и его лирический герой. Если он что-то утверждает, то происходит это с интонацией, не допускающей и не терпящей каких-либо возражений; утверждаемое, составляющее пафос произведения, часто – финал, – для поэта истина в последней инстанции. Как, например, в случае со стихотворением «Однажды вышел в поле я…»: «О человек, ты только человек – // Не ангел с крыльями. Во льду – в огне, // В аду или в раю – весь долгий век // Любви найти не сможешь ты нигде» . Объяснение такого рода интонациям и порой излишне «лобовым» решениям нужно видеть, как мне представляется, не только в характере личности поэта, но в своеобразии той, эпохи, когда происходило его творческое формирование и рост. По пафосу своему она была во многом романтическая – с неизменной верой в высокие идеалы и с необходимостью их утверждения. А с учётом того, что это время совпало с годами юности и молодости поэта, пафос эпохи оказался «в унисон» с процессом самоутверждения человека. В итоге созрела поэтическая личность, по своей творческой психологии и характеру эстетических устремлений могущая именоваться романтической – с набором отличительных для него характеристик.
Нельзя не отметить, прежде всего, того, насколько масштабны герои его стихов. Они – герои не в смысле персонажи, как чаще всего мы, литературоведы, привыкли воспринимать их, а герои чуть ли не в прямом смысле слова, напоминающие об истинных героях, богатырях фольклорно-легендарных повествований, народно-песенной поэзии. И происходит это не только тогда, когда в центре произведения находится образ какой-либо легендарной личности или даже самого поэта, но и в случае с реально существующим или жившим человеком. Вот как, например, рисуется образ татарского композитора, скрипача-виртоза Загида Хабибуллина в самом начале стихотворения «Добавь струну моей души…», ему посвящённом: «Вобрал в себя ты силу и небес, // И матушки-Земли…». Такое «масштабированное» решение образа становится возможным благодаря его «творческой» сущности.
Это характерно и для образа лирического героя – «горящего», «бушующего». Его «спутником» является образ костра, воплощающий мотивы огня, романтического «горения»: «Где для любимой взять тепло? Сгореть, // Костром бы стать мне и тебя согреть!..». Чего стоят хотя бы заглавия стихотворений: «Огонь», «Гори!», лирическая коллизия которых держится на конфликте, романтическом по своей сути: на столкновении идеала и действительности. Им художественно мотивирован тоже по-своему романтический, исполненный на контрасте мотив битвы – между Светом и Мраком, Добром и Злом: «…Луна // Управившись со свитой Сатаны, // По небу утомлённая плыла, // Сон охраняя мирной стороны» («Огонь»).
Образы даны Айдара Халимом как бы крупным планом, что неудивительно: они втянуты в нешуточные игры, на кону в которых – самое главное, что ни есть в жизни человека – любовь, творчество, служение людям и жертвенность во имя них. Так, звёзды у Айдара Халима – «голодные» и «сытые»; Луна «нам корчит рожи, будто чёрный нос // Пририсовал хвостом ей Сатана»; костёр «кроваво-красный, как гранат». Эти и подобные им по исполнению образы «бьют в глаза». Тут уж впору говорить об экспрессионистских «наклонностях» автора, так как образы, которыми он населяет создаваемый им поэтический мир, призваны не столько воспроизвести действительность, сколько выразить во всей полноте эмоциональное состояние поэта.
Этим объясняется и приём «оживления» природы – очень характерный для поэзии, отечественной – в особенности. Но у Айдара Халима он получает особое, я бы сказал – интимное звучание:

Взгляни на небеса: ты видишь, там, далече,
Лучами заливая горизонт,
Из чёрной рамы вышла нам навстречу
Луна, дородная и круглая, как зонт.

Она и больше вдвое, и вдвойне моложе.
Нам дарит радость – и наводит грусть.
Увидев нас в печали, огорчилась тоже:
«Их не понять… Ну ладно, ну и пусть…».
(«В такую ночь…»)

Луна здесь не просто очеловечена, одухотворена, она предстаёт как очень близкое, родное существо. Олицетворение природы у Айдара Халима нужно воспринимать как выражение единства с ней. Пейзаж, благодаря этому, оказывается втянут в сферу самых сокровенных раздумий и переживаний автора.
В характере Айдара Халима – «громкое», «во весь голос» выражение своей мысли. Порой так «публицистично», что – на грани эстетического «фола»: «Гори! // Зови от света к свету в путь! // Гори! // Пусть будет сплав ночей и дней! // И молния спалит нам сердце пусть. // Гори! // До пепла! // Пламя не залей!». Но вместе с этим – не параллельно, а в едином поэтическом русле – движение поэтической мысли идёт «от сердца к сердцу», наполняя лирику поэта интимно-личностными интонациями. В связи с этим, неслучайно, поэтому, его частое обращение к жанрам поэтического послания («Добавь струну моей души…»), посвящения («Ночной поезд»), обращения («В такую ночь…») – к близким, родным людям: другу, любимой, дочери. В них явственно слышатся одические интонации, призванные воспеть самое дорогое сердцу поэта.
Продолжая говорить о жанровой специфике творчества А. Халима, нельзя не сказать и о его обращении к жанру баллады. Жанровые потенции баллады (ставка на повествование, выразительность) позволяют автору, с одной стороны, объективировать поэтическое переживание, «вписать» его в реальность, с другой – «утвердить», «актуализировать» своё, родное. Кроме этого, по всей видимости, обращение к балладе мотивировано и жаждой установления духовного единства с далёкими временами, культурами. В таком случае, было бы уместно напомнить поэту, что в развитии жанра баллады многое было сделано трудами не только европейских, но и русских мастеров пера, а его «Баллада о жемчуге» напоминает не только о балладах, скажем, Шиллера, но и Жуковского.
Ту же творческую установку на «единение» выполняют в стихах Айдара Халима музыкальные мотивы, например, в выше названном посвящении Загиду Хабибуллину «Добавь струну моей души…». Обращение к музыке, позволяя автору расширить выразительные возможности поэтического языка с целью максимально глубокого, полного, как можно искреннего, «до конца», самовыражения – от стремления быть услышанным и понятым, в конечном счёт помогает ему установить многообразные связи с миром:

Камыш, наполненный светом, – это ты, курай!
Звук, разрушивший прутья клеток, – это ты, курай!

Струны мира моей души – это ты, курай!
Первый летний дождь, что с небес спешит, – это ты, курай!

Я иду по дороге, не раня ноги, спасибо, курай!
Позволяешь на мир посмотреть и петь, спасибо, курай!

Первый друг в родном моём крае – это ты, курай!
Живи, живи, святой мой курай, – жаворонком порхай!
(«Курай», пер. В. Хамидуллиной)

Главный смысл, пафос, идею творчества Айдара Халима можно выразить его строкой «И неподвластен будней суете…» из стихотворения «В такую ночь…». Это сказано о рассвете («Рассвет идёт… Он юн, почти ребёнок, // И неподвластен будней суете…»), но и о самом поэте тоже, утверждающем идеалы, озарённые светом вечно неугасимой любви.
Завершить разговор об Айдаре Халиме хочется стихотворением «Гори!» - «визитной карточке» его лирики, в котором есть всё, чем характеризуется творчество поэта:

Не суетись, касаясь красоты!
Смотри,
Росой умывшись голубой,
Лодыжки стройные осокой обтерев,
Берёзки вышли на покос толпой.

На листьях звёзды окунулись в мёд,
Звезда уж не звезда – метеорит.
В момент, когда заря с горы сойдёт,
Гармонь всего душевнее звучит.

И даже та гора в рассветный миг,
Как жеребёнок фыркнув, в этот час,
Застенчиво и будто пряча лик,
Из озера пьёт влагу про запас.

Что если я сцежу из облаков
Творог небес и в молоко Вселенной
Вдохну огонь души, и будет кровь –
Кровь жизни, нашей жизни бренной?
Не слишком ярко станет, если мрак
Исчезнет, как зажгу такой Маяк?

О Землюшка-земля моя!
Горишь,
Зарёй залитая – от неба до низин.
В чём тайна грусти этих горных крыш,
Озёр твоих загадочных, долин?

Да будет так всегда.
Пусть каждый день
(Так Белому Пророку суждено!)
Вулкан поэзии не гаснет в суете:
Поэту вдохновение дано.

Гори!
Зови от света к свету в путь!
Гори!
Пусть будет сплав ночей и дней!
И молния спалит нам сердце пусть.
Гори!
До пепла!
Пламя не залей!

Поэта глас и палача топор –
Пришли в историю они навек.
Когда поэт утратит острый взор,
И жизнь утратит этот человек.

Посмотришь – всё во мне, пожалуй, есть:
И мысль, и лирика, воображенье – всё.
Хочу лишь у природы приобресть
Побольше тонкости Души ещё.

Надеясь, что когда-нибудь Зухра,
Покинув некогда доставшийся ей Дом,
Сойдёт с Луны,
Я, право же, всегда
Открытыми держу все двери в дом.

…Не суетись, касаясь красоты,
Гляди, росой умывшись голубой,
Лодыжки стройные травою обтерев,
Берёзки вышли на покос гурьбой.