Константину Симонову. Собкор 41-го. Поэмка

 
         Посвящается военному журналисту,
         поэту и писателю К.Симонову
               
               
1. На войне

Собкор газеты, пьяница и лирик,
Бесстрашный - и в бою, и на пиру,
пою тебе сегодня панегирик,
готов с тобою выпить - на пари!

Старлей весёлый, вспомни анекдотец,
Который - ты, признайся, сочинил
(смеялся сам великий полководец,
другой же, сидя рядом, почернел).

Герой всех книг и всех воспоминаний
(что в будущем напишутся тобой),
из тех окопных очерков и знаний,
под пулями добытых… Мон тре бьен*!

Какие были жен-щи-ны на фронте
и как умели до конца любить –
в последний раз! – Вы, сударь, не филоньте,
потом, собкор, докончишь свой рассказ!

Такие не филонят, извиняюсь,
а любят так азартно и  вразнос,
что до сих пор живые изваянья
ночами к нам являются! Взасос

Ты куришь трубку - в ней Дукат ядрёный,
пьёшь Греми «потный» (не с Того ль стола?!),
в кармане носишь пистолет дарёный,
но ИМ - своим ты полностью не стал…

Тебя боятся, и всегда боялись
все подлецы - всех стран и всех эпох,
тебя простые люди обожали,
а это значит - ты не так уж плох!

Тебя полюбит юная девица,
лет на пятнадцать младше, и взрослей…
(Сначала вся богема подивится!)
Ты лыбишься, но ты мне верь, старлей!

Бери блокнот - я адрес задиктую,
чтоб зря ты время после не терял,
Шучу, я сам бы полюбил такую,
но ждёт она по-прежнему тебя.

Собкор умылся, сдвинул портупею -
на месте «Лейка», ППШ**, блокнот…
- С последнею машиною успею
на линию – ту, за которой – фронт!

Уехал, пыль столбом за ним клубится.
- Вернёшься ль, буду очень-очень ждать!
Собкор в ответ мне только улыбнётся,
протянет руку - чтоб мою пожать.

Как я хотел бы быть вон тем собкором,
махнуть туда, на том грузовичке…
А он не понимает, и с укором
Мне крутит пальцем дырочку в виске.
          

2. Снова мир

Жив, лейтенант! Простите, Herr полковник,
к тому же - Сталинский лауреат?!
И девочка-колючка, как шиповник,
не сводит с вас свой восхищённый взгляд…

Теперь вы вхожи в первую обойму -
борец за мир, президиумов член,
ваш дом - в высотке, и машина - к дому
(и полон стрел негнущихся колчан…)

Вы за границей - всей страны посланник,
вас любят здесь и уважают там,
вы лучший в мире лирик вдов и нянек,
ваш стиль собкора - не газетный штамп!

Такая жизнь даётся не задаром –
никто не видит как, набравшись в дым,
солидный мэтр с юношским задором
свой каждый день прожитый - бьёт под дых!

Как он хотел бы вновь, из жизни праздной,
порой помчать туда, к передовой,
чтоб утром встать, очистившись от грязи
(вдвоём с несостоявшейся вдовой).

Вновь улетать в Японию, Париж ли
(и выполнять наказ секретных служб…),
в салоне напиваться с первым ближним,
соратником своим по ремеслу.

Идти как в бой на штурмы кабинетов,
чтоб выбить для забытого бойца
квартиру, орден… (если оклеветан -
стоять за справедливость - до конца!)

Порою ошибаться, бить с размаху,
подписывая письма против тех,
кто шёл наперекор, не внемля страху…
(Расплатится - как кровь из горла, стих!)

Любить друзей, прощать им мелких бесов
(и пусть наверно - не верна; жена…)
Оправдывать! Все аргументы взвесив,
пройти порой по лезвию ножа.

Вершить перевороты и захваты
в борьбе - не вольной, а в борьбе за мир,
всех «тёмных дел» невольный завсегдатай
(Вождя - и собутыльник, и кумир).

Ты пережил Его… Побыл в опале -
в Ташкентской  ссылке пару тройку лет,
Но возродился, снова сексапилен,
Хемингуэя на стене портрет.

Редактором журнала Ново-мира
ты вывел в свет такие имена!..
Забвенные, на время, Третьим Римом,
но их тогда узнала вся страна.

Ты был собкор на острове Даманский -
на скрытой, необъявленной войне,
как дежавю - нет, не второй - германской,
а Халхин-Гола (ясной - не вполне…)

Ты пережил и взлёты, и паденья,
всегда был честен, не всегда был прав…
Два раза в жизни не сдержал рыданья -
в Победы день, да в лагерь раз попав -

В немецкий лагерь смерти, в том же мае
(когда 7-го ставили концерт!),
но сердце до сих пор кошмар сжимает
и снится по ночам лицо - без черт…

Твой прах развеян был над полем ратным***,
где принял ты свой самый первый бой -
под Могилёвом, в 41-м - ротным
(и был один помилован судьбой).

Всё помнит нерв щеки, и в напряженье
тот палец твой - на спусковом крючке…
перье;вой ручки с золотым жуж-ж-жаньем
как штурмовик на узком пятачке.

И как всегда, ты для врага опасен,
отважный лирик павших, но живых -
пробился к нам как солнце промеж сосен,
как твой Тезей - сквозь псов сторожевых.

Твой Лабиринт был в дебрях диамути,
а партократ – твой личный Минотавр,
такой же беспощадный и дремучий…
Но ты махнёшь рукой мне - мол, оставь!

               
3. Последняя встреча

- Мы жили, хоть и трудно, но нескучно,
да не судите, Господа потомки!
И пусть вы в чём-то нас сегодня круче,
Но это мы (за вас!) легли под танки!

На нашем теле пулевые раны,
а в головах Платон**** с всеобщим благом.
Мы заблуждались? Да, но как ни странно,
всё повторить не прочь… И с тем же Богом!

(По мотивам романа Вас. Аксёнова  «Москва-ква-ква»)

Примечание:
* «Тре бьен, мон шер, тре бьен!» (по-французски tres bien, mon cher) – «Как прекрасно, мой дорогой, как прекрасно!»
** ППШ - пистолет-пулемёт образца 1941 года системы Шпагина (7,62 мм)
***  Согласно завещанию, прах К. М. Симонова был развеян над Буйничским полем под Могилёвом, где он принял свой первый бой в 1941-м году
****Платон - древнегреческий философ, был в моде в 40-50-х годах ХХ века в среде интеллигенции как мыслитель государства будущего. В диалоге «Государства» даётся концепция об идее блага как высшем объекте познания

2012