Хочу дань памяти отдать
Династии, в которой мать
Родилась век тому назад,
Ушедшей, словно в листопад,
Как осенью сгребают листья,
Когда дворы метлою чистят,
Вот так и люди в никуда
Уходят часто без следа.
О них известно очень мало,
Судьба жестоко наказала,
По крайней мере, я не знаю,
Кем из той ветви обладаю,
Кто из родных есть у меня,
И поиски все может зря?
Был красными расстрелян дед,
Но у меня сомнений нет,
Что памяти моей достоин,
Поскольку семьянин и воин,
Он защищал детей, страну
В несправедливую войну.
Отдал свою жизнь в двадцать первом,
Хоть никогда он не был «белым»,
За то, что выступил он против,
Не дав себе надеть поводьев.
Семья страдала и потом,
Пришлось оставить отчий дом
И всё имущество забрали,
Но ведь его же разобрали!
Не возмутили сирот слёзы –
Так сок весенний у берёзы
Из под коры в сосуд стекает,
А боль никто не замечает.
Но, почему ж тогда, как лето,
Ей восторгаются поэты?
Когда была им «не судьба»,
Восстала гордо голытьба,
Ибо напутствие им дали:
«Объединяйтесь пролетарии!»,
А, чтобы справиться легко,
Им показали бить кого.
Попутал видимо «шайтан»
И клюнули все на обман –
Ведь только, находясь во блуде,
Забыть легко, что все мы люди!
Дом превратили в сельсовет,
Сперва там заседал «комбед»,
Коммуна значит бедноты,
Где открывали свои рты
И требовали дать ответ:
«А почему пособий нет,
И сколько надо ожидать?».
А в это время мамы мать
С детьми в нужде перебивалась
Им ничего так не досталось,
Даже и части своего,
И помощи ни от кого.
Всё ж бабушкой я восхищаюсь,
И даже очень удивляюсь –
При НЭПе развернула дело,
Вела его вполне умело,
А после снова раскулачивание
И сил оставшихся выкачивание.
Когда война опять началась,
С сынами для страны рассталась
И с ними принесла себя.
Но где лежит? Не знаю я –
Колышется, знать, там ковыль,
Где нанесло с годами пыль.
Сынов семь было у неё
И четверо в небытие
Канули, без вести пропав,
Удачи так не испытав.
В Гражданскую погиб Иван,
В Отечественную Александр,
А после них и Фёдор с Павлом,
Их обошла посмертно слава
Как гибли тысячи без вести,
Не опозорили хоть чести.
На них прислали «похоронки»,
Что сыновья, мол, не подонки
И даже пали смертью храбрых
Во имя дорогой Державы.
В войну судьбой обижен Ганя,
Был тяжело на фронте ранен,
До дней последних инвалид,
И было б лучше, чтоб убит,
Чем до конца лежать на койке
Под капельницею на стойке.
В тылу трудился лишь Кронид,
Не выдающийся на вид,
Не занимал в «театре партер»,
Как говорят, «в штанах бухгалтер».
Прожил, надеясь, весь свой век –
Простой советский человек.
Лишь с младшим дядей я общался,
Мой тёзка он и я пытался
Узнать побольше от него,
Мне не рассказывал всего,
Поскольку в страшную войну
Три года побывал в плену.
Вернулся, в лагере сидел
И очень рано поседел.
Когда в немецком был плену
Унизиться пришлось ему,
Чтоб доказать, что не еврей,
Так он перед шеренгой всей
На член свой обратил внимание,
Что не имеет обрезания.
Тогда эсэсовцы, похоже,
Сортировали всех по «роже»,
А дядя был такой же чёрный
Да и повадками проворный.
А Родине всё было мало,
Когда уж взрослой стала мама
Её отцом всё попрекали,
Но жизни братьев в счёт не брали,
Себя отдавших за победу,
Ни им неведомой, ни деду.
Досталось только ей в наследство –
Страной украденное детство
И право на дешёвый труд,
Хоть в этом-то у нас не врут.
Всё повторяется на свете
И в годе девяносто третьем
Тому подобное случилось,
Когда держава развалилась
Тогда ведь тоже не своё
Прибрали жулики добро,
Что накопилось от лишений
Послевоенных поколений
И от труда рабов ГУЛАГа.
А эти даром наши блага
Присвоили, поставив следом
Погибшим безымянным дедам
Свой памятник всем общим чохом:
«Мы помним Вас, покойтесь с Богом!»
Начали с нового листа
И совесть потому чиста,
И более того, стерильна,
Настолько, что её не видно.
Когда ж гнилое основание,
То невозможно созидание,
Как видим так и получилось –
В фундаменте несправедливость
И бесполезно камни класть,
Коль здание должно упасть.
Как можно быть едины с ими,
Кои питаются другими?
Есть в философии закон –
Гласит всем непреложно он,
Что жизнь идёт, как по спирали,
В стране такого не видали,
Что лет не минуло и сто,
Как победило воровство –
На более высоком уровне,
За тем столом не дали стула мне –
Сидят там внуки комиссаров,
Тех героических «гайдаров».
Пройдут потом ещё столетия,
Когда уж наших внуков дети
Поставят памятник, но нам,
Своим безмолвным прадедам
За то, что всё это терпели,
Идя к недостижимой цели–
С Россией вместе крест несли
В надежде с ней себя «спасти».
Он устремится снизу вверх
И будет нам один на всех.
17октября2014 г.
Свидетельство о публикации №114101704722