Помнится, всё помнится

                Прииссыккулью, родине четырёх поколений
                моих предков, посвящается

Помнится, всё помнится —
в средней полосе
стадо деревенское
у ручья пасётся.
А пастух с подпасынком,
на траве присев,
в ласку окунаются
утреннего солнца.

«Дедушка, а дедушка,
посмотри — орёл!
Чуть заметным пёрышком,
кружится над нами».
«Да-а, красавец писаный,
сам как дуб морён.
Вот таких в Киргизии
беркутами звали.

Кружится так, кружится...
Камнем вдруг падёт
и с ягнёнком взмоет ввысь —
птица-то большая...»
И спокойно дедушка
сказ свой поведёт,
как с ружьишком хаживал
по горам Тянь-Шаня.

Памятны, все памятны
прежние года,
зрелое, как яблоко,
время благоденства.
Да и внук мгновения
вспоминал, когда
горний мир испытывал
разумом младенца:

«Папочка, а папочка,
почему у скал
там вдали над озером
белые макушки?»
«На горах тех россыпи
сахара-песка,
чайные ручьи журчат —
подставляй лишь кружки!»

«Бабушка, а бабушка,
глянь-ка, в полдвора
разрослась орешина,
как семья чия-то!»
«Ствол вот стар, как бабушка,
ветки — детвора,
а орешки-листики —
внучки да внучата».

...Волею-неволею,
оставляли край,
где росли у озера
вековой судьбою.
А сюда, на пахоту,
под грачиный грай
саженец орешины
привезли с собою.

Трудно ли, не трудно ли
приживались тут.
Подмерзали зимами,
кутались в тряпицы.
А весной по свежему
выбросив листу,
продолжали песни петь,
жить и вновь крепиться.

«Внученька, а внученька,
расскажи, как там
во дворе орешинка.
Вот бы мне проведать...»
«Зеленеет, дедушка.
Поправляйся сам,
встретят тебя с трепетом
стрелы южных веток».

Теплился, чуть теплился
огонёк в ночи.
Дрогнули последние
отсветы на стёклах.
Не поднялся дедушка,
с миром опочил.
А за ним орешинка,
заскучав, засохла.

октябрь 2014