Белое-белое

 
                Белое былое

                I

                Будет,  будет  прощанье  коротким,
                Будет,  будет  молчание  долгим.
                Ты  проводишь  меня  до  дороги -
                чести  пленника,  пленника  долга.
                Ты  надеяться  будешь и верить.
                Я уйду, боль разлуки  не  пряча.
                Ты  оставишь  открытыми  двери
                и  они  заскрипят.  Как  заплачут…

                … Утро  будет  разбужено  звоном
                наших  сабель  и  гомоном  птицы,
                и  лучом  золотым  на  погонах
                лучших  лет  полоса  заискрится.
                За  поруганных  и  убиенных
                мы  помолимся  сабельным  взмахом!
                И  не  будет  в  душе  нашей  страха,
                как  не  будет  живых, так и пленных.

                И  проступит  сквозь  наши  мундиры
                кровь осенними  листьями  клёна…
                Полегли  боевые  знамёна,
                не  в  боях  полегли  командиры.
                Между  прошлым  и  будущим -  пропасть,
                но  отсюда  уйти  мы  не вправе.
                Офицерская  русская  доблесть
                нас  в  последнем  бою  не  оставит.

                Как предчувствуя,  клин  журавлиный
                затянул  поминальную  песню.
                Налилась  алым-алым  калина …
                Стало  сердцу  в  груди  моей  тесно.
                Было…  Было  прощание  кратким…
                И  молчали,  чтоб  голос  не  дрогнул.
                Вера теплиться будет  в  лампадке.
                Будешь долго стоять на пороге…

                1992



                Былое белое

                II

                Вот  и  всё.  Вот  и  подняты  сходни.
                Вой  гудка  оглушит и накроет.
                Всё  останется  в  прошлом  сегодня
                и  туман  эту  землю  закроет.
                Мне  сюда  никогда  не  вернуться,
                куполов золотых  не  увидеть.
                И нет сил, чтоб назад оглянуться,
                позабыть  или  возненавидеть.

                Как  забыть  мне  того,  кто  убитым
                в  этой  горькой  земле  остаётся…?
                Стон  земли,  щедро  кровью  омытой,
                крупной  дрожью  в  бортах  отдается.
                За  кормой  кружат  чайки шалея,
                надрываясь,  по-вдовьи  рыдают.
                А  винты  никого  не  жалея,
                в  никуда,  прочь  корабль  толкают.

                Мне  не  надо  парижского  лоска
                ни  густого  над  Темзой  тумана.
                Мне  не  надо  Каира  дурмана
                ни  индийских  дворцов - как из воска.
                И не  надо метелей   Канады,
                миражей и загадок Сиама,
                ни  сокровищ не надо Приама,
                ни  Венеции  чуда  не  надо.

                Мне  в  чужие  красоты  не  вжиться,
                на  чужбине  не  примутся  корни…
                А  на  этой  земле - только  лица
                и  глаза  обезумевшей  дворни.
                Не  остаться.  Не  оглянуться.
                Вой гудка рассечёт плетью  душу!
                Горечь выплеснет выстрел наружу…
                Мне  сюда…   никогда…  не  вернуться.
                1992