Ирландское местечко

Эта история без прошлого и будущего, без настоящего, с истекшим сроком давности. Эта история одной секунды, одного рассвета, одного вздоха. Она лишена общепризнанного смысла, какой-то гармонии и концепции, она всего-то о маленьком мгновении, когда человек сливается с природой.

И мы разошлись, так и не поняв друг друга.
На этом свете люди редко понимают друг друга.
                Иоганн Гёте


Я помню. Я люблю, точнее, мне нравится вспоминать… о том мгновении, о ней. Помню, у нее были красивые длинные волосы, немного кудрявые у кончиков, создавалось впечатление, что она специально их закручивала, старательно  и бережно, и в тот же момент ее волосы казались мне прекрасно разлохмаченными; пряди, спутавшись, будто никогда не были расчесаны, были разбросаны по ее плечам и спине, объемно свисали на грудь и пахли свежим ветром, который запутался в ее шевелюре и каким-то новомодным одеколоном. Такая вот небрежность, совмещенная в моем воображении с  прекрасной старательностью, осталась в моей памяти. Она была легка. На ней был свитер не по размеру, она специально покупала такую одежду, чтобы выглядеть свободно и хорошо. Под этим свитером у нее было куча маек, она любила одеваться как на северный полюс. Ей всегда было холодно. И вот она, с небрежными локонами в большом, но обаятельном желтом свитере, зеленой куртке и в коричневых сапогах, стояла близ обрыва и ждала меня. В таком-то ракурсе я ее и запомнил.
А я копался в заднем сидении, застегивая толстенный походный рюкзак. Эта прогулка была спонтанная, я, ничего о ней не знал, чтоб рассказать больше, только и всего – пригласил посетить самые завораживающие места в осеннем великолепии у окраины близ лежащих высоченных холмов. Путь был долгим, мы ехали почти 2 дня, но оно того стоило.
Я одел рюкзак на плечи и пошел к ней.
Когда мы подошли к обрыву, перед нами распахнулся божественный вид. Такая крошечная территория, по сравнению со всем остальным миром, но вмещает в себе такое богатство. Мы обомлели. Перед нами открывалась целая золотая коллекция, панорама золотого века. Куда ни посмотри - тишь да гладь –синие небо с оттенками желтого, розового и сиреневого сливались будто в отражении разноцветной кроны, что под сиянием закатного солнца преображалась, становилась то отчаянно янтарной, то угасающе серой. Холмы, возвышенности, горные вершины – все было усыпано чарующей прихотью золотой осени – алмазной крошкой - все оживало, что-то шептало. Нам было очень хорошо первые несколько секунд. Мы заметили под сабой рельефный блестящий камень, который будто бы уводил нас за собой, по этому каменистому склону мы спустились ниже на несколько здоровенных глыб. Решив передохнуть, мы уселись на край одной из глыб, свесив ноги, одной рукой соприкоснувшись с рукой друг друга, а другой с этой, вечно холодной, но такой завораживающей глыбой, мы смотрели вперед. Минут пять мы смотрели, ни о чем не думали, а просто наслаждались природой, ее чарующем, но уже увядающем видом, а потом, сами того не понимая, разорвали мысленно свою связь со стихией осени и задумались уже каждый о своем будущем. Мы непременно стали делиться им. Она мне тогда робко ответила, что хотела бы быть художницей, но свое время она уже упустила, и сейчас у нее нет ни таланта, ни способностей, и тихо добавила, что терпения тоже. Все ее нереализованные планы смешивались с еще теплыми амбициями, и вновь взрывались и развеивались ветром реальности, соприкоснувшись с неугасаемой болью прошлого. А я ответил, что будущего у меня нет, есть только гитара и слушатель. Я пою.
Последние 20 минут на нашем маленьком причале мы пел песни известных исполнителей непоколебимой классики. Мы так пели, что немного охрипли, а после осипшим голосом признались друг другу, что эта поездка станет в последующем для нас вдохновляющей, станет для нас обоих надеждой не на светлый миг, а на желание творить, бороться и жить.
По этим скалам, глыбам, холмам мы лазали, бегали, как мартышки. Мы веселились, единились с природой, с уходившим мигом непреодолимой и необъяснимой нежности, которая пробуждается в сердце только, когда бываешь в таких раритетных сердцу местах.
Ту местность мы обошли, наверное, раз 3. И пейзажи нам казались такими насыщенными, яркими, объемными и живыми, что мы назвали это местечко ирландской сказкой. Не знаю почему, это ей в голову пришло, мол, место вдохновений двух людей. Я не пожалел, что взял ее в такой вот туристический поход, прогулку по улочкам нашего природного достояния, она была прекрасна, рассказывала мне всякие истории от смешных до печальных, от бессмысленных до глубоко – исторических. Ее белая кожа сияла, губы всегда бормотали что-то волшебное. Она фотографировала и смешила меня. Мы оба набирались вдохновения.
Еще одно чарующее место осталось в моей безликой памяти. Еще одно место вдохновения двух людей. Еще одно отрицание всего ужасного и противоречивого в нашей жизни. Вспоминаешь сейчас, и становится хорошо, тепло и весело на душе, как в тот самый миг. Я уже не помню год и число нашей поездки, ее цвета глаз и имени, но помню силу впечатлений, радости, любви, будоражащую меня до сих пор. Место наших признаний, нашей исповедальни – озеро.
Мы сидели на одной ржавой лодке и смотрели на прозрачную зеленую воду и на свое отражение в ней, иногда ловили взгляды любопытных, но явно ничего не смыслящих  в человеческой жизни, рыб. Под ногами теплился цветущий песок, в тот миг, словно небо и земля были едины, близнецами – небо отражалось в озере, озеро в небе; песок в листьях, а листья в песке. Эту гармонию мы запомнили и поклялись вечно хранить ее в сердце, там, где никто не сможет ее вынуть, исковеркать или вырвать. Панорама была не менее прекрасной, завораживающе свисавшие серой цепью облака, уже туманные и сумеречные дали казались нам чем-то невообразимо сказочными. Фантастические маленькие обрывы с шумящими водопадами, с одинокими островами, где таились лишь ели, и сосны и куча маленьких камешек, которые можно приобрести как сувенир в туристических лавках. 
Мы сидели там несколько часов. Небо постепенно становилось безоблачным, серым, словно пар опускалось на воду, мы почти не осознавали, где мы и принадлежим ли мы друг другу после такой исповеди. Однако.  Темнело. Сумерки становились тьмою, и она завладевала наши сердца. Сердце тяготелось от расставания с такой прекрасной и лиричной тишиной самого неприметного и важного, что у нас осталось. Мы не спешили фотографировать, оставлять метки и зарубы, мы  спешили запомнить каждый миг, вздох, движение, запах, ощущение природу, собственное и, конечно же, друг друга.
Все, что я помню, обрывисто и не связно. Прошло много лет. Но то очарование в сердце до сих пор, поэтому мысли бушуют и рвутся наружу. Они выливаются в песни и грусть  по ушедшим временам, поездкам, взглядам и объятиях.
На прощание мы крепко обнялись. Ее объятия были неумелыми и некрепкими. В моих же она была так легка и хрупка, мне хотелось, ее обнимая, обнять всю, чтоб тепло солнечного озарения и моей человеческой нежности навсегда вместилось в ее маленькое и вечно дрожащее тельце. Я тогда прикоснулся к ее спутанным локонам, она были так нежны, словно шелковые пряди. Она одернулась, искренне поблагодарила за эту прогулку всеми существующими прекрасными и удивительно живыми метафорами. Подарила мне несколько снимков и блокнот с зарисовками.
Больше мы не виделись.
Но всегда, когда я соприкасаюсь с человеческой рукой, с  девичьей, я представляю ее. Ее неброскость, кроткость и уникальность; гениальность и рельефность ее холодной и прозрачной кожи, ее внутреннюю солнечную теплоту, которую я ей подарил.
Теперь путешествую я один. Просто не нашлось больше такой личности, которая бы составила мне достойную компанию. В путешествие я всегда беру ее блокнот, что-то записываю, что-то черкаю, а после подпись -ВООБРАЖАЕМОМУ ДРУГУ-.