Замерзшие руки

Замерзли руки, голос тише стал,
забыл, каким я видел дом родной.
Я помню только Киевский вокзал
и то, что здесь, в Полтаве, я чужой.
Почти два года не писать стихи
бездарные, что жалко и забор
измазать хоть одной строкой. Штрихи
исчезнут, но потом сплетут узор.
Не думал никогда и не гадал,
что можно очень близко разглядеть
конец полоски белой. И сигнал
отчетливо твердит о том, что впредь
уж не вернуться к жизни прежней нам.
Она перевернулась. Я сижу
почти недвижно. Разве вечерам
не все равно, куда теперь держу
свой путь я?
Ломаю я руками прутья. Грусть —
совсем не то, чем можно обозвать
все то, что уже знаешь наизусть.
И каждый день холодная кровать
рождает утром, ночью чтоб стереть
события и память о земле
где рос, где падал и хотел стареть,
где отражения родных, там, на стекле
приятны, безупречны и живей,
чем люди, что снуют вокруг, когда
я воздух рассекаю вдоль аллей.
Теперь я знаю точно: никогда
еще я не любил так сильно то,
что мне досталось просто так, почти
что даром. Те люди, не жалеючи цветов,
когда исчерпан мой лимит пути,
возможно, даже пустят слёз парад,
и ямки без улыбок скроют тень.
Ну, разве разрыдаться от сонат
нельзя в обычный, будний, скучный день?
Но жив пока я, просто ест тоска
без дома, без любимой, без друзей.
И на восток, по-прежнему, войска
бредут по повелению властей.
Пока Крещатик топчет пианист
Я пью холодный чай под кашля звук,
Смотрю, как падает осенний лист
и не могу согреть холодных рук.