бабье лето

- Тоось..., а Тось, ну, будь человеком... - страшнючий мужичонка, недельной небритости, в ватнике на голо тело, стенал так, что, ажно, мурашки по коже пробегали. Так это было душераздирающе.
- Тоосенька, мииленькая..., мне бы пивка бы токо..., а?!
  Краснощёкая Тоська, не взирая на мольбы, рыла картошку. Да так это она  легко сотворяла, что действо захватывало смотрящего, всецельно. Будто в масло, входила в твердь сибирскую лопата штыковая. Будто и не лопата это была вовсе, а так, детская ковырялочка в песочнице.
 Нет-нет, не в тягость это рытьё Тоське. Забава.
Ра-аз. И пройдена бороздка. Два-а. И назад другая. Мах. И нет, как нет, половины огорода, засаженного картошкой на зиму.
 Детишки, мал-мала меньше, муравьями сгребали её в ведра, пересыпали в мешки и оклунками, тащили, горбясь, чуть ли не до земли, под тяжестию, не предназначенной для детских спин. Спускали сразу в подвал.
А непохмелённый страдалец ныл и ныл, над душой непробиваемой своей Тоськи.
Невозмутимость бабы дивила. Ни единый мускул не дрогнул в лице её красивом.
 - Ну, дай на поправку, сдохну ведь...
И мураши-то, как молчаливы. И лица-то у всех серьёзны. Батюшки-и... Будто это и не дети вовсе, а старички и старушонки много знающие, много повидавшие. Жутко.
 - Тосенькаааа...
Пал оземь мужичонка и лежит, не копнётся.
А Антонина, знай себе роет.
Мураши тащут, гребут, сыплют.
 Лежит мужичонка, оголимши пузо тощее навстречу вечности...
 А яркое сентябрьское солнышко, знай себе светит. Ласково так. Нежно.
Дерева полуобнажилися. Паутинка колыхается на всякой травиночке, на малой былиночке. Теплынь стоит и умиротворение в природе.
 Бабье лето это. Во всей своей красе.
 Бабье лето...
1.10.14г.