Плюмбум

                Сергею Эфрону

Пуля –дура искала и всё же нашла,
поддувалом оскала  подуло -  спалило на шлак.
То из дула пыжами летели платки и газеты,
за Мариной пажами бежали шпики и поэты.

Все дуэли доели глазами в газетных подвалах,
кто –этапом за ели, кто  -мясом в лубянских подвалах.
Волкодав Баскервили, на плечи кидаясь, валил,
по тропинке извилистой сбежавший зэка -алилл-,

уйя!- его настигал переплавленный  плюмбум
словно пламя-стога, с обмолоченным хлебом.
Что там –зернышко  лишь -  закромам и амбарам,
если окрик «Шалишь!»,  если  свора амбалов

 за излишки -в расход,  как сэр Генри – собаку,
 разбредается сброд,  бьётся маузер сбоку.
 Не Париж и не Прага , здесь излишен кураж,
 и пари, словно брага.  Стрелялись- вчера ж!

Тот свинец с кислотою доел, дожевал провода,
так свинья с простотою, сжирает младенца. Беда-
не беда, только лишь воплощенье теорий,
где свинец-там вдруг, вишь, наступает конец  априори.

Крутани барабан револьвера и дуло – к виску,
словано гильзы-, гроба, но, видать, разгоняют тоску,
если пули  в тех гильзах – свинцовые сплошь  мертвяки,
их расплавят  для пользы, на новые пули-таки.

Типографский свинец  метранпажевых гранок,
твоей смерти гонец, как птенец эта рана,
разверзаясь, орёт, чтобы ползали черви,
это пули полёт - ты конечно не первый.

И, увы, не последний, идущий в сплошной переплав,
все не правы и кто разберётся ты прав или всё же не прав?
То ли огненной славой громыхали Деникин с Петлюрой,
то ли пуля, расплавясь, слезою повисла, петлёй?

То отливкой последней домишко в Елабуге. Тишь.
 Копошится в наследии,  как в крупе, отощавшая   мышь.
То деревья трахеями , словно свинец в аккому…
 Эти песни пропели мы…А слушать - известно кому.
 
 Ветру в поле, звезде отраженной в зрачке,
 да  пристреленной воле,  да котёнку в сортирном очке…   
 Сортировка закончена. Но, возведенный на трон,
 царь , царицей   законною он – венценосный Эфрон.

Пусть смешаются кони, эшелоны, солдаты, фронты,
пусть в обвявшей  короне    соломину ищут  скоты,
пусть заглохло авто да и время  не то и не те, 
пуле этой  лететь и лететь, и лететь. 

Словно бусы пронизывая времена, расстоянья сердца,
безбытийно,  безвизово, обжигая расплавом свинца,
оловянным солдатиком, -  канув в зеве    камина
так, как  в сказке когда-то,   он да с ним   балерина.

В серебро или в золото трансмутирует этот свинец,
глохнет голосом зала та, да  и сказке ещё не конец,
улыбается сказочник, глядит-не печалится Грин и
на причале как  вазочка - Фрези Грант в кринолине.

По волнам убегая, проводит корабль между скал...
То она, а не кто-то другая...И пеною -волчий оскал.
Это век - волхводав.  Это было вчера в Вифлиеме.
То алхимик, задачу задав, вдруг  увяз в теореме.