С севра на юг, с юга на север

Цикл стихов: «С севера на юг, с юга на север»

(лето 2014, Крым, Гурзуф – Санкт-Петербург, Зеленогорск, кроме «И когда стелется туман…» октябрь 2013, Санкт-Петербург, Зеленогорск)

Меняются времена, меняются с ними обычая и нравы,
… но сердца человеческие во все времена остаются неизменны…
Сигрид Уэнсет

***

Этот мир так велик,
Но  не что в этом мире не вечно.
Одинаково крик
Разлетится над Фиолентом
И над Киперортом.

И пока будет жить человек на земле между севером – югом
Каждый миг, каждый час, каждый прожитый век
С тиглем тонким, грубым ли плугом
Бороздить по земле  или золота блеск
Продавать лишь вокруг знатным людям,
Только вечером треск
Очага примирит все метания дня.

Он пройдет в тишине, очень крепко сжимающий факел
Он как вечный, великий символ добра,
По ступеням скалы он дорогу себе здесь назначил,
Чтобы путь кораблям озарил яркий свет маяка.

***

И когда стелиться туман,
И когда волны берег гложут,
Выходит будто бы титан,
И будто из гранита сложен
Его массивный силуэт,
Что вписан в строгий берег моря,
Он севера хранит завет,
С волнами гулкими все споря.

Он лодку снова снарядит,
На весла крепко ляжет грудью.
Пусть ветер ему зло свистит,
Он свыкся с резкой его сутью.

И выйдя в море, бросит сеть,
Небрежно пот смахнет рукою,
Он здесь живет уж сони лет,
Смирившись со своей судьбою.

Он вечен в памяти земли
За волю выдержку и смелость.
Он только лишь встречает дни
И не тревожит его прелесть
Стихии. Гулкий голос-зов
Её его не беспокоит,
Лишь отлетают от бортов
Все волны, превращаясь в морось.

Он твердый духом как скала,
В сединах отражая солнце,
Уходит в море навсегда
И возвращается так просто.

И когда стелиться туман,
И когда волны берег гложут,
Выходит будто бы титан,
И будто из гранита сложен
Его массивный силуэт,
Что вписан в строгий берег моря.
Он севера хранит завет.
С волнами гулкими все споря.

***

Есть море теплое, есть море родное,
У одного пахнет соснами, у другого кипарисом.
Одно уж в порыве своем удалое,
Другое ответит прибрежным нам бризом.

Одно принесет нам покой и отраду,
Другое смирение и веру в себя.
Одно нам подарит нежно прохладу,
Другого холодная взгреет волна.

***

Вперед на юг сквозь перевалы,
Пришпорь коней, чтобы скорее шли.
Мы свой покой на счастье разменяли,
И лошади за ним нас понесли.

Пускай в галоп нас ждут большие цели,
И женщины, и злато, и моря,
Не бойся, лишь бы мы успели,
Да не прошли затраты наши зря.

Но только лошади уже храпят устало,
Нам поиск счастья им тяжелый труд,
Нам ведь бежать, бежать все не пристало,
Им бы напиться вдоволь тут.

Так придержи лошадку ты немного,
Дай диких яблок и сведи к ручью,
Ведь сильно утомила их дорога,
Иначе счастье и тебе не по нутру.

Ибсен

В объятьях южных
Здесь в цветущем крае
Италии прекрасной, где играет
Прибой из вод лазурных.

Где наливаясь виноград
Веселье дарит всем в округе.
Там мирно ветер встретить рад.
И в этом теплом муз приюте
Он был изгнанник добровольный,
Но помнил о своих корнях.
Ведь не привычен воздух знойный
На серых, грозных валунах.

Он вспоминал уступы фьордов
Величие их и красоту,
С которых льется песня Сольвейг
И превращается в мечту.

От тонких чувств до вдохновения
Пещеры, гроты, короли
В минуты южного забвения
Пер Гюнта в строки повели.

Южные рыболовы

Когда не взошло еще солнце,
но уже расцвело.
Они лодки свои снаряжают,
Идти по волнам это их ремесло,
Они хорошо его знают.

И кидают в перед на удачу крюки,
Прилетит ли она с мягким бризом,
Перед выходом в море не знают они,
Но их путь этим утром прописан.

И придут ли с уловом они на причал,
Может быть, или  может пустыми,
Но их солнце уже будет бить по глазам,
Сигналя, чтоб к берегу плыли.

Грин (Алые паруса)

В водовороте страстей,
Когда смерть по округе лютует,
Когда каждый из дней,
Унося сотни жизней, жирует.
На жестокой войне, где стреляют в своих,
А за тем по пятам идет голод,
Писал о любви одинокий старик,
Хоть и сиплым стал его голос.

Что на береге южном дождется Асоль
Своего столь любимого Грея,
Это тонкое счастье, в котором вся соль,
Нежное чувство лелея.
В кровавое время писать о любви,
Что может быть правда смелее.

И так берег Крыма у пристани лодки,
Что многим является часто во снах,
Он умирал, от жестокой чахотки,
Писав об Алых парусах.

Олаф и Ита(История о любви викинга к ирландской девушке)

Олафа место третье по борту,
Его руки тверды как булатная сталь,
Он привык сеять смерть после сильного шторма,
А потом уходить в океанскую даль.

Его родина там за пределами моря,
Где лишь камни и фьорды и злые ветра,
Но дракар его дом, где не ищут покоя,
За отвагой идут в угоду богам.

Ни добра и ни зла в этом мире не зная,
Они ищут боев на чужих берегах,
Его третье весло по левому краю,
Щит его красный в первых рядах.

И им не впервой плыть на берег ирландский
На встречу его зеленым холмам,
С которых несется звук флейты прозрачный,
По щедрым теплом летним солнечным дням.

По ним Ита порхала в своем льняном платье
В таком же зеленом как сам этот луг.
Смех её звонкий был бусами к стати,
Заметной среди окружавших подруг.

Девичья юность сквозила во всем в ней:
Флейте играющей нежно в губах,
Тонко звучащей её чуткой песне,
И в выразительных карих глазах.

Но берег увидел оскал вдруг дракона,
Повержен покой юных радостных грез.
Весь доблестный путь, что жизнь для норманна
Оставит шлейф боли и крови вокруг.

Огонь здесь добавил краски закату,
Земля погрузилась в хаос войны,
К ночи остались угли и пожару
Подверглись погибших воинов ладьи.

Но Олафа не было тут среди мертвых,
Как не было и его средь живых,
С утра его поиски были не долги,
К полудню вновь викинги были в пути.

Он встретился с Итой в сумятице боя,
Хрупкую жизнь он почувствовал в ней,
Она свою смерть принимала лишь стоя,
Играя на флейте, смелее, смелей.

Не выдержав груза расправы кровавой,
Он дрогнул, он вынес её из огня,
И прошлого здесь для него вдруг не стало,
С закатом разбойного страшного дня.

И вот он остался в землях ирландских,
Дождавшись, когда отчалит корабль.
Здесь по обычаям мест христианских
Пастор  в церквушке их обвенчал.

Но море шумело по венам варяга,
Он помнил, что должен погибнуть в бою,
Но только медовая крепкая брага
Могла притупить мрачных мыслей струю.

Но вот ведь  на берег рыло дракона
Глядело оскалясь над толщею вод,
И сердце норманна ускорилось снова,
Отваги которое верный оплот.

Была здесь опять кровавая сеча,
И Олаф погиб сжимая топор,
Он пал на траву и был весь искалечен,
Прошлым друзьям отдавая отпор.

И вот в борьбе за жизни слабых
Принята смерть была здесь им,
Он в мире волчьих, страшных правил,
Был викинг и христианин.
 
Цветок

И только на бумаге останется начертанный цветок,
Из тонких карандашных линий,
Запомни он души твоей росток,
Ему не страшен холод, снег и иней.

Пускай вокруг есть боль и страх потерь,
Пускай вокруг есть смерть и разрушение,
Но только есть здесь и любовь поверь,
Которая добра ведь отражение.

Оставь цветок, он указатель к свету,
Он тонкий, он прозрачный, но живой,
Он на листе способен облететь планету,
Вокруг, но будет вечно твой.

Придет пора и ты его раскрасишь,
Мир станет лучше, чище и добрей,
Ведь, правда, это много значит,
В неясной пелене идущих дней.