Старинная усадьба Воробьёво

Дворянская усадьба умерла:
В забвении устои и дела,
Заросший пруд, что грезит о былом,
И барский осыпающийся дом.

Людское равнодушие, года,
Морозы, ветры, вешняя вода
Стирали её облик благородный
И окрестили к жизни  непригодной.

Иду по старой липовой алее,
И на душе становится светлее:
Она жива, она шумит поныне,
Рассказывая мне о князе и княгине.

Сквозь вековую жизни паутину
Воображение рисует мне картину:
Княгиня Вяземская строит новый храм,
Чтоб за детей потом молиться там.

Сын Александр с Катюшею Боде
Спешит с визитом к матушке-вдове.
Накрытый стол согласно этикету,
Лакей скользит с подносом по паркету.


Девица юная порхает на балконе,
Пред нею юноша в поклоне.
Я вижу зал и роспись на стене,
Портрет гусара с саблей на коне.


Летит мелодия в открытое окно,
Играет пьесу Маня Хитрово.
А вот крестьянка по воду идёт,
Тихонько песню русскую поёт.

Смеются дети, всё им нипочём.
Жизнь в Воробьёве бьёт во всю ключом.
К крыльцу в карете гости подъезжают,
Гостей Ершов с супругою встречают.

Давно уж в вечность канули они.
Как вспышки яркие видения мои.
Я часто по окрестностям брожу,
За тенью прошлого настойчиво хожу.

Татищевы, впоследствии Ершовы,
Любили эти чудные просторы.
Поленов здесь Рожаю рисовал,
Чайковский увертюру сочинял.

Конечно, есть Мураново, Вязёмы,
Где по сей день шикарные хоромы
И золотом украшен потолок.
Но мне милей забытый уголок.

Вы скажите: «Развалины. Что в них?
Мы знаем ещё множество таких.
Их тлен коснулся, их не возродить.
Зачем о том, что было говорить?»

В каких бы ни бывала я краях,
Красивых и ухоженных местах,
Всё ж возвращаюсь непременно снова
В старинную усадьбу Воробьёво.

Её воспеть сегодня мне дано,
Патриархальное дворянское гнездо.
Закат янтарный озарил поля.
Прекрасна Подмосковная земля!