3. Бабушкины песни

  (Из рассказов о бабушке)               
             
        Когда я захочу увидеть бабушку, я закрываю глаза, и вот она рядом, сидит за машинкой, что-то шьёт и поёт. (Это вошло в мою   жизнь и стало привычкой с тех пор, как бабушки не стало, я научилась её представлять рядом…)
        А что она поёт?  Это мне в малолетстве  казалось, что бабушка очень много песен знает. Знать-то знает, а пела она чаще всего «На Муромской дороге стояло три сосны, со мной милой прощался до будущей весны…»    Или вот ещё: «Сронила колечко со правой руки…»  или казацкие песни…
Встречались в её репертуаре и такие старинные песни, которых уже никто не знает и не поёт, да  и  я вспомнить  их не смогу.
Начинала петь  она вначале очень тихо, словно прислушиваясь к себе и к тому, о чём говорилось в песне, чуть жалуясь на что-то, а потом песня начинала набирать силу, нарастала, и вот уже звучала в полную силу, как трогательная исповедь о горе-злосчастии…
Песни бабушки были почему-то все грустные.
    О чём они были? О несчастной доле русской женщины, которую покинул милый.   В одной песне  он - жених её,  в другой -  муж,  в третьей –  разлюбезный друг, который взял  да и разлюбил девушку и уехал куда-то далеко – далеко от милой стороны…
Он то умирает, то женится на другой, а то и вовсе никак не хочет возвращаться с чужой стороны, а чужая-то сторона  девушке  немилая, радости в ней и совсем нет…
Я садилась рядом с бабушкой, вслушивалась в её голос, песни. Одна картина сменяла другую, как в кино.
     А в это время «Зингер», её машинка выводила другую мелодию, потому что бабушка шила разные вещи: то платье из шифона, то крепкий тёплый полушубок,  а то  большое стёганое  одеяло для холодной сибирской зимы. Бабушка была мастерица и обшивала всё село, потому и шитьё было для всех деревенских нужд. Хорошая портниха была. Это было одно из достоинств моей бабушки.
       Как же ловко получалось у неё, что мне казалось, что это она за машинкой отдыхает, а в песни вкладывает всю душу свою…
      Помню  праздники. Собирались все родные за большим столом в горнице, самой светлой и большой комнате,  и все  столы в доме соединялись в один большой, который был от окон до дверей.
Родня была многочисленная, но за столом все помещались. А что на столе было? Нехитрые деревенские яства. Почему же я его  вспоминаю? Вот за этим столом вся наша родня и начинала петь песни, а этот хор напоминал мне позднее хор донских казаков, и неудивительно, ведь все мои родные, и я в том числе,  имели корни  донских казаков. 
   Размах песен был большой,  я представляла  пшеничные  поля, бесконечные долины, степи бескрайние.  Сначала песню выводить начинал первый голос, потом подхватывал второй, третий, и вот уже голоса сливались в один  поток,  и песня начинала приобретать мощь и силу, звучала так, словно полноводная река текла средь долин.
    Чаще всего начинала песню бабушка, или как  она говорила, «зачинала», ей вторил папа, потом подхватывали, вплетались поочерёдно и другие голоса. Иногда договаривались сразу, кому что петь, до начала песни.
     Красота пения, его мощь и сила были необыкновенные. Она потрясала до глубины души и нас, малых детей. Для нас  праздником  были, прежде всего,  эти песни, которые нам  очень хотелось послушать, гордость была, что родители так пели.
     Я тогда ещё не знала, что такое  «а капелла»  и других секретов хорошего хорового пения, но я запомнила красоту исполнения, моё сердце наполнялось восторгом, любовью и благодарностью, я любовалась им с детства, и считаю, что мне повезло.
    Вот какие  были песни.  В них, как в зеркале отобразилась душа народная.
 Стоит ли говорить, что ни столов таких давно нет, ни песен таких не услышишь, разве что в редкий час хор донских казаков покажут по телевизору, и я вдруг узнаю ещё одну папину или бабушкину любимую песню, и сердце вновь замрёт от восторга, словно родного человека увидела.