память

память, сжатую в страхе беженку, распластали по камню
их общей набережной, где когда-то им дух захватывало, мол,
как мы с тобой похожи.

память, романтическая Джульетта, моногамная,
раздвоилась надвое, стала общественной как сильный пол,
измоталась до невозможности.

кому, как не им двоим, плакать, искрясь и хватая друг друга
чуть выше локтя, грасировать, говорить с преобладанием сонорных,
любить, засыпать в нарастающей тревоге.
галдеть, сыпать смешными подробностями прошлого, пить красное полусухое "муруга",
единственное хорошее индийское в своем роде.

эта память теперь старик, слепой, в накинутой на худые плечи тоге,
волочащийся по сырой набережной не с тоской, но, напротив,
мерным и едва уловимым чувством спокойствия и счастья,
того самого мифического самадхи.
оба почти ощущают физически, когда второй болен или одинок,
угадывают по лицу наличие козырной масти,
рассчитывают будущее местоположение вражеского ферзя.
это чувство, будто бы бог не смог или не хватило фантазии на две разные души,
и он поселил одну в два обаятельных тела,
а им теперь только "держи себя в руках и дыши".

память, сжатая в страхе когда-то, расправила плечи и попросила оставить ее одну.
да, послушались, опустили головы, зашагали прочь.
милая, добрая, накинула тогу, вышла к берегу, выдохнула в последний, с плеском пошла ко дну.
и иначе никак им, жадным до архаического,
не помочь.