дядя Миша и его притча

Нищий на базаре в Тель-Авиве зашёл в дешёвое кафе и заказал себе эспрессо за четыре шекеля.

Нормальный зерновой кофе по-турецки в тех краях найти трудно. Нищему было за 70. Огромная седая борода, кипа, грязная одежда.

С меня брали пять, и я был там в этот день, среди гортанно говорящих мужчин всех возрастов.

Я смотрел на них, не переставая удивляться – не понимая почти ни одного слова, я видел с фотографической точностью типажи моего советского детства в украинском городке в черте оседлости.
 
Утверждать, что в Израиле другие – не наши евреи может юрист или учитель. Но всё детство я имел дело с грузчиками, уборщицами, прачками, крепко пьющими работягами и их детьми из колена Авраама. Шумными, гонористыми мужчинами и тихими грустными женщинами.

Нищий бесцеремонно уставился на меня. Я сделал вид, что не замечаю его, копаясь в своём планшете.

Неожиданно старик сказал на отличном театральном русском языке: «Здоровье в порядке – спасибо зарядке».

Формально он был прав – в шортах и футболке я выгляжу бодрячком. Но я даже бровью не повёл, непрерывно ожидая провокаций Моссада.

Единственная русская фраза прозвучала в густом жарком воздухе как выстрел. Все на долю секунды умолкли, посмотрели на старика, потом туда, куда был устремлен его взгляд, то есть на меня и, поскольку я не отреагировал, гомон продолжился.

«Не делайте вид, что не поняли меня», – сказал в полголоса старик. Мы разговорились.

Его звали дядя Миша. Он был из Кишинёва, но начинал в Черновцах. Сидел дважды за убийство в СССР и Израиле, играл на сцене молдавского еврейского театра. Сыпал на меня именами классиков, цитировал пьесы, произносил отрывки монологов. Не зря я опасался провокаций.

Дядя Миша сообщил мне массу подробностей своей жизни. Не могу с уверенностью считать его совсем вменяемым человеком, но грань между артистизмом и явным сумасшествием он при мне не преступил.

Некоторые шизофреники обладают огромным интеллектом и прекрасной памятью. Видимо у разума есть некое состояние выше нормы, которое тоже разрушает человеку жизнь.
У каждого своя норма. Здоровый человек может достичь своей нормы и не перешагнуть её, а больной не может дойти или не в силах остановиться.

Я задал дяде Мише несколько общих вопросов о мироздании, надеясь, что его источники информации могут сильно отличаться от моих и общеизвестных. В целом, считаю, я не прогадал.

Дядя Миша выложил ряд фамилий и выстроил две цепи мировых заговоров, о которых я до этого ни разу не слышал.

Но эти домыслы будут не столь интересны читателю, как старинная притча от евреев из Йемена в пересказе дяди Миши.

Евреи Йемена, йемениты, всегда были крайне угнетаемы местной знатью и бедны. Жизнь йеменитов мало отличалась от местной бедноты, а некоторые семьи даже кочевали с бедуинами в пустыне.

Двух йеменитов приговорили к смертной казни по ложному обвинению в краже верблюда.

Один из них по имени Гофам в ночь перед казнью измучил жалобами на судьбу и причитаниями второго – Элифаза.

Элифаз умолял Гофама помолчать, чтобы не гневить Единого своими жалобами.
«Может быть хуже, замолчи», – говорил Элифаз, но Гофам не унимался – куда уж хуже.

Ночь прошла без сна, да ещё эти стоны Гофама.

Утром несчастных повели казнить на базарную площадь.

«Может быть хуже, замолчи, прошу тебя», – говорил Элифаз, но Гофам всё стонал и стонал, всё жаловался и причитал.

Стража ввела бедных на эшафот. Элифаз шёл безрадостно, но спокойно – не спешил, но упираться тоже не видел смысла. А Гофаз упал на землю в истерике и его пришлось волочить. Казнь затягивалась, и толпа гудела в нетерпении.

«Может быть хуже, прекрати истерику, не волочись по земле, иди спокойно, как я», – просил Элифаз, но Гофаз уже ничего не слышал в агонии.

Наконец, после относительно долгого сопротивления Гофаза они оба предстали перед палачом в маске или как сегодня бы сказали – в балаклаве.

В этот момент на площадь ворвался на тяжело дышавшем вороном жеребце глашатай Великого шейха аль-Йамании.

В наступившей полной тишине он зачитал прямо с жеребца указ: «С момента оглашения сего всех евреев Йемена казнимых за любые преступления велено бить перед казнью двенадцать раз палками по пяткам у двери каждой лавки базарной площади».

Гофаз уже ничего не соображал в своей агонии, а Элифаз лишь глянул на него с упрёком, но ничего не сказал.

Любой может услышать аудиоверсию этой притчи.

Если идти на шук Кармель по правой стороне Короля Георга, то, перейдя Аленби, на светофоре справа, можно увидеть дядю Мишу – это его место.