Родина Алисы

               


                Изгиб реки под дрожью камышей -
                времен распутие,
                приют забвений
                осенних грез.
                Туманам снится правда о душе,
                звучит мелодия
                прикосновений
                безмолвья звезд.


            

                *****


 Порой кажется, что в прошлой жизни это было, да и не верится в то, что когда-то давно это происходило со мной...
 Так, ну или примерно так я хотел когда-то начать свой рассказ, или даже книгу - интересную, полную приключений и переживаний, захватывающую с первых страниц остротой сюжета, пропитанного духом времени и не лишенного правдивых эпизодов... Но время шло, а то, что хотелось написать так и оставалось где-то на несуществующей полке с иллюзорной и обреченной надписью "позже".
 У каждого человека есть то, что ни когда не отпускает, снова и снова окатывая прелестью того, что когда-то было, того, что и сейчас является частью его. Воспоминания, от которых хочется жить, дышать их бесконечным светом, их родной и несказанно верной далью, ближе которой уже вряд ли что может быть, встают передо мной ярким пространством веры в то, что мы привыкли называть - душа. И вот, я, привыкший к рукописным страницам со стихами, освещенными одиночеством свечи, на этот раз улегся поудобней, положив ноутбук на колени, включил тихую музыку и погрузился в тот далекий день, который на самом деле был, и в нем был я - счастливый и понимающий это счастье, казалось бы, простое, в зависимости от восприятия человеком этого непростого понятия.
 В рассказе моем нет супергероев и злодеев, закрученных интриг, перестрелок, драк, любовных драм и прочих увлекательных недоразумений. Есть любовь. Любовь, от которой не может отвернутся ни одно человеческое сердце. Любовь. Что может быть правдивей?..
 И, всё же, было это давно, только кажется, что вчера.



                *****



 Он уже проснулся, но все еще лежал, не открывая глаз, прокручивая, как киноленту, вчерашний вечер, ночь и бред, который подарило ему это утро. В открытое окно врывалась свежесть лета и сковывала любые желания сделать какое-либо движение. Хотелось лежать и лежать, не вставая. И пусть все катятся к черту с их звонками и давно предсказуемым набором слов. Просто лежать. Еще бы воды кто принес холодной, но дома, как он понял по знакомой тишине и тяжести чего-то лежащего на его груди, никого, кроме него и кота, не было. Телефон в прихожей разрывался бесперестанно.
 Он открыл глаза. На груди лежал не кот, а толстый том Дрюона из серии "Проклятые короли". Неужели я вчера еще пытался что-то читать, - подумал он с иронией, поднимающегося на эшафот, тамплиера, встал, бросил книгу на подушку и с безысходностью приговоренного снял трубку.
 - Алло? Сынок? - звонила мама.
 - Да, мам, - несколько оживленней почувствовав себя, выронил он.
 - Вообщем мы сегодня на природу собираемся, - голос был таким добрым, - на двух машинах в какой-нибудь живописный уголок нашей Белой. Я думаю, ты сам предложишь - куда, если, конечно, поедешь с нами. И еще... Сходи или съезди за Алисой. Пусть побудет на выходных с нами, и на пикник с собой возьмем, - добавила она, уверенная в том, что он обязательно поедет с ними, раз уж там будет дочь.
 - Ну, конечно, я с вами, - ответил он спокойно.
 - Ну тогда давай съезди, а мы заедем за вами к полудню, так что будьте готовы. Пока, - сказала она и добавила, - да, и Джима покорми, если этот странник дома.
 - Хорош...

 Последнюю букву выговорить не удалось, так как, при произношении предпоследней язык словно магнитом притянуло к нёбу, откуда он уже не хотел отлипать. Нужно было как-то привести в порядок то, что еще давало ему понимать последовательность будущих действий, то что еще осталось внутри черепной коробки после вчерашнего, но напрочь отказывалось слушаться и к тому же ужасно болело. Но две"Upsы", найденные в дверном отсеке холодильника, обещали помочь. Веселые пузырьки заиграли в прозрачности холодной воды, переливаясь и исчезая. Как хорошо то... Живительная отрыжка растворилась в воздухе, в котором уже витал аромат горячего кофе. Пока чайник грелся он быстро сполоснулся под прохладной водой, приготовленной заранее, так как горячей не было, выскреб суточную щетину и почувствовал себя более менее близко подходящим к слову - нормально. Затем снял трубку и набрал номер.
 - Эльвииирка... Привет, красивая, - почти пропел он.
 - Явление солнца, жаждущим света, - с нежной иронией отозвалось в трубке.
 - Злишься?
 - А надо?
 - Наверно, надо немного, только давай позже. Понимаю, пропадал, черт те где. Прости нехорошего.
 - Значит, не надо.
 - Понимаешь, добрая фея, тут такая ситуация, - и он изложил разговор с матерью, - не могла бы ты заехать ко мне?
 - Конечно. Жди.

 После чего был звонок бывшей, которой дома не оказалось. Трубку сначала сняла теща, а потом передала Алисе.
 - Ой, пап, так классно, я жду. Давай скорее, - обрадовалась она и он почувствовал, как у нее перехватило дыхание, а у него что-то сжало внутри.

 Заправив постель, он присел на корточки, держа в руке книгу. Да уж, - подумалось ему, - не хотелось бы мне иметь среди врагов такую, как это тетка Маго. А с другой стороны, круг друзей, она бы тоже не очень-то украсила. Потихоньку дворцовые интриги средневековой Франции покинули его мысли и лишь предсмертные муки Ногарэ посреди судилища теней и казнь великого магистра ордена с его проклятием, брошенным с костра, тяжелым осадком осели где-то в глубине памяти...
 - М.. да, неужели читал ночью, - он вопросительно посмотрел на кота, лежащего на столе, - а, Джим? И, сунув ему под нос книгу,достал из карман джинсовки папиросы. Смял пустую сторону папиросы в гармошку и вышел во двор. Сидя на скамейке у подъезда подумал о том, есть ли дома кефир для любимых дочкой блинчиков.

 Бежевый "Ауди" почти бесшумно остановился у гаража прямо напротив парадной. Окурок попал точно в середину урны и продолжал еще дымить, когда он уже сидел в салоне.
 - Не вели казнить, сударыня... Соскучилась?
 - Как ты? - ее наполненные влагой глаза говорили, кричали "что же ты делаешь!" Но голос был нежен.
 Он долго, как ему показалось, смотрел в эти глаза. Бывают моменты, когда слова не нужны, когда молчание призывает к истинному пониманию. Она положила голову ему на грудь и слушала, как бьется сердце, а он просто взял ее руку и опустил себе на шею. Слова были лишними.
 - Нужно заправиться. Куда рванете? - грустная улыбка делала ее лицо особенно красивым.
 - На Гусинку, наверно.
 - Здорово. Мы с тобой там давненько не были.
 - Я сегодня побуду с дочерью, а завтра сбежим куда хочешь. Хорошо?
 - Если ты не исчезнешь до этого "завтра", - вставила она, аккуратно выруливая со двора.
 - Конечно исчезну. У тебя.
 - Ты не совсем хорошо чувствуешь себя после исчезновений не у меня. В бардачке есть початая "Белого аиста", оставшейся после твоей поездки на уфимский концерт какой-то там группы. Путаюсь уже в них, - и пристальный взгляд человека, который беспокоится за тебя, которому плохо от того, что не очень хорошо тебе, и слова, - лишнее, да?
 - Как же ты меня знаешь. Спасибо. Ты права. Мне и не хочется.

 На заправке он молча сидел, любуясь ею. Она осмотрела машину, заглянула в салон за ключами, которые сначала забыла. О чем она думала между этими, выработанными до автоматизма, движениями? Ответ он знал.
 - Может, завтра в Уфу сорвемся. Топлива хватит еще и обратно, - произнесла она так житейски, словно они уже прожили немало лет вместе, уверенная в своих словах.
 - Да хоть куда. Только я не понял, ты что, собираешься съездить в Уфу из-за того лишь, что бы познакомить меня со своей библиотекаршей? Мне не срочно... Да и вообще, я упомянул об этом как-то неясно, а ты сразу в жизнь претворять. Не лучше ли поехать куда-нибудь в бельские дебри, поставить палатку, развести костер, купаться, беситься, сходить с ума? Что скажешь?
 - Конечно, я - за. А помнишь ты заставил меня свернуть по пути. Мы, как первооткрыватели - дети, нашли такое красивое место на песчаном берегу среди молодого ивняка. А в сумерках грянула гроза и пошел такой ливень, что даже палатка почти не спасала. Костер погас. Но что было с нами под этим ливнем в сумасшедшую грозу! В кино не придумаешь...
 - Разве такое забудешь.

 Да. Он не забыл это путешествие, длившееся четыре дня. Четыре дня для того, что бы съездить в соседний город, около ста километров. Они пролетели, как миг, но сколько было в этом мгновенье их. И плевать на то, что в город этот они не попали и в свой не вернулись, а укатили на другой берег, приютивший их молодых, красивых и голых. Как же переливалась ее кожа у потрескивающего костра, как тихи были прикосновения, а поцелуи чувственны, как музыка, музыка длиною в лунность... Они были на другой планете, в другом мире, но такие настоящие.


 Четвертый этаж, тринадцатая квартира. Ностальгия хотела подобраться и накрыть его, но Алиса открыла дверь и бросилась в объятия отца. Переполнявшие его чувства  уже поблескивали в уголках глаз, но он сдержался.
 - Привет, моя маленькая богиня!
 - Пааап!.. Ну что ты, паап!? - маленькая девочка, заметив растроганность отца, взяла его под руку и завела домой.
 На кухне возилась теща, видимо, колдуя над обедом.
 - Привет, мам, - язык не поворачивался снова назвать ее по имени.
 - Здравствуй, сынок. Чаю? - сразу предложила она.
 - Да нет. Ждут уже нас. Ты как? Нормально?
 - Да. Давление вот только опять начало беспокоить.
 - Ну ничего страшного. Посоветоваться с врачом, вообще-то, тебе не навредит. Сколько можно говорить. Да и беречься пора бы уже, - тоном искренним и добрым заметил он.
 - Ну пока, бабушка. До завтра, - Алиса уже стояла у открытых дверей.
 - Ладно, давайте, - ответила она, - смотрите там, осторожней, - и поцеловала зятя в выбритую до синеву щеку.
 И сейчас, спустя столько лет, они так и обращаются друг к другу "мам" и "сынок". Чувствуют, значит, что не чужие и уже не смогут ими стать.

 Эльвира ждала, открыв заднюю дверь. На сиденьях лежали сладости.
 - Каким же счастьем светится твоя девочка, - сказала она, поцеловав Алису в макушку.
 - Пап, а Си Си Кейтч тоже с нами поедет? - ее очаровательная улыбка светилась на весь мир.
 - Нет, родная, у нее гастроли в Кампучии, - пошутил он.
 - Раньше я ездила в Мозамбик выступать, а теперь вот уже второй раз в Кампучию отправляют, - глядя на нее с, улыбкой поддержала она.

 Казалось, он спит. Два этих создания были с ним и улыбались ему и друг другу, перемигивались, шутили, словно сверстницы.
 - Я не в силах противостоять вашему заговору, потому сдаюсь. Смилуйтесь, - прикалывался он...

 А Эльвира на самом деле была очень похожа на Си Си Кейтч, только волосы черные, вьющиеся локоны.
 - Просто подержи мою руку, прежде чем выйти из машины, - попросила она, подъезжая к дому, - и кефир возьми в бардачке.
 Он так и сделал. Ему всегда было спокойно рядом с ней, с этой красивой, стройной, умной, да-да, умной женщиной, да к тому же с чувством юмора редким, с этой любящей душой, с этим понимающим сердцем. Заслуживал ли он такую? Он не знал. Но чувствовал где-то в глубине себя - она нужна ему. Нужна, как друг, как женщина. Может быть, как ни кто.
 - Завтра вечером вместе отвезем Алису к ее матери, и ты в моем распоряжении, - ее взгляд сводил с ума, а голос словно касался его.



           *****



 Пока он возился у сковородки, Алиса смазывала блинчики маслом, успевая запивать сладким чаем те, что исчезали с тарелки.
 - Самые вкусные в мире, - заявила она после очередного, так любимого ею, ароматного блинчика, да с таким видом, будто ей на самом деле приходилось пробовать их в самых отдаленных уголках нашей планеты.
 - Ну, может, и не самые... Си Си Кейтч печет точно такие же, это она меня научила.
 - Сёровно... Я сперва твои люблю.
 - Я знаю.
 - А ты знаешь, пап, что я сперва тебя люблю?
 - Я чувствую это, родная.
 - Как?
 - А ты как чувствуешь мою любовь?
 - Ну я же маленькая и не знаю еще таких слов.
 - Вот и я, прелесть, не знаю таковых. Наверно, потому их люди не придумали, что чувствовали, ни каких слов не надо порой.
 - А мама?
 - Вот мама - твой самый первый человек.
 - Ну ты же понял, что я... ну что я... - так улыбнутся не смогла бы ни одна актриса, - ладно, маленькая я и чего-то не понимаю. Но вырасту и всё пойму, да ведь?
 - Маленькая моя богиня. Ты и сейчас понимаешь глубже иного взрослого, только вот слова подобрать не совсем получается пока, душа моя, - с признанием ее мыслей говорил он, доставая папиросу.
 - Ты курить? Я с тобой.

 Так и сидела с отцом, смотрела, как он курит, спрашивала - о чем думает, болтала с соседскими девчонками, но далеко не отходила, будто боялась, что кто-то может украсть этого лучшего в мире папу в черной бандане с красными буквами спереди =АлисА=, с папироской смятой в гармошку.
 - Ты похож на "ну погоди".
 - Страшный?
 - Нет. Добрый, и папироску так же двигаешь туда - сюда.

 Приехали родители, с которыми оказалась и его бывшая. Где и каким образом они встретились, - ему было не интересно, поэтому и спрашивать не стал. А Алису это вообще не волновало, ведь оба они были с ней, а еще бабушка, дедушка, его родная сестренка, что была на три года всего старше его дочери, и еще дочка маминой подруги. И в центре всего - она.
 - А ты на лодке покатаешь нас? - спросила сестренка.
 - Не получится. Не на тот берег едем, так что без лодок. Если получится, порыбачим с берега. Следующий раз, хорошая.

 Перед казакларовским спуском в долину реки открывалась бесподобная панорама. Все молчали. Может, от того, что высоко, а может, от красоты захватывало дух даже у тех, кто видел это в сотый раз. Прямо под ногами, далеко внизу, петляя по просторам живописных угодий, вливалась в Белую - Явбаза. Чуть выше по течению, прямо посреди реки возвышался огромный остров с заостренной песчаной отмелью с севера. Вековые деревья разных пород хранили безмолвие времени над этим чудом природы, словно оставленном в наследство древними. Левый берег выше спуска по течению был равнинный, а правый резко уходил вверх, заросший густым смешанным лесом.
 - Да уж, сынок, знаешь, куда нужно ехать, сказала мать.
 - Мам. Мы здесь бывали, ты наверно, не помнишь просто. Да вы и сами уже без меня все бельские просторы в окрестностях объездили. Спуталось всё.
 - Всё равно, красиво.
 - Вы бы видели, какая в этих местах осень. Слезы наворачиваются от такой красоты.
 - А вон там на том берегу, выше - как красиво.
 - Это не тот берег, мам, а еще один остров - бурновский.
 - А почему?
 - Наверху, чуть дальше - деревня Бурный поток. А прямо по середине Белой поднимаются камни, их даже видать по малой воде. Очень бурное течение, и опасно, поэтому суда проходят почти у самого берега острова.
 - Ты там был? Красиво?
 - Не то слово. Мы еще в школьные годы туда как-то с пацанами поехали порыбачить.
 - Тебе же мало места возле города. А мать? Волнуйся, да?
 - О, мам, я тогда чувствовал себя покорителем неведомых земель... Как-то к нам в палаточное окно ночью просунул морду лось.
 - Зачем?
 - Ну его не успел спросить. Он - в одну сторону, мы - в другую ломанулись, а я так вообще по пояс в воду забежал. А он, может, просто в карты хотел сыграть. Я как раз раздавал.
  Все, улыбаясь, переглянулись.

Спустившись вниз, оставили позади мост через Явбазу. Проехали еще километра три и остановились в тени высочайших деревьев, как страж долины, выстроенных вдоль берега. Впрочем, весьма характерный ландшафт даже для верховья реки. Стояла летняя жара и солнце ни как не считалось с земными обитателями. Едва заметные с берега бакены боролись с течением, круглосуточно показывая ориентир изредка проходящим судам. А над противоположным берегом, над подступающим к высокому обрыву лесом парил беркут.
 - Привет, старина.
 - Пап. Ты это кому? Богу?
 - Ну можно сказать и так. Видишь красный бакен у того берега?
 - Да.
 - Теперь возьми от него немного ближе к острову и подними взгляд.
 - Птица. Большая.
 - Это мой старый знакомый - беркут. И он тут вроде как бог. Всё, что ты видишь - его страна.
 - Он тебя знает?
 - Еще бы. Как-то на рыбалке я бросил небольшую рыбу на берег, а он подобрал. Казалось бы, зачем такой большой птице мелкая рыба. Ну раз подобрал, значит, нужна. Возможно, маленьким еще беркутятам. Так следил с высоты, не брошу ли я еще рыбешки на камни. Берег там под обрывом - каменистый. Взмоет беркут надо мной и кружит. Пропадает и снова появляется. А мне что? Не жалко.
 - Интересно так,папа. Я тебе мороженое принесла, пока все не разобрали. Будешь?
 - Давай. Спасибо, родная.

 Вдали за деревьями показались два всадника.
 - А это что за ковбои? - поинтересовалась девочка.
 - Обыкновенные ковбои и есть.
 - Ну, паап!
 - Ковбои, только местные. Вон, видишь деревянный вагончик? Это их жилище до конца сезона, почти до поздней осени. Они в нем ночуют, а днем кочуют, то есть, пасут. Смотри, какие роскошные луга тянутся вдоль редколесья. А там, дальше, у самого берега - летний лагерь, куда утром и вечером привозят из деревни доярок, после их приезжает молоковоз и увозит молоко на молочный комбинат, которое затем поступает в магазины города, но уже и как сметана, творог. Вот такие, как эти ковбои и снабжают города молочными продуктами. Вкусное мороженое. Возможно, из этих мест родом.
 - Вкусно, - она задумчиво улыбалась.
 - Мелковатое побережье тут с нашей стороны, а то бы порыбачили.
 - Ты же сказал, что просто отдыхать. Вот и отдыхай.
 - Вот и отдыхаю.

 Суета у костра, возле которого был развернут этот пикничок, каким-то тихим гомоном разносился в пространстве деревьев, величаво размахивающих огромными ветвями, качающимися почти над самой землей. Удивительно красивое дерево - ива.
 - А сколько лет этому дереву? Оно старше тебя? - спросила Алиса, усевшись на мощные корни, выходящие на поверхность и снова пропадающие в в песчаном грунте.
 - Пожалуй, оно постарше будет... Лет эдак на сто, а то и больше.
 - Оно такое старое?
 - Да. Смотри, какие у него ручища даже на самом верху у кроны. Уверен, мы с тобой далеко не первые странники, коих оно приютило в своей тени. Вообще, Белая наша очень древняя и течет она уже тут много миллионов лет. Конечно, ландшафт, то есть, прибрежный рельеф и растительность менялись, но русло, сама река с ее водами, несущими тайны веков, осталось почти таким же.
 Представляешь, сколько всего видели эти берега. Очень возможно, что когда-то очень давно здесь останавливалось племя первобытных охотников. Так же сидели они у костра, смотрели на реку, а может и далекий предок нашего беркута так же кружил над ними.
 Высоко над островом снова показалась эта красивая и гордая птица.
 - Смотри, пап. Он как-будто услышал тебя.
 - Да... А позже, возможно где-то в этих местах проходили племена гуннов по пути на Рим, а позже пришли тюрки. Название многих царств носила земля наша до того, как стать частью Руси, а потом и России. Хазарский каганат, Волжская Булгария, Казанское ханство,
Ногайская орда, Сибирское ханство. А во время Гражданской здесь, ниже по течению, ближе к городу шли страшные бои. И в годы Великой Отечественной на фронт отправлялись, сначала переправившись через Белую. Говорят, огромные ивы, что стоят вдоль дороги, ведущей от старого парома к Венеции , были посажены в самом начале войны, на которую уходили по этой дороге. Всё это было, и по меркам истории, даже не вчера, а мгновение назад. Когда в школе начнете изучать историю, тебе будет интересно на уроках... Если бы еще не врали детям своим, - добавил он уже шепотом.
 - Мне и сейчас интересно.
 - Когда я был маленьким, - Алиса сияла, - что ты, я тоже был когда-то маленьким. Дед мой рассказывал мне всякие истории и не только про наши земли. Мне было так интересно, что я не мог подолгу уснуть, в ожидании нового дня, когда мы снова поедем на сенокос и он во время перекура начнет какой-нибудь из своих рассказов. Мне даже казалось, что он их заранее готовит, что бы мне потом рассказывать. А когда я научился читать дарил мне книги, в которых говорилось об истории, географии, ну и художественную литературу.
 - А что, физика тебе не нравится?
 - А при чем тут физика? Тебе до нее еще не скоро. Хотя... Очень красивый и нужный предмет, и мне, как мужчине, интересен. Думать заставляет неплохо. А почему ты спросила?
 - Я не один раз слышала, как мама говорила, что не любила в школе физику.
 - Ну тебе она понравится, будь уверенна.

 Маленькая Алиса засияла еще ярче. Сколько же света в ее душе, - думал он, - сколько тепла и любви к людям, к этим деревьям, птицам, животным, ко всему, что ей дорого, а дорог ей - весь мир. Сколько всего ей предстоит еще узнать и так хотелось верить, что только хорошее. Но жизнь - есть жизнь...
 - Послушай, ты, наверно, проголодалась. Ступай к маме и бабушке. Шашлык уже готов, судя по ароматам и возгласам, разносящимся по берегу. Там девчонки, поиграете. А?
 - Шашлык я, конечно поем, но пока после твоих вкусных и сытных блинчиков, мне есть не хочется. И хватит уже курить.
 - Пойдем, я покажу тебе одно красивое место, тихое, как колыбель. Си Си Кейтч оно очень нравится особенно осенью.
 - А тебе?
 - Ну конечно. Я ей же показал.

 Они спустились еще ниже к самой воде, где деревья отражались в тихой заводи, разлившейся между двумя перекатами, поросшими камышом, за которыми в тени векового тополя, у самых его корней пролегало что-то вроде маленького ущелья, по которому небольшими каскадами, словно из мира теней, играя солнечными бликами, стекал родник, а речная заводь доходила почти до самого входа в пещеру. Но пещерой это казалось только на первый взгляд. Прямо по центру у воды лежали полукругом пять больших камней - больших валунов, почерневших снизу от костра. Нетрудно было догадаться, что собрано всё это недавно, но почему-то хотелось думать, что именно так выглядели стоянки древних людей времен среднего палеолита. И на само деле, картина, открывавшаяся перед глазами, говорила о присутствии здесь каких-то духов. Всё выглядело таинственно, особенно огромные корни тополя над входом в мнимую пещеру, а камни напомниали, хоть и не Стоунхендж, но тоже что-то вроде древнего языческого капища.
 - О-о, паап, - Алиса не могла оторвать глаз, - как-будто... я вчера кино видела по телику - ужастик какой-то. Что-то похожее было на это место.
 - Страшно?
 - Неет. Классно даже.
 - Хочешь поиграть?
 - Здесь играть не хочется. Хочется сидеть и думать. Красиво так и грустно.
 - Это ты чувствуешь в себе зов давно ушедших времен, дочка.
 - Да. Только сказать не знаю - что.
 - И не старайся. Не получится. Просто чувствуй.
 - Спасибо, па. А Си Си Кейтч тоже чувствует?
 - Когда она впервые здесь оказалась, то села у камней и смотрела то на заводь, то на дерево, корни, а по глазам катились слезы. Осень была золотая. Видишь, какой промежуток того берега открывается отсюда? А теперь представь, что всё это разноцветное и под солнцем, что светит уже под другим углом.
 - Не получается. Но я чувствую, - как это.
 - Я не сомневаюсь, родная. Пошли поедим.

 Они наскоро перекусили. Алиса ела точно то же, что и отец. Пару кусочков шашлыка, который получился сочным и нежным, летний классический салат - огурцы с помидорами, только вчера с грядки. По пути к костру они сорвали немного листьев дикой смородины, что бы добавить в чай, заваренный у костра. Какой же это сказочный вкус. Пахло Белой, костром и чаем со смородиной. Удивительно.
 - Тебе нравится чай? У тебя такие глаза счастливые, пап!
 - Да, родная. Это вкус моего детства.
 - И моего тоже.
 - Да, и твоего тоже. Вкус родины.
 - Да, родной... Родины, - взгляд ее был проницательный, как у взрослого, - только родина эта мне губы обжигает.
 - Ну это нормально.
 - Да, пап, нормально.
 В сердце его лился бесконечный свет, свет ее любви...
 - Ну ты, давай, поиграй вон с девчонками, а я пойду прогуляюсь. Если что, ты знаешь, где меня найти.
 - Ладно.

 Он прошелся по песчаной косе босиком, присел у камышей, долго смотрел на тот берег.
 Белая. Река, на берегу которой он родился и вырос, вдыхала в него что-то вечное. Совсем близко на мели стояла цапля. "Арматура", - как называли ее рыбаки. И действительно, издалека казалось, что торчит палка.
 Запах реки успокаивал его и тянул к чему-то, о чем хочется поведать. Не важно кому. Себе. Дойдя до "капища", он достал из кармана джинсов билет на концерт, который состоялся десять дней назад в Уфе. На разноцветном глянце нарисовал огрызком синей пасты песочные часы. Закурил, всматриваясь в даль за островом и, положив билет на камень, прямо под песочными часами нацарапал:

                Белая река - моя печаль,
                Погрусти со мною до рассвета.

 Сделал, как когда-то в детстве, кораблик и положил на воду. Ветерок легкий словно этого и ждал. Тихо подхватил его и понес в бескрайние бельские просторы.
 Давно, еще школьником, он сбежал с уроков и сидел так же, только у пристани в городе и сделал такой же кораблик, так же унесенный ветром, но он был не из билета на рок концерт, а из листка тетрадного для школьных сочинений, на котором красной пастой было  написано "Не закончено - 3". А ниже точно эти же стихи. Он посмотрел на удаляющийся в даль бумажный кораблик и тихо, почти про себя, закончил строфу:

                Берег твой, как вечный мой причал
                В безысходных поисках ответа.

 А ведь это было вчера, - подумал он с грустной улыбкой.

 - Паап, тебе же скучно без меня, - под деревом показалась Алиса с яблоком в руке.
 - Конечно. Но я был уверен, что ты меня навестишь.
 - Ты что в больнице лежишь, что бы тебя навещать? Мне с тобой охота. Ты что делаешь?
 - Смотрю. Слушаю
 - Что слушаешь?
 - Реку. Ветер. Лес. Камыши. Слышишь, как они с волнами шепчутся о чем-то своем... а ты наигралась уже, да?
 - Да не играла я. Слушать хочу с тобой.
 - Ну давай. Тут такая симфония реки. Душа в небо просится.
 - К беркуту?
 - К беркуту.
 - А почему - Гусинка, пап?
 - Гусинка. Название это уже едва ли кто помнит. Если только кто из старых рыбаков. А ведь в судоходных навигационных картах этот изгиб реки так и называется - Гусиное горло. Нам с  тобой здесь на берегу не увидать, но если посмотреть на эту местность глазами нашего беркута, то мы увидим, что река на самом деле как бы повторяет гусиную шею. Вот тебе и Гусинка. Старое, получается, название - народное.
 - Теперь ясно.
 - Чувствуешь, как пахнет Белой?
 - Да.
 - Ни одна река так не пахнет.
 - А на каких ты бывал?
 - На многих, родная. И на Каме, и на Волге, на северных реках, далеко на южных, но ни одна не сравнится с нашей.
 - А на южных - это в Таджикистане?
 - Да. И не только. Сырдарья, Амударья, Вахш, Зеравшан, Пяндж... Покажу как-нибудь на карте, когда освоишь ее.
 - А горы там большие?
 - Да. Очень. Самая маленькая раз в десять больше нашего города. И высокие - за облака уходят.
 - А люди там какие?
 - Люди, дочка, везде разные.
 - и хорошие, и плохие?
 - Да. Только хороших больше. Намного больше.
 - Ты там в армии - воевал?
 - Ну что ты. Войн уже нет давно.
 - Почему взгляд в сторону отводишь?
 - Да просто дым в глаза лезет.
 - Вот и не кури.
 - Всё, не курю уже, - он положил окурок на песок и придавил его камнем, - а война - это плохо, очень плохо, потому и не думай о ней, хорошо?
 - Хорошо, папуль, - она села к нему на колени и положила голову ему на грудь, - а камыши опять шепчутся.

 Тишина. только где-то наверху ветер раскачивал кроны могучих деревьев, стоящих на страже долины. Было уже не жарко, но тепло. И тепло это бескрайними разливами обретало в душе маленькой девочки приют, текло сквозь нее, сквозь радости ее детства и погружало ее веру - в добро. Он знал уже по ее родному и ровному дыханию, что она спала. Солнечные свет, проникавший из-за колышущейся листвы, играл на ее маленьком лице. Он аккуратно отвязал свою бандану, на которой красным по черному было написано =АлисА=, и прикрыл ей голову. Он был счастлив. Счастлив бесконечно от любви, что дарила ему его маленькая девочка, его дочь, зная, что спустя даже многие годы это счастье не отпустит его. Счастье это невозможно забрать или одолжить, его можно только чувствовать. Для него это было и осталось единственной правдой в его жизни, которую не нужно доказывать, ведь она - любовь, ведь она - душа.
 Беркут плавно кружил над ними. Каково ему любоваться оттуда всей этой прелестью? А может быть, ему не до нее? Нет, не может быть. Скорей всего он тоже родился где-то в этом раздолье, вылупился из своего яйца маленьким пушистым птенчиком, а мама таскала ему мелкую рыбку.
 - Ну что, старина, выходит, земляки мы с тобой. Братья, так сказать.
 
 Птица, поймав обратный по направлению к ее полету поток, взмыла еще выше, грациозно вычерчивая круги в покорной ему выси с присущим хищнику великолепием.
 Небо. Ясное с небольшими клочьями рассеянных облаков небо синело над миром, над этими роскошными пейзажами родных просторов. Он вспоминал, как не раз оставался на реке ночевать даже один. Вспоминал костер, лица, мелькавшие в мерцании огня, пацанов и, конечно, Эльвирку. Вот на этом самом месте они собирали когда-то вдвоем, оставшийся после весеннего разлива реки, мелкий топляк для костра, а на рассвете купались в теплой бельской заводи и ловили на донку, на одну единственную донку - больших красивых окуней, которых потом коптили на костре. Какие же они вкусные получались. Пили чай с листьями дикой смородины, заваренный на ключевой воде. По ночам искали светлячков, как пришельцев с других планет. Даже машину они укрыли ветками ивняка, дабы не напоминала, что скоро придется покинуть всю эту прелесть и вернуться каждому к себе.
 Вспоминал, как она смотрела на волны, спокойно накатывающие на песок, гладила их ладонью, как живое, одухотворенное создание вселенной. Как выводила буквы на песке у воды "это мои грезы", как смотрела на вечернюю реку с блеском в глазах, как волны медленно, но неизбежно смывали ее надпись на песке.
 Ему вспомнилось, как она однажды обиделась за то, что он сжег стихи, накаляканные на пачке из под папирос. Пока она обижалась, готовя фруктовый салат, он собрал огромнейший букет полевых цветов на просторной лужайке, рассыпал их на сложенных полукругом камнях и перед ними, а затем, собрав осколки устричных раковин, мозайкой выложил на песке "той, что грезит". Как же красиво смотрелось всё это под закатными лучами, опускающегося в реку, солнца. А потом была ночь. Летняя бельская ночь. Лунный берег очарованный грустью одинокого костра дарил им время любви, над которой кружились и падали звезды.
 Алиса спала. Он уложил ее на теплый песок, подстелив джинсовку и джинсы, и вошел в воду, проплыл немного и лег на спину. В небе над заводью парил беркут. Вспомнилось, как они лежали на воде, взявшись за руки и прижавшись макушка к макушке, смотрели на облака, прикалывались по поводу своего знакомства. А познакомились они не совсем обычно.
 Он приехал в Уфу за женой, заканчивающей тогда БГУ. Приехал на день раньше, что бы немного "пофестивалить" с пацанами в общаге УГНТУ. Они давно уже звали его. Вообщем оторвались по полной. Утром он отправился на трамвайную остановку, но почему-то не по тротуару, а ближе к ряду пятиэтажек по низкой траве. Проходя мимо одного из домов, заметил белое покарывало, висящее на балконе третьего этажа. Погода была ветренной и покрывало это еле держалось на последней, по видимому, прищепке. Ну, давай, упади на меня, - подумал он. И ... оно услышало и благополучно накрыло его, избежав тем самым неизбежной встречи с пыльной травой. Он почти не удивлялся тому, что оно упало именно на него. Он один проходил в это время под эти балконом, да еще и сам попросил, а порыв ветра своевременно рванул и опустил покрывало ему на голову. Ну что ж, не хочешь пачкаться, пойдем домой, - подумал он и, быстро прикинув по балкону, находящемуся на углу дома, - где квартира, поднялся и нажал на звонок. Лучше бы он этого не делал. Дверь открыла фея в легком халате с полотенцем на голове.
 - Здравствуйте. Вам кого? - увидев и услышав ее, он чуть не выронил из рук то, что хотел вернуть.
 - Вас, конечно.
 - Простите?..
 - Я имел несчасье поймать ваше покрывало, когда оно летело под ноги добросовестным гражданам Черниковки, - он не мог оторвать от нее глаз и ни сколько не стыдился того, что ему приятно смотреть на нее.
 Она нечаянно коснулась его пальцев своими, принимая покрывало. Но еще больще его тронули ее глаза.
 - Вы чего пялитесь, несчастный?
 - По моему тут всё ясно. Предо мной стоит прекрасная незнакомка в тонком халате, под которым, как я понимаю, едва ли что-то надето, - тут он, сам того не заметив, сходу перешел на "ты", - предлагаешь мне смотреть в потолок? - и искренне улыбнулся.
 - Ну что ж, я обязана тебе, - не раздумывая ответила она, даже не смутившись.
 - Да. И вознаграждение я уже получил. До свидания.
 - До какого такого свидания?
 - Если то, что произошло в это чудесное утро - случайность, то я буду рад и этому мгновению, ежели нет, то мы с тобой увидимся и, я думаю, скоро.
 - Ты же здесь не живешь.
 - Да. Я тут чужой. Живу в другом городе, женат и даже жду ребенка. Мальчика.
 - А если родится девочка?
 - Думаешь, это возможно?
 - Не исключаю.
 - Тогда нужно с именем определиться. Время еще есть.
 - Ну, тогда пока.
 - За вещами на балконе... вообщем, понятно и так. Пока, фея.
 - Осторожно, тут не только покрывала летают. Пока, чужой.

 Это было весной. Они встретились через полтора месяца в его городе. Провели два сумасшедших дня в доме ее матери, которая оказалась родом из здешних мест, и поехали сюда, да и после приезжали не раз.
 Сколько радости дарили им эти берега. Сколько радости они доставили сегодня ему с дочерью.

 Солнце медленно опускалось и, казалось, не так палило. Видимо, поймав этот температурный перепад где-то в небе, легкий порыв ветра плавно опустился на заводь. Но тут же всё стихло. Он поднял глаза на горизонт, у которого серой стаей двигались тяжелые тучи. Становилось душно.
 - Пап, меня камыши разбудили, - она подняла голову.
 - Но они же тебя и убаюкали. Как же ты сладко спала и улыбалась во сне.
 - Долго?
 - Нет. Но для меня это будет длиться бесконечно.
 - А ты что делал?, - сказала было она, но, на мгновение задумавшись, поправила себя, - О чем думал?
 - Я думал о любви.
 - Мм...
 - О твоей любви. Вспоминал немного о хорошем, душевном.
 - Стихи сочинял?
 - Можно сказать и так. Думать о любви и чувствовать, как она течет сквозь тебя, - как стихи читать.
 - А про Белую у тебя есть?
 - Есть.
 - А напишешь еще?
 - Можешь не сомневаться.
 - Не сомневаюсь. А про беркута, про меня напишешь?
 - Напишу, радость моя, и не только в стихах. Обещаю.
 - И про вкус родины?
 - Да. И про родину.
 - А Белая - это родина?
 - Конечно. Знаешь, моя маленькая богиня, это слово - как бы не совсем слово. Это всё, что в тебе - ты сама. Даже если ты завтра уедешь далеко за тысячи километров, она буде внутри тебя вне границ и расстояний. Это не просто какая-то территория на карте, Это территория в тебе самой. Как любовь...  Любовь, родина, душа - они неразделимы, понимаешь? Это трудно понять, пока не покинешь ее.
 - Ты скучал там, в горах?
 - Да, дочка. Мне во сне снилось это раздолье. Хотя там, конечно, тоже очень красиво. Восточный колорит, древние памятники, тепло, фрукты - каких только нет... А мне хотелось черемухой поплеваться, растереть в ладонях смородиновый лист и наслаждаться ароматом, хотелось чая с матрешкой... блинчиков. Хотелось разбежаться и прыгнуть в Белую. И было это для меня вершиной счастья. Есть ценности непреходящие, не меняющиеся.
Я и сейчас безгранично счастлив быть здесь - хоть когда. И знаю, что ты - тоже.
 - С тобой везде как-то по другому.
 - По другому хорошо?
 - Ну конечно.
 - Я тоже люблю тебя, прелесть моя.
 - Прелесть твоя, - в голосе ее звучало сердце, - красиво тут. А ты мне завтра про лося расскажешь еще?
 - Какого лося?
 - Который в карты хотел играть.
 - Конечно.

 Так она сидела долго рядом с отцом и смотрела в даль. Летели мгновения, проплывали мысли и вечернее солнце бросило на песок тени трав. Прямо у ног текла древняя Белая, унося свои воды в бездну лет, соединяя прошлое и будущее, время и пространство, человека и землю. Шумел лес, на лугах паслись стада, парили птицы, тихо звучала музыка - музыка волн. А где-то жил город. Люди ходили на работу, пели и пили, влюблялись, рождались и умирали. И над всем этим, и во всём этом - жил бог и любовался бескрайними просторами, реками и озерами, и этой юной, любящей человеческой душой, радовался тому, как бесконечно красива родина маленькой девочки Алисы.



                *****


 - Эй, влюбленная парочка, - над берегом показалась бывшая, - Ээй... - и она пропела фамилию во множественном числе, - остаетесь, да?
 - Ну что, душа моя, пора, - сказал он.
 - А что нам собираться? Мы и так готовы. Побудем еще?
 - Хорошо.
 - Маам, позовешь потом, когда все соберутся.
 - Лаадно, - протянула бывшая.

 Да. Пора было покидать этот благодатный берег. Алисе этого не хотелось. Как бы она хотела остаться еще немного здесь, рядом со своим папой, послушать его рассказы, просто слушать его голос. Ему тоже не хотелось и было не по себе от того, что дочь еле сдерживала слезы. Как крепко она сжимала его пальцы своими маленькими ладонями.
 - Ну где же наш беркут? Он что, попрощаться не взлетит?
 - Он уже провожает нас. Смотри прямо над островом.
 - Совсем близко. Какой он огромный и красивый.
 - Ну теперь он и тебя знает.
 - А мы еще приедем сюда?
 - Обязательно. И не раз.
 - Ну поехали, - на глазах ее блестели слезы, но она с улыбкой звонко крикнула, посмотрев в сторону парящего над рекой беркута, - Пока, старина.
 - Да. Пока, - поддержал ее отец.
 - Пока, Белая, - с любовью сказала она.

 Дождь словно ждал, пока они поднимутся на машинах по казакларовскому спуску над долиной и доберутся до дороги с асфальтовым покрытием. Пока поднимались, Алиса смотрела на берега, уже охваченные пеленой дождя, и он тоже.

                Расскажи мне, Белая река
                О листве, упавшей в эту заводь,

 Под сильнейшим ливнем они летели в город. День остался там, на берегах древней реки, в стране беркута.
 
                Где к закатам тянется строка,
                Золото листвы роняя в память.


            
               
                *****



 Когда заезжали в город, ливень уже закончился. Мощные потоки ручьев неслись по дорогам. Прохожие, освобожденные от пыли этим живительным дождем, торопились кто куда.
Было свежо. Было спокойно на душе. Город вдыхал немного суетливый субботний вечер, жил своими своими событиями и их отсутствием. Кто-то спешил в гости, кто-то радовался тому, что не нужно ехать поливать сад, кто-то просто сидел дома и смотрел в окна. Алиса была счастлива, и счастье это было во всём, что ее окружало, ведь счастьем этим являлась она сама.
 
 - Ну иди, поцелуй маму, зайдешь потом, - сказал он ей, выйдя из машины, - а я пока воду поставлю греть.
 - Надеюсь, ты никуда не потеряешься до завтра. Она очень соскучилась, - бросила ему бывшая, когда он уже был у входа в парадную.
 - Ну, может, я и нехороший, - улыбнулся он и простодушно добавил, - но не до такой же степени, милая.
 - Сколько же радости она тебе подарила, что ты меня так назвал, - заметила она, - А? Милый?
 - Я сказал то, что вижу. Ты сегодня действительно мила, дорогая.
 - Спасибо, дорогой.
 - Маме кланяйся. У нее с давлением не все в порядке. Не плохо бы врачу показаться.

 Искупав дочь и освежившись сам, он включил телевизор и поставил чайник на огонь. Нужно было еще допечь блинчики и покормить странника. Родители отправились на именины той, кому посчастливилось быть виновником сегодняшнего пикника. Алиса с удовольствием еще поела блинчиков, запивая их чаем, заваренным с листьями дикой смородины, которые он не забыл нарвать на природе.
 - Родина, - произнесла она, глядя в окно, - не просто слово, как любовь.
 - Да. В каждом дыхании.
 - В каждом взгляде, - добавила она.
 - В каждой улыбке и в каждой слезинке, - сказал он, вспомнив ее глаза, когда они тронулись с берега.
 - И в каждом твоем стихе тоже?
 - Тоже.
 - Что читаешь, пап? - она взяла в руки книгу Дрюона и уселась на диван.
 - Очень интересная, мастерски написанная вещь.
 - О чем в ней говорится?
 - О людях, родная. Только жили эти люди в далеком прошлом в Европе. О королях, которым не повезло прославиться, о зависти, о жертвах интриг, о приключениях, ну и, конечно, о любви.
 - А Европа больше нашего города?
 - Да. Старушка Европа пережила много потрясений и о них миру известно больше, чем о нашей земле. И не удивительно, ведь именно Европа - Лондон, Париж, Кельн, Венеция, Флоренция, Мадрид и многие другие прекраснейшие города являлись центром событий на арене истории.
 - А ты свою любимую Грецию забыл?
 - Ну Греция - это колыбель европейской цивилизации вообще. И было время, когда я немного увлекался людьми и событиями, происходившими в этой пропитанной духом богов стране, но за небольшой по меркам истории период. Античность привлекает меня и сейчас, хоть я и стал понемногу забывать некоторые моменты.
 - А где мы живем, - не интересно для истории?
 - Здесь, где живем мы, было найдено много стоянок древних людей, живших задолго до античности. Край наш богат во всех отношениях и еще на заре истории тянул к себе своей красотой и природным изобилием. История земли нашей очень насыщенна, очень интересна.
 Конечно, мы знаем не всё. Но уж точно, что народы, населявшие эти края, пережили не меньше потрясений, а может, и больше, первыми приняв на себя удар монгольских туменов, а позже и воинов Тамерлана. А для европейской цивилизации все они были страшнее дьявола, в то время как местные народы, бросив вызов полчищам врагов, ослабили их натиск и мощь, тем самым как бы защитив своих западных соседей.
 Многое еще предстоит узнать. Есть люди с пытливым, беспокойным умом, и благодаря таким мы хоть что-то знаем.
 - И ты знаешь, пап. Так интересно. Книги... Тяжело их читать?
 - Если читаешь что-то, даже художественную литературу, то старайся помимо повествования еще и уловить то, что хотел передать тебе автор. И ты непременно поймешь, что он хотел открыть в тебе нечто новое и доброе. Встречу с автором, книгой принимай, как благодать ниспосланную свыше, а иначе и читать не стоит.
 - Так сказано...
 - Это Марина Цветаева.
 - Писатель?
 - Да. Поэт. Жила давно, но мне кажется что она и не умирала, и продолжает жить в своих стихах.
 - Твой любимый поэт?
 - Один из них.
 - А какие люди нам помогают познать мир?
 - Их много, родная. Ну к примеру Колумб, Магеллан, Ньютон, Королев... Что бы рассказать обо всех, понадобится очень много времени. Каждый их них прожил удивительную жизнь, интересную...
 - А у тебя есть, ну как бы любимые?
 - Трудно сказать. Каждый по своему неповторим. Со школьных лет захватывали путешествия Пржевальского. Мне посчастливилось побывать в некоторых местах, где он останавливался и даже на его могиле, на роскошном берегу Иссык-Куля.
Многие завоеватели во время своих походов открывали много новых земель с древнейших времен, имея в своем окружении выдающихся ученых. Очень много путешественников отправлялись в неведомые края, и не все, далеко не все вернулись. Ученые ломали голову над устройством мира, создавали научные труды. Человечество двигалось вперед с каждым новым днем и именно всем этим людям оно обязано тем, что знает мир таким, каким его знает.
 - Благодаря этим беспокойным?
 - Да, прелесть, благодаря этим безумцам. Настанет день, когда очередной безумец получит разрешение на старт к далеким звездам, а может быть, к другим, похожим на нас существам, живущим за пределами нашего понимания вселенной.
 - Как же это далеко, - задумчиво произнесла она.
 
 В открытое окно было видно звездное небо над притихшими, как на картинке, ветками тёрна. И небо тоже было как нарисованное, усыпанное бесчисленными звездами.
 - Смотри, дочка, как мерцают звезды.
 - А зачем они падают?
 - Падают. Наверно, для того, что бы люди могли задуматься о мгновенном, как о вечном. На самом деле - это пролетают в пределах видимости наших глаз кометы или другие странники вселенной, и происходит это очень далеко. А нам кажется, падают звезды. Некоторые сгорают в плотных атмосферных слоях.
 - Неужели где-то там есть кто-то?
 - Очень может быть. Представь, сидят вот так же за много световых лет отсюда папа с дочкой и гадают: есть ли где-нибудь такие, как они, или нет, или не такие, как они.
 - И там есть такая же Белая, и беркут?
 - Почему нет? Еще вчера мы не знали, что есть Америка, индейцы, помидоры и картошка...
Понимаешь, для зарождения и поддержания жизни нужны определенные условия. Позже, со временем я расскажу тебе подробнее, если будет интересно.
 - Мне будет интересно всегда.
 - Знаю.
 - Помнится, бабушка говорила про арбуз. Может поплюемся?
 - А я и забыл совсем. Конечно, поплюемся.
 
 Они ели спелый, сладкий арбуз. Алиса вытирала арбузный сок с подбородка ладошкой, но он опять собирался.
 - Сам выбирал, да?
 - Да нет. Это кто-то гостинец принес или привез. Я не знаю, меня не было дома. А арбуз вкусный, даже если не я выбирал.
 - Точно. Наверно, такой же "старый таджик", как ты, - улыбнулась она, явно намекая на приколы отца во время покупки арбуза или дыни.
 - Точно, знаток. Пойдем сполоснем руки, а то липнет всё. Еще будешь?
 - Хватит пока.

 
 - Паап. А ты больше за день или за ночь?
 - Умеешь задать вопрос. Папина дочь... День и ночь. Свет и тьма - вечная борьба двух начал, не могущих существовать друг без друга. Конечно, день - светел и прекрасен. Столько в нем красок и видно всё отчетливо и так, как оно есть. А вот ночь... Ночь темна, потому все чувства в ней обостряются, и присутствие чего-то таинственного делает мир проникновенней, а восприятие - глубже. Ночь дарит человеку лунный свет, звездное небо, северное сияние. Ночь открывает в нем иные ощущения. Человеку присуще стремление узнать - что там, в темноте, и порой в ней можно увидеть то, о чем при дневном свете и не подозреваешь, но всё это таится в самом человеке, в его собственном мраке. Ночь тоже прекрасна, но она, все же, я думаю, первозданней и глубже внутри тебя самого. Есть вопросы, ответы на которые не сможет дать и сама жизнь. Но если ты чувствуешь в себе то, от чего хочется радоваться и одновременно плакать, то это неплохо. Истина и есть - противоречия тебя самого. Трудно объяснить. Просто чувствуй. А найдешь слова - хорошо, а нет, так и ладно. На эту тему можно говорить бесконечно и никогда не прийти к общему мнению, наверно, потому, что человек сам - вечная тема.
 - Твой голос, как музыка, папуль. И так интересно, правда. Что-то еще сказать хочу, не получается, как у тебя.
 - Получится, родная. Говорить то, что чувствуешь, зная - как, это прекрасно.

 
 Долго еще разговаривали они у открытого окна на разбросанных по постели подушках, смеялись, шутили, были и грустные моменты, но тоже светлые. Два любящих создания - дочь и отец - вдвоем на затерянной в глубинах вселенной планете с красивым названием - Земля, на которой где-то среди живописных раздолий течет река Белая, соединяющая время - вокруг, с временем - внутри и длящая человеческое восприятие пространства - в глуби давно ушедших веков.
 Сколько нужно чувств душе, что бы быть душой? Как обрести в себе то, что никогда не покинет тебя, каждый раз заставляя постигать себя хорошего? Как защитить эту бездонность, не причиняя никому приземленности сущего? Ответ сокрыт в одном слове - любовь. Которое не просто слово. И если человеку порой трудно передать то, что он чувствует, значит, он не может это измерить, и не только словом.
 И он, общаясь с дочерью, открывал себя каждый раз, а она - себя.
 Когда он в очередной раз начал говорить о звездных безднах, она слегка расслабила пальчики, не отпускавшие отцовскую руку, обнявшую ее, и дыхание стало ровным. Она спала. Снились ли ей бельские просторы с грациозно кружащей птицей в поднебесье или далекие звездные миры, что предстояло покорить человеку? Она спала и улыбалась во сне. Это были одни из самых счастливых мгновений в его жизни - он так любил смотреть, как она спит, любил с ее рождения. Она спала. А за окном, где-то за городом звездная лунность опустилась в речную гладь, тихо шептались камыши, быть может о девочке, которой помешали спать. Тихая заводь, обернувшись вокруг земной оси, утром встретит рассвет и будет ласкать волнами камни, сложенные полукругом. Всё повторится на реке, только без них. И когда они так же проведут время на этом бесподобном берегу и будут пить чай со вкусом родины, которая теперь всегда будет жить в маленькой девочке Алисе - вне расстояний?

                Спят мои печали - берега,
                Доверяя сны речному плену.

 Он хотел убрать руку, но она, почувствовав это, притянула пальчиками ее обратно. Даже во сне ей не хотелось, что бы папа уходил.
 
                Расскажи мне, Белая река,
                Этой ночью звездную поэму.


 Долго он лежал с открытыми глазами и чувствовал, как бьется это юное сердце, огромное сердце в этом человеке. В его человеке - его сердце.
 Думал о том, что завтра к вечеру он с Эльвирой отвезет ее домой к бывшей. О том, как она крепко, как всегда, прижмется к нему и скажет " Ну что ты, паап", почувствовав, как он растроган. А что дальше? А дальше - до следующей встречи.
 
 Надо бы Эльвирку тоже свозить на Гусинку, - подумал он, - давно не были там вдвоем.

 И они поедут. Поедут через день, только в другое место - туда, где Белая впадает в Каму. Это будут сказочные три дня. И еще один день золотой осени на Гусинке. И это будет их последний выезд на природу вдвоем. Он никогда не забудет, как осенние листья медленно падали на остывающие берега, на спокойную гладь заводи, на ее локоны, переливающиеся под сентябрьским солнцем. Казалось, всё это нездешнее, неземное совсем.
Она с грустной улыбкой наслаждалась этой музыкой осени, она дышала ею, радуясь своим чувствам до слез. И завтра она дождется его и они встретят закат в дороге...
 Спустя восемь месяцев нелепая смерть трагически оборвет ее жизнь и оставит его без той, что грезит. И жизнь его покатится с горы, больно ударяясь об острые камни непонимания и валуны закона. Но в один прекрасный день дочь придет к отцу, возьмет его за руки и, смотря ему прямо в глаза, скажет: "Паап. Ты мне нужен. Нужен, понимаешь?!". И, проведя по его щекам ладошкой добавит: " Ну что, ты, паап".

 А пока маленькая девочка Алиса спала, обняв его руку и улыбаясь во сне. Он знал, что ей снится - родина.


                *****


 Столько времени утекло после этого, казалось бы, обычного дня, только вот кажется, что он не проходит и не пройдет. Алиса выросла, окончила школу и уехала учится в прекрасный город, в одну из древних столиц Руси. Каждый раз, приезжая на родину, обязательно побудет несколько дней с отцом. У нее те же глаза, то же детское выражение эмоций, когда что-то нужно дать понять без слов, и она так же улыбается во сне. И в улыбке этой
целый мир, мир света, понимания и тепла. Она очень скучает по родным местам.
 Как-то уезжая, она позвонила бабушке уже с поезда, сказала: "Ладно, я поехала" и заплакала.
 Всё хочу спросить у нее, что она чувствует, уезжая отсюда еще на пол года... Да вот думаю, не стоит этого делать. Не думаю, что она сможет найти слова, что бы передать это. И я не смогу. Мы понимаем оба - каково это, а значит, слова ни к чему.
 А еще она просит свозить ее на рыбалку, а у меня - то погоды нет, то времени. Но в этот приезд обязательно свожу. На Белую. Да. Именно на Белую, туда, где ее разбудили камыши, где я обещал ей написать то, что написал, туда, где она любовалась страной беркута... еще вчера.





           = 2014 =