***

Тысячи строчек рождались в груди; и появлялись, как дети мои;
Тысячи раз я клялась всё забыть… Время проходит… и мне уходить
Будет святая чудная пора; я соберусь уходить со двора,
В ночь или полдень, с закатом – рассветом… осень?
Зимой или, может быть, летом.
Будет не страшно, но что Там? Вверху? Подняты очи, я вижу гору,
Очень высокую, много ступеней. А у подножья – бродячие тени.
Тянут ладони и скрючены пальцы…  Тёмная смуглая кожа скитальцев.
Вдруг я смотрю, что и я между ними  - вот мои пальцы, а кожа, как иней…
Вот я страдаю, что в самом подножье…  Вот и бредут остальные к нам тоже.
Вместе стоим, и никто не приляжет, всё тут понятно, никто мне не скажет…
Помню свои я грехи как песчинки, разве мне справиться? Только морщинки
Ясно твердят, сколько лет было мне; день мой был прожит,
лишь час при луне
Мне оставался, и тут стало ясно – что большинство дней прожито НАПРАСНО!
Сколько напрасных и мелких обид, сколько сомнений… И жжет меня стыд!
Как же исправить прожитые годы? Как же вернуть солнце средь непогоды?
Нет к ним возврата, и больше не будет, но вот теперь разве сердце забудет?
Вот почему мои скрючены пальцы, вот почему вокруг лица скитальцев;
Вот почему у них сломаны ногти: ими скребут они чёрную пропасть.
С ними и я начинаю тянуться к белому свету. О, если б вернуться!
Только на день из подножия бездны, только бы вверх нам из шахты железной.
О,  в этот день я б имела - колени, землю под ними и воздух весенний! 
Голос и волос, и губы с молитвой; и к покаянию разум открытый!
Сколько могла бы прочесть я псалмов, сколько Божественных царских стихов!
Тут ко мне бесы толпой подлетели, и завизжали, и загудели…
Вид их ужасен и тычут когтями…  И   поднимаю я  крестное  знамя…
Руки тяжёлые, но поднимаю, с визгом и ужасом все исчезают.
Слёзы текут, и я вдруг - просыпаюсь.
Вспомнила тени… 
                …В грехах своих к а ю с ь.