На смерть поэта

Он памятник себе воздвиг нерукотворный,
Подправил малость, чтоб эстетам угодить:
Две запятых легли  и замерли покорно
Чуть-чуть не там, где им бы надо было быть. 

С любовью, терпеливо подбирал картинку; 
И к размещению шедевр уж был готов,               
Когда с эпиграфом произошла заминка,            
Достойным увенчать итог его трудов.

Придумать самому не вышло. Он, не глядя,
Достал тяжелый том, похожий на сундук:               
«Анчар»,  «Пророк»,  какой-то честных правил дядя,
Все без картинок, все старинный вздор...  И вдруг:

       «На холмах Грузии лежит ночная мгла;
                Шумит Арагва предо мною.
        Мне грустно и легко; печаль моя светла;
                Печаль моя полна тобою,
        Тобой, одной тобой... Унынья моего
                Ничто не мучит, не тревожит,
        И сердце вновь горит и любит — оттого,
                Что не любить оно не может.»

Поэт задумался, перевернул страницу,
Прочел еще стихотворение... еще...
А через полчаса решился застрелиться,
Но тихо отравился скисшимся борщом.

Вот так погиб поэт, невольник чести,
А сколько их еще Стихиру бороздят!
Эх, им бы застрелиться скопом, вместе!
Или хотя бы Пушкина порой читать.