Я была жителем блокадного Ленинграда

Сегодня мне 93 года. Жизнь так стремительно пронеслась. Так много в ней было – разного. А больше – хорошего, ведь у меня дети, внуки и правнуки. Ради этого стоило жить. И я жила. Я – была. И всегда буду, пока вы меня помнить будете…

Много сейчас говорят и пишут о войне. Даже не пишут – написано. И все это, конечно, волнует, тревожит, не дает забыть о том, что мы должны помнить ради светлого будущего детей и внуков наших.
Воспоминания. Ветераны давно рассказали обо всем, чему были свидетелями, что пережили. Но жизнь не стоит на месте. Подрастают уже даже не внуки, а правнуки  свидетелей этой страшной войны.  А  в парке на скамеечке тихонько беседуют теперь просто пожилые люди. Пожилые – пожившие, много на своем веку повидавшие и пережившие. Они уже не рассказывают молодежи о войне. Не рассказывают, но помнят.
И я. Правда, память стала подводить меня: я уже с трудом вспоминаю, чем занималась накануне. Но помню в мельчайших подробностях свою военную молодость. Трудную, голодную и вовсе не героическую. И хочу рассказать об этом своим родным,  - пусть читают и вспоминают обо мне. И пусть никогда не узнают, что такое война.
          Поступила я в институт педагогический, в Ленинграде училась.  Война началась, а занятия продолжались. Враг приближался, рвался к Ленинграду - бомбили город. Мы спасались в бомбоубежище.
Помогали ли фронту? Конечно. Окопы рыли. Тяжело было и уже голодно, но мы понимали важность этой работы.
Как-то заболела  я и пропустила работу – без уважительной причины не выйти на работу по законам военного времени – трибунал. Именно в этот день самолеты сбросили бомбы на тот участок, где шли работы. Много студентов погибло, а я осталась жить.
Училась, работала. Вместе со всеми голод переживала. Помню, однажды знакомые отдали моей тете любимого кота, которого кормить стало нечем – так мы из него суп сварили. Конечно, знакомые догадывались, зачем мы  кота согласились взять – просто они не смогли бы  его сами съесть.
Да, голодали тогда все. Трудно было иной раз даже передвигаться. А ведь нужно было не просто выживать – учиться и работать.
Зимой сил у меня осталось совсем мало. Шла как-то по тротуару, поскользнулась и упала, а сил подняться уже нет. Лежу и жалею себя:
- Ведь я еще живая, мне бы встать, а теперь  замерзну и умру.
          Мимо идут два морячка. Увидели  меня, подняли, на ноги поставили. И я машинально пошла дальше, чем очень удивила их. И не поблагодарила – сил не осталось на это,  хотя  я понимала: спасли они меня от смерти.
А еще в памяти сохранилось: хлеб я получила по карточке. Выбралась из очереди, зажав в кулаке драгоценную ношу – весь паек в кулаке уместился. Держу крепко, а часть горкой выглядывает из кулака. И тут  подросток  подскочил ко мне, наклонился, молниеносно откусил всю верхушку от моего хлеба, и тут же стал  есть. Я заплакала – это было большим горем – теперь останусь голодной на  несколько дней. Люди хотели помочь мне, отобрать хлеб, но этот тощий мальчика успел проглотить его.  Он и не пытался никуда убежать, не смог бы, даже если бы захотел – от голода все тогда с трудом  передвигались…
В марте 1942 года по  Дороге Жизни  нас эвакуировали. Я попала в Кисловодск. И здесь продолжала учиться в институте, пока не пришли немцы. Теперь пришлось на них работать – объявили трудовую повинность. Уклоняющихся от работы здесь  отправляли в Германию.
Переболела тифом, воспалением легких. Все пережила, вынесла. Смогла доучиться – окончила с отличием институт. Создала семью, вырастила детей.
Я -  счастливый человек – ведь у меня есть семья и прошлое: трудное и, наверное, не совсем  героическое, но я помню  людей, которые были рядом со мной. Которые помогали, поддерживали меня в трудные минуты, которые делились со мной иногда последним. И я благодарна им за это.Ведь я была жителем блокадного Ленинграда, а выжить там выпало немногим – и об этом я помню всегда.