Огнем глаголю

Ледяной сад.

    В тот день Хранитель был как никогда задумчив и, пожалуй, даже немного рассеян. Он бесцельно бродил между рядами  своих любимых роз, склонившихся над причудливо петляющими дорожками Сада, еще с утра заботливо присыпанными снегом и оттого несколько игриво поблескивали на солнце, всем своим видом призывая к веселью и озорству. Однако сегодня Дримеру было не до веселья. Снова и снова он вспоминал одну давнюю историю, случившуюся с одним из его подопечных. Занятый своими воспоминаниями он присел на бортик туманного фонтана. Назван он был оттого, что из кувшина статуи девушки стекала не вода как таковая, в легкие клочья тумана и оседали в самой чаше из вечного льда, от чего конденсировались и заполняли ее водой в переходном состоянии между жидкостью и льдом. Сам хранитель втайне очень гордился своим творением.

- Знаете, - начал он, по старой привычке ни к кому не обращаясь (а может он рассказывал цветам), - эта история случилась так давно, что начинает казаться, будто её и не было вовсе.
Началась эта история настолько обыденно, что даже и говорить об этом не хочется. В отдаленном маленьком городе жил весьма одаренный писатель.
 
    Одаренный, талантливый, но, как это водится, совершенно не востребованный у местных редакторов, где тексты прыткописчих авторов распланированы на годы вперед. Когда наш одаренный, пусть будет Андрей (к сожалению, с годами его имя благополучно стерлось из моей памяти), окончательно разочаровался в своих способностях и призвания в жизни в целом, он, как это принято у людей, обратился к Высшим силам с мольбой. И просил он ни славы или богатства, или даже всеобщего признания. Он просил дать ему знак, тем ли он занимается. Но мало, кто знает, что когда о чем-либо просишь, нужно быть готовым это получить и принять с благодарностью, иначе боги могут и обидеться и хорошо, если в следующий раз просто сделают вид, что не слышат мольбы, а ведь могут и подшутить так, что сам останешься не рад.

   Андрей искал знаки в окружающем его мире, но знаком стало его собственное тело – крайне занимательный феномен, надо вам сказать, - при этих словах Хранитель как-то по-особенному улыбнулся, пожалуй, как у ученого при виде новой живности, которую можно самым тщательным образом изучить, - его тело начало постепенно нагреваться, когда он прекратил писать хотя бы наброски.

   Естественно, сначала этого Андрей не заметил, а когда заметил, не придал особого значения, приняв за обычную простуду и, соответственно,  лечась жаропонижающими. Сказав, что лекарства не давали практически никакого эффекта, Вы будете абсолютно правы: воздействие-то было не физическим. Вместе с тем образы в его голове стали настолько яркими и красочными, что он с испугом отнес их в разряд галлюцинаций. И началась откровенная паника. Больше всего пугала постоянно растущая температура, от которой не возможно было скрыться. Вскоре он решился проводить ночи в ванне со льдом. К концу третьей недели таких ночевок вода утром была близка к кипению. Спустя еще неделю от слишком горячего и сухого воздуха сгорели все цветы, что еще оставались в квартире. Многие друзья и знакомые отвернулись, оставив его снова на грани отчаяния. На этот раз боги оказались глухи. Бредовая идея с легкой безуменкой – попытаться записать свои настойчивые «видения».

   Первые строки дались с трудом, он словно вновь учился подбирать слова для описания своих образов. С каждой новой строкой ему становилось всё легче: головная боль, нещадно сдавливающая его голову все эти дни, постепенно разжимала свои тиски; прерывистое дыхание, будто еще не решаясь, начала выравниваться и сбиваться каждый раз, как уставший писатель откладывал ручку. Стопка исписанных листов медленно, но верно росла, разрозненные фрагменты складывались в пока еще ломаный сюжет. Первая книга была окончена, но температура спала лишь на несколько градусов. Писателя всё еще ждала ледяная ванна и начатые творения.

   На последующие несколько месяцев он практически полностью оторвался от окружающего мира, уйдя с головой в свои книги. Надо отметить, они того стоили. Кажется, у меня еще осталось несколько экземпляров. Найду потом. – Дример отвлекся от своего повествования и, зачерпнув ледяной воды из чаши фонтана, сделал большой глоток, блаженно улыбнувшись.

   С каждой новой книгой температура его тела стремительно падала, опустившись, наконец, до нормы. Аккуратно прошитые рукописи вавилонской башней возвышались на столе, готовые к передаче в редакцию. Однако оставался еще один образ, требующий пристального внимания к себе. Последняя книга. Самая важная книга, написание которой он постоянно откладывая, не находя в себе достаточно уверенности для этого. Принявшись за ее написание, он окончательно потерял счет времени. Признаться, даже я не помню, сколько времени в конечном итоге это заняло. Стоит ли говорить, что его тело продолжало остывать? Возможно, он мог прерваться, возможно, он мог писать ее со значительными перерывами, давая себе время для нормального отдыха и нагревания.  По прошествии стольких лет мы с видом опытных аналитиков может предложить не один десяток различных вариантов. Для него же, вероятно, таких вариантов просто не было.

   Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что когда книгу нашли, она была дописана (хоть на последних страницах почерк жутко хромал), скреплена и перевязана. А еще она лежала на столе в окружении осколков льда…

   Знаете, я часто думаю, может это не так плохо: отдать жизнь за то, что, действительно, ценишь и любишь.

   Но, как я говорил, эта история случилась так давно, что может её не было вовсе…