О Набокове Лолите и людях

http://www.stihi.ru/2014/09/24/1819
О Набокове, Лолите и людях
Сан-Торас
Иллюстрация к "Лолите". Рисунок Санто.

Диалог: Палад – Сан-Торас
 
Палад:
 
Есть фантастическая версия о точках пространственно-временной совместности параллельных миров.
Царство теней давно присутствует рядом. И мы, те, кто волею судеб по эту сторону, вживую наблюдаем тех, кто уже там – вне рамок нормальной человеческой участи: ничейных детей-оборвышей без будущего, больных и немощных, выжатых как лимон и обобранных нуворишами стариков, бомжей и увечных.
И никто из нас не Орфей, чтобы вывести оттуда на солнечный свет хоть одну душу.

Сан-Торас: 
 
Друг мой, вот ваша цитата:
«И мы, те, кто волею судеб по эту сторону, вживую наблюдаем тех, кто уже там – вне рамок нормальной человеческой участи».
Кто Вам сказал, что мы волею судеб?
Мы своею волею по эту сторону. Или Вы не умеете напиться, или Вы думаете, я не могу найти идейный торчок на Ямайке? Там все такие добрые, такие красавцы, всегда тепло, приятно и никаких проблем?
А… наверно, Вы думаете, что батрачить сутками, тащить на себе кучу душ и ртов, иметь вечное напряжение, делиться всем своим от сна до хлеба и ума, от времени до пространства – это какой-то особый удел, который бедные «по ту сторону» какой-то волею судеб не могут себе позволить?
Мне не жаль ни пьяниц, ни наркоманов: когда они кайфуют, а я в это время жилы рву, они меня не зовут, а когда у них отходняк и жрать нечего, тогда они бедные, им надо помогать. Выходит, когда они праздные, а мы в поте лица, это окей, а когда им хреново, мы опять должны батрачить на них же, бедных?
Ерунда. Мой ответ – нет. Только детям, Палад, мы должны, они беззащитны, они зависимы от нас, и мы по-настоящему в ответе за них, потому что растить, кормить, учить их – наш долг. Даже старики, Палад, сами выбирают свою старость, сами строят ее.
Твоя Старость – это результат твоей Жизни, а детство твое – результат жизни твоих близких и окружающих.
Когда уходила мама, из меня душа чуть не выпала, но дочь сказала: не мучайся так. Я мечтаю о такой смерти. Человек рождается и живет для того, чтобы так уйти. Значит, надо жить, а не пьянствовать, не сидеть под забором. Несправедливости много, но шанс дан каждому.
А ваш папа был окружен заботой, любовью, потому что он так жил, старался, себя не жалел, не спал ночами, когда вы ребенком ловили его бессонный луч сквозь закрытую дверь. А мог бы расслабиться и уплывать в нирвану, в забытье. Жизнь трудна, но по какую ее сторону быть – наш выбор. Когда в глазах ножи и солнце еще не взошло, ломит кости, но надо встать и работать, ни один бомж тебя не пожалеет, а ты должен жалеть его за то, что он расслаблялся и только этой заботой и был заморочен. Нет. Ты не знаешь, скольких детей этот «несчастный» бросил, скольких он сделал несчастными. Пусть каждый отвечает за свое. Сделай счастливыми тех, кто вокруг тебя, своих сделай счастливыми – это труднее, чем на паперти подать.
Я подаю, конечно, но это рефлексия. Бежать мне надо. Обнимаю Вас.

Палад:

Обнимаю, Санто, Вас и Вашу категоричность!
Пусть древо трудов Ваших плодоносит обильно и в срок!   
 
Сан-Торас:

Дорогой Палад, я выражаю не категоричность, но определенность взглядов, причем собственную. Четкость сформулированной точки зрения не есть категоричность, ибо таким образом я объясняю свое отношение, я не полагаю цели другим.
Довольно часто отсутствие ясности воспринимается как либеральность, а наличие  ясности – как категоричность.
Категоричность отрицает – все на себя не похожее; я, напротив, приветствую – все непохожее на меня, за исключением банальности и тупости.
Вы говорите: «И никто из нас не Орфей, чтобы вывести оттуда на солнечный свет хоть одну душу».
Если б Орфей не сошел в Аид
Сам, а послал бы голос

Свой, только голос послал во тьму,
Сам у порога лишним
Встав, – Эвридика бы по нему
Как по канату вышла...

Как по канату и как на свет,
Слепо и без возврата.
Ибо раз голос тебе, поэт,
Дан, остальное – взято.
Марина Цветаева.

Вам дан голос, Палад. И этот голос Вы можете послать во тьму, чтоб за ним идти на свет.
Но не каждый, кому голос дан, ведет к свету.
Совместимы ли гений и злодейство? Пушкин думал – нет! Я думаю – да! Потому что наличие гениальности не подпадает под категорию добра и зла, гениальность – это категория силы.  А с ней приходит ответственность. И чем мощнее гениальность, тем огромней ответственность.
Именно степень силы, как мощи, в амплитуде от добра до зла, определяет шкалу ответственности – здесь заложены категории нравственных качеств. А что означает злой гений?
Кто обладает талантом, тот обладает выбором, поскольку сила – это преимущество, а преимущество – это привилегия, которая дает возможность выбирать, в какое русло направить свой талант.
Можно потратить его на добро, можно на зло.
От личных качеств зависит выбор русла, а это определяет уже человеческая сущность.
Разницу между хорошими и плохими людьми характеризует направление наших природных и приобретенных сил.

Русская литература, пожалуй, единственная в мире, пыталась живыми судьбами своих писателей утверждать свои же литературные идеалы:
Петрарка  воспевал любовь – но был чуть ли не самым развратным человеком своего времени.
Бальзак  презирал высший свет – но всеми силами стремился туда.
А Толстой шел за плугом – граф бывал в ночлежках, подавал нищим.
То же Достоевский.
Пушкин – погиб за честь.

Степень таланта дана каждому – по способности напрячься.
А в современной лексике ключевые сленговые слова – не напрягай, не заморачивайся, не грузись, расслабься. Что расслаблять?
Ладно когда головка еще худо-бедно напрягается, а голова – «до прелести пуста».

Набоков делал с русским языком, что хотел – владел им, написал «Лолиту» – мир упивался ею.
Но думаю, что весь этот педофилийный проект – дрянь редкостная.

Когда писатель использует свой дар, выражая, по сути, мысль – «хочу совокупляться с детьми», то свобода слова, дающая право озвучивать свою мысль, не снимает ответственности за свое самовыражение.
Ибо этими литературными излияниями он дает возможность иным людям, их грязным движениям души, опереться на свой талант, подпитываться им, укореняться в мысли, что зло есть нормальность жизни. Такой посыл писателя – преступен (в категории «совесть»).

Отвращает не сам факт человеческого выбора или фантазии, воплощенной в литгероя, а гнусная самооценка: какой я молодец! Благодаря этой самооценке ему не подняться до Достоевского:
«Тварь я дрожащая или право имею»?
Потому что нет вопроса, а право присвоено.
Присвоено, прежде всего,  одобрительным отношением к себе.
Обладая мощным талантом, Набоков, как злой гений, не признал  огромную ответственность.
Говорю это Вам, чтобы открыть, как именно формулирую для себя понятия добра и зла.
Почему одно близко, а другое нет – эти формулировки проясняет степень моего понимания, а не степень категоричности.
Потому что любой самостоятельный взгляд на общепринятые вещи мне интересней моего собственного, особенно если этот взгляд противоположный, но содержит столь же внятные аргументы.

Палад:

Рад, что Вы рядом, Санто.

Гений и злодейство – часто рука об руку.
Этого  же поля ягода, на мой взгляд, – навязывание идеи о том, что «нетрадиционные  сексуалы» – сплошь все талантища, и быть таковым чуть ли не почетно. Сатана обольщает нетвёрдых примерами успешности.
А Набоков… какую запретную доктрину он вручил миру своей «Лолитой», разве сказал –
«делайте так, как мои литгерои»?
Сомневаюсь.
Запретить произведение? Но ведь было… так и было!
Достоверность повествования – это минус Набокову? Куприну в «Яме»? Она равна пропаганде образа действия, или всё-таки описано явление, которое существует вообще, и тем имеет право быть сунуто под микроскоп художественной литературы?
Шокирует в основном разница в возрасте.
Хочется натоптать герою, который «он». Но персонаж «она» – разве есть невинная жертва, а не циничная, наделенная подростковой жестокостью недоросль, которая, если бы не с этим сорокалетним, то с каким-нибудь двадцатилетним – уж наверняка то же самое замутила? Тогда не было бы элемента скандала, но… греховность связи от этого меньше?

Санто:

Мой друг, как трогает меня ваша защита свободы творчества, на которую не посягаю!
Вы спрашиваете: «Запретить произведение? Но так ведь было!»
Вы уж, дорогой Палад, не применяйте ко мне ярлыки, я не ратую за тупоумные запреты.
Но тема об ответственности художника за свой дар, которую мы подняли, – серьезна. Потому что художественный образ дает душевный толчок к мысли, к действию.

Вы пишете: «Достоверность повествования – это минус Набокову? Или Куприну в «Яме»?
Она равна пропаганде образа действия, или всё-таки описано явление, которое существует вообще, и тем имеет право быть сунуто под микроскоп художественной литературы»?
 
Достоверность – не минус, авторское отношение к достоверности – минус! Оно характеризует человеческую позицию – об этом речь, а не о запретах и не о качестве произведения.

Вот моя цитата в обмен на вашу: «Отвращает не сам факт писательской фантазии, воплощенной в литературного героя, а гнусная самооценка автора – какой я молодец!
Благодаря этой самооценке, иным писателям никогда не подняться до духовности Достоевского:
«Тварь я дрожащая или право имею»?
У них нет вопроса, они присвоили себе право.
Присвоили тем, что одобрили себя, свои пороки».

Вы, мой друг, достаточно фривольно сравниваете Набоковскую «Лолиту» и Куприновскую «Яму» – Куприн милость к падшим призывал!
Набоков, напротив, утверждал естественность педофильной любви.

Далее Вы пишете: «Шокирует, в основном, разница в возрасте. Хочется натоптать герою. Но «она» – разве есть невинность, которая, если бы не с этим сорокалетним, то с каким-нибудь двадцатилетним – уж наверняка то же самое замутила? Тогда не было бы элемента скандала»?

Эта мысль рассчитана на один ход, если сравнивать с шахматами.
На первый взгляд она кажется справедливой, но она останавливается на свершившемся факте, не идет дальше – а жизнь идет.
Вы не хотите видеть, какой стала Лолита после того, что с ней сделал взрослый мужчина, и вы никогда не узнаете, какой бы она была без него.

Вы пишете: «Если бы не с этим сорокалетним, то с каким-нибудь двадцатилетним – уж наверняка замутила бы то же самое. Тогда не было бы элемента скандала».

Дело не в скандале. Подлость в том, что зрелый человек срывает недозревший плод. Он надкусывает его, и мы уже никогда не узнаем, каким бы этот плод вызрел.

Знаете, что самое СТРАШНОЕ из того, что он с ней сделал? – Он  украл у нее то, кем она могла бы стать. Он украл у нее ее саму – будущую женщину.
Он разрушил ее. Она никогда не сформируется в то, во что  должна была вызреть.
Поэтому она – жертва, а не «циничная, наделенная подростковой жестокостью недоросль».
Она насилованный подросток – и страшен даже не сам факт физического воздействия.
Люди переносят переломы, со временем забывая о них, но переломы психики чинятся годами и не забываются.
«Господи, душа сбылась – умысел твой самый тайный» – помните?
Её душа не сбылась – он забрал у нее возможность созревания в человека, которым она была задумана.

Ибо тот, кто имеет стаж, и тот, кто стоит в начале развития, – идут разными путями.
Есть вещи, которые ты должен открыть для себя сам – эти вещи, человек познает в процессе жизнедеятельности.
Ребенок сначала по капле пьет молоко, а не ест сандвич с водкой, понимаете?
Он в первом классе пишет корявые палочки, а в десятом строчит конспекты, не замечая этого.

То, что она проделывала бы со своим ровесником, есть путь познания для обоих.
Когда два подростка «елозятся», они получают оба соответственные впечатления, на них не обрушивается весь спектр взрослого опыта.
В юности мечтают о поцелуях, испытывают волнение от прикосновений, а через 20 лет этого почти не замечают.

Детям свойственно влюбляться и желать, но это не означает, что взрослый может этим пользоваться, просто потому, что он сильнее, опытней.
Для ее 15-летней сексуальности с головой хватило бы впечатлений от ровесника.
Она может влиять на него, а взрослым она просто подавлена, раздавлена его превосходством.
Задача взрослого человека – опекать ребенка, а не развлекаться им, потому что взрослый для детской психики – авторитет.
Когда ребенок совершит проступок, он смотрит на старшего, что тот скажет, и ему говорят: это плохо.
А в данном случае взрослый говорит: делай так – это хорошо! И еще, и еще! Ребенок же разгорается.
Сексуальное начало присутствует в каждом человеке, есть и сексуально активные дети, так что, всех их тащить в постель, я не понимаю?
 
Особенно руководствуясь таким аргументом, как: «Та... они все равно между собой…»
Давайте воровать их души, развращать, все равно ведь кому-то достанутся – Так?
И все воры, полагая себя порядочными людьми, думают так же: не я украду, так другой, уж лучше я – Да?
 
Думаю, что и вы, будучи подростком, интересовались многими вещами, но если бы зрелая тетка взяла Вас в оборот, мне бы захотелось ее придушить, и мне бы не пришла в голову мысль: ну все равно – не она, так другая разговеет этого любопытного мальчика.
Всему свой час, мой друг. И то, что преждевременно, так же разочаровывает нас, как и то, что слишком поздно.
В данном контексте, считаю мысль: если не я, то другой – порочной:  эта мысль пытается оправдать подлость.
А циничного подростка, и всякую развратную недоросль, надо пытаться улучшить, а не усугубить.
Вы уж простите меня за горячность и переход на личные примеры, но поцеловаться в юности с девочкой или с женщиной – две совершенно разные вещи, определяющие ход дальнейшей судьбы и понятий.
Потому что разрыв в возрасте от 15-ти до 40-ка, больше чем от 40-ка до 80-ти.

Невольно сравниваю Набоковский ход с Бальзаковским.
Первый не просто художественно описал явление, имеющее место быть, он оправдал его, сделал естественным. И появился термин – нимфетка.
А второй – раскрыл свое отношение к зрелой женщине.
И появилось понятие: дама Бальзаковского возраста.

Палад:

Санто, заветный мой наставник и душеприказчик, каким волшебным умением Вы перевернули моё восприятие, всколыхнули, взбудоражили застоявшиеся воды утлого моего сознания; ответьте, кто после этого на Вашем фоне Макаренко? Шкидо-пигмей с чахлыми ивовыми прутиками?!
Поклон и почтение Вам, чей талант воспитателя воссиял новой гранью благодаря ужасающему роману несостоявшегося нобелевского лауреата.
А может быть, именно то омерзение, вызываемое у мыслящего читателя литгероем «Лолиты», и есть его неоспоримая цель и заслуга? Иначе роман, изначально изданный порноиздательством, так и канул бы не замеченным широкой читательской общественностью в грязной луже текстов-однодневок, рассчитанных на потребу сугубо низменной, извращенной публики?
Может, ошибаюсь. Не гневайтесь, дружище.
 
Ночь ворожила желтооково.
Завёлся ветер и опал.
Я тихо выкопал Набокова.
Избил. И снова закопал.

Стоял. Вертел в ладони биту.
Сочилась мысль, по биту – бит:
«За кражу детства, за Лолиту,
за сотни, тысячи Лолит!»

И раздухАрясь, пущей силой
пылая средь холодных плит,
я снова занялся могилой,
дабы развратник был добит.

Санто:

Милый друг мой, ну стишами насмешили, не просто улыбнули, а животину защекотали!!
Палад, с тяпкою, сапкою склепы крушит, скелеты пушит! (пушить – от английского push –тревожить, подталкивать).
Да ведь не сокрушите склепов, небось какой-нибудь чудной тучкой залюбуетесь…
Упрямец вы этакий, уж отвоевали «Лолиту», как кусок литературы, что сказать, роман – хорош.
Да мы все о разном. Достоевский (опять же о нем), сделал любимыми героями всея Руси –
проститутку и убийцу.
Нет светлее человека, чем Соня Мармеладова, нет симпатичней души, чем Раскольников, нет добрее и чище, чем идиот Мышкин.
А Раскольников-то – от слова расколот. Раздираем надвое, натрое, на сто частей…
А помните, как к Раскольникову на улице старик приставал: «Убивец!» – говорил, почти, как Паниковский (от слова паника).
Думаете, я Набокова не ценю? Еще как! Только не укладывается весь спектр чувств и отношений в одном параграфе.
А стиш ещё прочту,  и смешно, ну…

Санто:    

Ночь желторотой луной говорит:
Спи, успокойся, несчастный пиит!
– Знаешь, Луна, мне не спитца…
– Что так?
– Лолита мне снитца…

Вижу кладбИще – могилки квадрат,
С сапкой в руках выступает Палад:
«Фатит! – кричит лежебокам,
Фстаньте, товарисч Набоков!

Что же вы с Лолой не шли под венец?
Ждет Вас от Санто великий пипец!
Слишком уж многа порокав!»
Тут и заплакал Набоков.

Каецца, лобиком бьецца апгроб:
– Чтоб я пропал, провалился я штоб!
Сапку хватает костлявой рукой…
 
Стыдно, но славно смеяться с тобой!

Не очень-то мне шутится, друг мой.
Вообще у меня возникло впечатление, что вы подзабыли «Лолиту». Вы массу вещей в разговоре указали неверно.
Давайте я освежу.
Гумберту было не 40 лет, как вы пишете, а 30. Ему нравились девочки от 9 лет.
Он в Англии снял дом, где жили мать и дочь. Девочку звали Долорес.
Ей было не 14 лет, а 12.
Гумберт пишет в дневнике о том, что влюбился в Ло.
Ло – Лолита. Чтобы достать ее, он женится на ее матери, но после свадьбы мать отправляет Долорес в пансионат, а Эвард хочет спать с девочкой, а не с мамашей, и он решает утопить жену, т.е. мать Лолиты в озере.
Но за ним следит соседка, из-за чего идея провались.
Мать Ло прочла его дневник и выгнала к чертовой матери из дому.
В припадке она выбежала на улицу и попала под машину. Погибла.
Гумберг похоронил мать Лолиты и поехал за девочкой в пансионат, взяв с собой снотворное, чтобы подсыпать ей, а потом… (вот ведь как русский язык не приспособлен  для главного дела жизни!) – а потом совершить соитие.
Сначала он сказал ей, что мама заболела и лежит в больнице. И они поедут к маме.
В гостинице дал ей снотворное, чтобы насладиться ею, как пишет Набоков.
Переспав  (будь он проклят), он рассказал Ло, что ее мать умерла.
Дальше Набоков таскает их год по Америке и показывает читателю разные красоты на фоне их отношений.
Ло требует от Эдварда денег за удовлетворение его секс-заказов.
Потому что мечтает накопить и удрать.
Он отдает ее в гимназию, ей уже 14 лет, и там она влюбляется в писателя, который ставит свою пьесу, где  она играет. Гумберг увозит ее насильно.
Потом Лолита попадает в больницу, оттуда ее выкрал тот самый хрыч писатель.
Эдвард всюду ищет ее, через пару лет получает письмо, что она замужем, ждет ребенка и нищенствует, ей нужны деньги.
Он по штемпелю на конверте находит ее, уже старуху лет 16-ти.
Да, замужем она не за писателем. Писатель заманил тем, что они поедут в Голливуд, где ей будет роль в хорошем кино. (Видите, что такое опыт, разница в возрасте, расчет.)
Но на самом деле Лолиту ждали пьянство, наркотики, извращения и групповые оргии, она отказалась – и была вышвырнута писателем на улицу.
Эдвард вроде раскаялся перед Ло и отдал ей деньги от продажи дома ее матери, то есть ее дома. (Он ей платил за секс ее же деньгами.)
Вскоре Лолита умерла, родив мертвую девочку.

Макаренко из меня, канеша, неважный, но люди меня поражают, потому что моя точка зрения на эту вещь ещё ни разу не нашла отклика. Сам Набоков наказал своего героя, отправив его в сумасшедший дом и в итоге покончив с ним.
 Но мало кто обратил внимание на отношение самого писателя к своему "педофилийному детищу" - нет он его не помиловал!
 Для меня - это главный акцент  в его романе и в оценке его человеческих качеств.