Роковая любовь. Часть 2

                СОВЕСТЬ

                Пролог
Совесть – сила могучая!
Словно заноза болючая,
Сидит в сердце она глубоко
И вынуть её от туда не легко.
Чтобы совесть в себе задушить,
Нужно мерзавцем отъявленным быть,
Иначе совсем не будет житья
И она непременно погубит тебя,
Из-под земли, как не прячься, достанет
И безжалостно к стенке приставит,
Выжмет все соки как из травинки;
Нервы и силы – всё до кровинки!
                1
Аккурат в шесть часов утра
Электричка встала на тормоза
И прозвучала долгожданная информация
О том, что это конечная станция.
Дмитрий выскочил стрелой из вагона
И едва добежал до края перрона,
Как из него тут же хлынула рвота.
Тело взмокло от холодного пота,
Голова закружилась, как карусель
И на корточки бедолага присел.
Через минуту ему стало получше
И, вдохнув свежий воздух поглубже,
Он, качаясь слегка, поднялся
И с перрона ретировался.
Куда идти, куда податься
И как полиции на глаза не попасться,
Что делать в чужом городе одному,
Ели нельзя доверять никому.
Дима был болен и очень устал
И отдохнуть пошёл на вокзал.
Там оказалось людно, но опрятно
И тепло, что особенно было приятно.
На вокзале имелся аптечный киоск,
Сперва в него заглянул паренёк.
Купил аспирин и каких-то лекарств,
Принял всё разом без разбирательств
И, в зале найдя свободное место,
Присел и, словно тесто,
Моментально расплылся и задремал
И пару часов примерно проспал,
Прежде чем кто-то его растолкал.
Он глаза распахнул и в тот же миг
От испуга словил нервный тик,
Потому как тот, кто его разбудил,
Как назло полицейским был.
- Я давно за тобой наблюдаю.
Устал и уснул, всё понимаю,
Но смотри свой поезд не прозевай .
- Спасибо за заботу. Я уснул невзначай.
- Сходи в буфет, там отличный есть чай.
Мигом взбодришься, согреешься
И сон твой, как дым, развеется –
Посоветовал полицейский и удалился.
Дмитрий мысленно перекрестился
И изгоном с вокзала скрылся.
                2
Беглец по городу гулял
И мозг свой думами терзал,
Придумывая себе оправдание
За совершённое злодеяние:
«Я иначе не мог поступить!
Сколько ещё можно было сносить
Издевательства эти? – довольно!
Как же они мне сделали больно.
Договорились коварно и хладнокровно
Тайно спланировали вдвоём
Изуродовать, а потом
Надолго в больницу меня засадить
И беспрепятственно роман закрутить,
Но я по заслугам им отомстил
И честь свою восстановил!»
                3
Разгорячённый и довольный собой,
С гордо задранной вверх головой
Дмитрий, как грач по пашне, шагал
И объявленья попутно читал.
Преступник хотел уголок себе снять,
Чтоб в нём затаиться и не привлекать
К криминальной персоне своей
Внимание любопытных людей.
Но денег в карманах как кот на рыдал,
Поэтому он кропотливо искал,
Что поскромнее и подешевле,
Но пока ему не везло в этом деле.
И вот, наконец-то улыбнулась Фортуна,
Передвигаясь с похмелья трудно,
Обросший и неопрятный
Подошёл к нему тип бомжеватый.
И, говоря с хрипотцой,
Предложил мужичонка чудной:
- Парень, комната что ли нужна?
- Да, а тебе похоже вина?
Забулдыга в ответ рассмеялся:
- А как это ты догадался?
- Неважно. Так что там на счёт жилья?
- Есть у меня вариант для тебя.
Но сначала надо бы опохмелиться,
А то голова, того гляди, разлетится.
- Сперва ты жильё покажи, а потом
Новоселье отметим вдвоём.
Синелобый кивнул головой
И повёл паренька в переулок глухой.
                4
В ветхом доме на отшибе алкаш
Занимал второй, самый верхний, этаж.
Комнатка для съёма коморку напоминала,
Треть которой, постель занимала,
Стол небольшой в углу,
Архаичный палас на полу,
Два стула, крохотное окошко
И зеркало, треснутое немножко.
К удивлению Дмитрия, свет даже был.
Не уж то за электричество пьянчужка платил?
Кстати, он кротко в сторонке стоял
И терпеливо арендатора ждал.
Бросив рюкзак на кровать,
Дима полез кошелёк доставать.
Мужчина от этого сразу взбодрился
И, успех предвкушая, зашевелился.
И, протягивая деньги, сказал:
- На вот, сходи в магазин.
Купи водки да банку сардин,
Ну и хлеба батон на закуску.
- Ага, вернусь через минутку.
- Постой, а как тебя величать?
- Можешь Валеркой меня называть.
- Ну ладно, Валера, можешь ступать.
                5
 Вскоре алкаш назад воротился
И Дмитрий, насупившись, удивился:
- Ты что же, ещё не ходил?
- Почему? Я уже всё купил.
- Ого, однако ты скоростной!
В ответ, польщённый похвалой,
Выложил гордо на стол чемпион
Водку, консервы и свежий батон.
Наполнив стаканы крепкой водой,
Мужчина и юноша молодой
Молча их залпом опорожнили
И скудной едой закусили.
Дмитрий давненько ни крошки не ел,
Потому моментально и охмелел.
А когда сосуд опустошился,
То незнамо откуда, вдруг, появился
В руках Валеры портвейн дешёвый,
Но парень напиток новый
Распивать на отрез отказался:
- Баста! – сказал, со стула поднялся
И шатаясь поплёлся к себе в комнатушку.
Там, он рухнул в постель, обнял подушку
И поплыло всё перед глазами –
Стол, стулья, рюкзачишко с вещами…
Хоть и был он пьян довольно изрядно,
Но хорошо соображал, как не странно.
Хозяину Дима не доверял,
Поэтому весь свой капитал
В носок запихнул и, затянув узлом,
Надёжно привязал на шнурок за окном.
Занавеску задернув, вернулся в постель,
Но растреклятая карусель
Не давала парнишке спать
И невольно он стал размышлять:
«Возможно, реальность и не реальна,
А только кошмарный сон
И всё, что меня окружает, обманно,
А сам я ещё на свет не рождён?..
Быть может, моя душевная боль
Не более чем белая моль
И все страдания фикция,
А жизнь и не жизнь, а так – репетиция?
О, Боже, как трудно в реальность поверить!
И способ, которым можно проверить,
Очень простой, но ужасный,
Потому что всегда безвозвратный»… -
Маялся тщетно беглец Дима Ветров
В поиске, утешающих душу, ответов
И последние сгустки сил потеряв,
Так и уснул ничего не узнав.
                6
В жизни покоя вечного нет…
Утром, едва забрезжил рассвет,
Валера от похмелья жуткого страдая,
Сном жильца своего пренебрегая,
Чтоб тот поскорей пробудился,
Умышленно шумно к нему заявился.
Парень толком глаза ещё не открыл,
Как алкаш, весь трясясь заскулил:
- Мне бы это, как там его…
- Ну чего?
- Да похмелится, подыхаю!
- Ох знаю Валера, знаю…
Только не надо на до мной тут стоять
И в лицо перегаром дышать.
Иди, я приду минут через пять.
Алкоголик покорно повиновался
И в кухню поспешно ретировался,
А Дмитрий озираясь к окошку подался.
И деньги достав из носка аккуратно,
Спрятал его поспешно обратно.
После заправил постель не спеша
И отправился в кухню «выручать» алкаша.
А Валерий его уже там поджидал
И ужас, как сильно, переживал.
И когда квартирант ему деньги вручил,
Он, сияя от счастья, в магазин поспешил.
И вот так вот, с утра непременно,
Пунктуальный синяк приходил каждодневно.
Но Дима не долго у него проживал,
Аккурат до того, как увидал
Свой фотопортрет в новостях,
От чего испытал панический страх
И ночью наметил бежать,
Чтобы пристанище понадёжней искать.
Тревожные мысли огромными порциями
Возбудили в убийце эмоции.
Пьянчужке ни капли он не доверял
И, наверное, правильно предполагал,
Если следователь Валере бутылочку даст,
То тот тут же его с потрохами продаст.
                7
С момента преступления прошло восемь дней,
Когда соседи, почуяв вонь из-под дверей,
Попросили коменданта во всём разобраться.
К тому же, всем стало странным казаться
Исчезновение закадычных друзей,
Которых водой не разлей.
Когда в комнату к ним вошли,
То в неописуемый ужас пришли.
Под одеялом трупы лежали
И разлагаясь тошнотворно воняли.
Обезумел общажный люд,
Одни побледнели, другие орут,
А кто-то с нервишками не совладал
И на пол без чувств упал.
Комендантша загомозилась;
Одной рукой за сердце схватилась,
Другой за трубку телефонную;
Вызвала полицию и сразу скорую.
Следом репортёры понабежали,
Кружили, вопросы свои задавали
И место событий на плёнку снимали.
Бросились Диму искать, но тщетно.
Он испарился, как призрак, бесследно.
Исчезновение показалось полиции странным
И он тут же стал первым подозреваемым.
Не смогла следокам ничего подсказать
И, шокированная известием мать.
По горячим следам пытались поймать,
Объявленья развесив на столбах
И портрет показав в новостях.
Его-то Дмитрий и лицезрел,
Когда у Валеры дома сидел.
В ту ночь алкаш не объявился.
Должно быть у друзей на квартире напился
И спать до утра завалился.
Дмитрий не стал его дожидаться
И начал немедля в путь собираться.
В оконцовке для Валеры на кухонный стол
На похмелку деньжат положил и ушёл.
                8
И вновь душегуба ноги влекут
В неизвестный опасный путь.
Ночь темнотой его оберегает
И от глаз посторонних скрывает…
Безветренно, дождик капает
И сквозь одежду лапает
Влажной прохладой тело,
Но беглецу до него нету дела.
Пребывая в думах глубоких, поспешно
По улицам Дмитрий скользит не заметно,
В городской плутая чаще
И уходя всё дальше и дальше…
Вскоре град за спиной остался
И путь по густому шоссе продолжался.
Парень словно затравленный зверь убегал,
А куда он и сам наверно не знал…
Дождь всю ночь беспрерывно лил
И только под утро свой плач прекратил.
Аккурат до рассвета Дима шагал,
Но даже ни капельки не устал,
Только очень хотелось есть
И он на обочину решился присесть,
Чтобы спокойно поразмышлять
О том, где можно еду отыскать
И, заметив селенье не далеко,
Смекнул, что там разговеться легко.
В деревне стояло с десяток домов
И каждый с наличием погребов.
И вот, в чипыжах заприметив такой,
Он подкрался к нему и ржавой трубой
Сломал непрочный замок
И, проникнув в сей погребок,
Набрал, сколько смог, солений,
Картошки, моркови, варений
И с рюкзаком затаренным скрылся.
Возвращаться на трассу он не стремился,
Решив подальше в леса уйти,
Чтобы укромное место найти,
Костерок небольшой разжечь,
Просушить одежонку, картошку попечь
И до прихода ночи прилечь.
                9
Так Дима несколько месяцев жил.
Днём набирался сил;
Пищу готовил, умывался, спал,
Ягоды и грибы в лесу собирал;
А по ночам передвигался.
Дважды на егеря натыкался,
Но благополучно маскировался
Под путешественника иль грибника
И успешно обдуривал лесника.
Так он прожил на лоне природы
До яркой смены времени года,
Но осенью стала земля остывать
И уже невозможно на ней было спать,
Приходилось лапник рубить
И в качестве подстилки стелить,
Но долго так не могло продолжаться,
Предстояло в город перебираться,
А там новые опасности поджидали,
Ведь убийцу давненько искали.
Ажиотаж поутих, конечно, но всё же,
Необходимо быть осторожным.
С того дня, как скиталец скрывался,
Он ни разу не брился и не подстригался,
Поэтому утратил свой истинный облик
И выглядел как чуханистый бомжик.
Вот так, на похожий сам на себя,
Он в город пришёл в конце сентября.
Капитал был бережно сохранён,
Ведь летом почти не тратился он.
Легко оплатив ночлежку
И приобретя на рынке одёжку,
Он принялся работу искать,
Но его не жаждали нанимать,
Лишь редко на рынке грузчиком брали,
За что обычно еду давали,
Не спеша деньгами платить,
Но как-то нужно было жить,
Поэтому приходилось на всё соглашаться
И он вновь приходил к торгашам унижаться.
Те жалость к нему иногда проявляли
И работёнку худую давали,
Но чаще всего, матерясь, прогоняли.
                10
Зима постепенно разгон набирала
И всё чаще морозами одолевала.
Как только финансы иссякли совсем,
Тут же возникло много проблем.
В итоге Дима ночлег потерял
И бомжом новый год встречал.
Не представляя куда больше податься,
К бездомным стал в стаю он набиваться.
Но те не желали его к себе брать,
Тогда он вынужден был себя морально сломать,
Чтобы бомжам доказать,
Что не станет из объедать
И на рынок пошёл воровать…
Повадки торговцев знал он прекрасно,
Потому как слонялся здесь очень часто
И ему не составляло большого труда
Красть продукты с прилавка хоть иногда,
Но он себе этого не позволял
И не разу о краже не помышлял,
А нынче вдруг изменился
И ещё ниже на ступень опустился.
Выждав момент подходящий для кражи,
Чем попало, не разбираясь даже,
Он карманы свои до отвала набил
И бомжам, отвергавшим его, притащил.
Те тут же парнишку признали
И в стаю радушно приняли.
                11
Однажды с бомжами распив самогон,
Дмитрий уснул и увидел сон.
Ночь. И всё как в тот раз.
Комната в общежитии. По среди комнаты таз,
Обласканный лунным светом,
На высоком стоит табурете.
Тихо, ни звука не слышно
И холодно очень сильно.
Дима стоит в двух шагах от дверей
Ножик держа в ладони своей.
И тут, глядь
В тазу появилась рябь!
Голова показалась, шея,
А после и всё остальное тело.
Оказалось, что это Карина была.
Она грациозно на пол сошла
И к парню вплотную приблизилась.
У того ж ничего от шока не двигалось.
Он словно статуя онемел
И на неё не моргая смотрел.
Девушка с чувством заговорила:
- Дима, я тебя так любила,
А ты меня взял и жестоко убил.
Зачем ты так, Дима со мной поступил?
- Послушай, ты же меня предала,
И к предателю Коле ушла!
Глупенький, так бывает.
Мы живём, как нам сердце укажет.
И я полюбила вдруг Николая.
Он был так мил, да к тому ж я не знала,
Что он нарочно тебе лицо сварил,
Потому что меня любил…
- Как?! Вы разве не в сговоре были?
- Нет, это только его казни, милый.
Дмитрий рухнул на колени перед любимой
И завыл от беспомощности дурниной.
Ледяные руки у девушки стал целовать
И, каясь в содеянном, горько рыдать.
Внезапно из Карины хлынула кровь
И заалели раны на животе вновь.
Парень её к себе прижимал
И содрогаясь в бреду повторял:
- Нет, не умирай, нет…
Карина молчала в ответ.
Кровь ручьями лилась на него
И он мокрым был весь от неё.
Громко сердце у Димы заколотилось,
Но, вдруг, всё, как дым, испарилось.
И, желая из комнаты сбежать поскорей,
Он бросился дёргать ручку дверей,
Но та ни в какую не поддавалась.
А кровь с потолка и из стен извергалась
Фонтаном и хлюпала под ногами,
Когда он размашистыми шагами
Помчался к окну, но кирпичами
Замурованным оно оказалось.
Больше шансов для выхода не представлялось…
На этом моменте Дмитрий проснулся,
Закричал и едва не задохнулся,
Бомжами пропитанный воздух глотая.
Одежда от пота стала насквозь сырая…
Спустя пару минут он отдышался
И с мыслями воедино собрался.
Кругом сладко бомжи дремали,
Храпели, во сне бормотали
И, глядя на них, он осознал,
Что сон, который его напугал,
Всего лишь болезненный бред.
Создавший кошмар, которого нет.
Не то, чтоб в душе его было погано,
Но как-то весьма непонятно и странно.
Что-то внутри у него обломилось
И угрызения совести появилось.
Вдруг, так захотелось судьбу изменить,
Что в пору хоть волком выть.
И, в надежде настроение плохое прогнать,
Дима вышел на улицу погулять.
                12
Ранним утром по схеме привычной,
Парень на рынок пришёл, как обычно.
Но нынче он выглядел как-то потерянно,
Вяло и совершенно рассеянно.
В итоге его с поличным поймали
И жестоко за воровство наказали.
Торговец за волосы Диму схватил.
Лицом в грязный снег уронил
И начал ногами под рёбра пинать,
И словами последними оскорблять.
Толпа любопытных галдела вокруг,
Но он их не слышал под натиском мук
И только глухой болезненный звук
В башке раздавался от ударов сапог.
Никто из зевак ему не помог.
Все они торгаша одобряли,
А воришку, как змеи, шипя оскорбляли.
Наконец-то мужчина устал
И бедолагу пинать перестал.
Парень, прислушиваясь, тихо лежал
И, боясь подниматься, лицо прикрывал,
Ничтожество своё признавая
И от стыда сгорая.
Лишь только минут через пять
Осмелился голову свою приподнять.
Народ развлечённый сгинул
И парень поспешно рынок покинул.
Но за воротами словно мечом,
Диму пронзила боль под ребром.
И, зажимая рукою бок,
Он сущность свою поволок
Хромая в коллектор – домой –
В надежде обрести там покой.
                13
Один из бомжей был в прошлом врачом,
Он и стал ухаживать за пареньком.
Затянув больное место плотно жгутом,
Каких-то антибиотиков дал
И поменьше двигаться приказал.
Дней десять бомжи затаённо молчали,
Но потом куском попрекать Диму стали,
От чего ему было весьма неприятно
И даже стыдно как-то невероятно
А температура ничуть не спадала
И его то в жар, то в озноб бросала.
Но всё ж, через месяц полубольной паренёк,
Но в силах терпеть постоянный упрёк,
Отправился попрошайничать на вокзал,
Но там конкурент его тут же прогнал.
И, хоть очень он был на обидчика злой,
Ругаться не стал и походкой хромой
Удалился и, у супермаркета встав на углу,
Робко протянул ладошку свою,
Глаза от стыда вниз опустил,
И у прохожих тихо просил,
Проклиная судьбу-злодейку,
Подать хотя бы копейку.
На просьбы не многие откликались,
Но и сострадательные иногда попадались.
                14
Как-то раз аккурат в конце мая,
На перекрёстке в толпе ожидая
Когда загорится зелёный свет,
Дмитрий «счастлив» был лицезреть
Кошмарную и прецедентную смерть.
По ту сторону дороги мамаша стояла
И за ладошку мальчонку держала.
Было видно, что ей неймётся
И ждать, когда нужный цвет зажжётся,
Вероятно она не могла
И на риск бестолковый пошла.
Едва поредело движенье, бегом
Она ломанулась по зебре с дитём.
Но, увы, паникёрша мать
Не успела вовремя перебежать
И на бешенной скорости автомобиль легковой
Вырвал сына из рук, а из сердца покой.
Дима, словно в замедленной съёмке,
Увидел в деталях гибель ребёнка.
Растрёпанная и обезумевшая мамаша,
На колени упав пред кровавою кашей,
За голову схватившись, истерично визжала.
Моментально толпа зевак набежала
И, как пчелиный рой, зажужжала.
От увиденного у парня нутро всколыхнулось
И мысль об мысль споткнулась.
Закружилась башка шальная
И вспомнилась мама родная.
Как, должно быть, она убивается
И денно и нощно мается.
Существует наверно, а не живёт
И волосы на себе от отчаянья рвёт.
Как же он глуп и спесив тогда был,
Когда, местью сжираемый, грех совершил!
От злости у него телеса затряслись
И огромные слёзы из глаз полились.
Не в силах стоять, он опустился на корточки
И сжал кулаки так, что все косточки
На паль, как мел, побели
И сжатые зубы во рту заскрипели.
Словом, эта дорожная вся перипетия
На корню изменила всю сущность Дмитрия.
                15
А в каком же состоянии мать пребывала,
Когда про деяния сына узнала?
Как и любая настоящая мать,
Вину сына не желала она признавать,
Полагая что все обвинения,
Есть громадное заблуждение.
От переживаний душевных
И от взглядов косых, что каждодневно
Люди на неё украдкой бросали
И шёпотом за спиной обсуждали,
Она за неделю, как за год старела
И в итоге вся высохла и поседела.
Под глазами от недосыпания
Выделялись отметины недомогания…
Женщина стала храм посещать
И в Святое Писание старалась вникать.
По много часов на службах стояла,
Об пол колени и лоб расшибала
И, Бога моля о сыночке своём,
Слёзы лила бесконечным ручьём.
Вот так вот бедная мать и жила.
С работы практически сразу ушла
И, стыдясь узколобых людей,
Уединилась с болью своей
И из дома почти что не выходила.
В общем, жизнь аскетическую влачила,
Как и её споткнувшийся сын,
Который тоже в мире остался один.
                16
Дмитрий немного денег скопил
И на двадцатилетие банкет учинил,
На который сбежались бомжи и бомжихи.
Изначально культурно и без шумихи
Мероприятие это происходило,
Но вино постепенно жилы ядрило.
На бледных лицах зарделись румянцы,
Песни запелись, ноги бросились в танцы
И вскоре дно человечества,
Без имени и отечества,
Оскорблённое и униженное судьбой,
Захлебнулось в нирване хмельной.
Дима в этот вечер веселясь много пил
И в акт половой с бомжихой вступил,
После которого «секс-великан»
Опорожнил залпом целый стакан,
Сморщился, репой бедовой мотнул
И на подругу тут же срыгнул,
Но, отвращения не испытав,
Жарко и страстно партнёршу обняв,
В чумазое лицо её поцеловал.
Та польстившись на ласки, поближе прижалась
И, в безумном экстазе переплетаясь,
Засопели, как дети, они улыбаясь…
Треть бездомных свалились с ног,
А остальные, кто ещё мог,
Продолжали безумные вакханалии,
Но даже самые стойкие вскоре упали.
                17
Поздно ночью была элегия
Обернулась ужасной трагедией.
Кто-то заснул с сигаретой зажжённой
И в ночлежке, огнём поражённой,
Одни от ожогов, иные от дыма
Погибли, но горемыка Дима
Спасся, только лишь потому,
Что мама родная приснилась ему,
Призывая скорее проснуться.
И, едва он успел очнуться,
Хмель из башки как рукою сняло.
Всё дымом вокруг заволокло
И, сквозь кашель и резь в глазах
Именинник на ощупь и впопыхах
Из коллектора вылез на мокрый асфальт.
На спину упал, стал воздух глотать.
Не меньше минуты он так провалялся,
Пока наконец-то не отдышался.
После чего, вздыхая поднялся
И, уж было, хотел с пожарища смыться,
Но внутренний голос заставил остановиться:
«Там же, в огне люди остались,
Сгорая заживо и задыхаясь,
А ты, словно трус, захотел убежать?
Спасать, скорее спасать!»
И, прикрывая лицо рукавом,
Дима бросился в бой с огнём.
В коллекторе ад кромешный царил
И он совсем никого не щадил.
Поздно – некого больше спасать,
Но он продолжал упрямо искать
Тех, кто шевелился или дышал
И одного таки отыскал!
Весь обгоревший, но всё же живой
В углу копошился клошар пожилой.
Парнишка его на плечи взвалил
И на выход  скорей потащил.
И вот, когда ужас позади уже был,
Дмитрий сел на асфальт и положил
Голову старика на колени, а тот
Словно рыба открывал беззубый свой рот,
Пытаясь спасителю что-то сказать,
Но был способен лишь хрип издавать.
Через пару минут дед задрожал.
Дима крепко бомжа обнял
И стал ему в ухо шептать:
- Всё хорошо. – а у самого по лицу бежать
Стали слезинки невольно
И сердце забилось быстро и больно.
Внезапно конвульсии прекратились
И к небу глаза стрика закатились –
Отмучилась искалеченная душа…
Парень бережно и не спеша
Объятия крепкие разомкнул
И веки бомжа ладонью сомкнул.
Затем, к тротуару труп оттащил
И не оглядываясь прочь поспешил.
                18
Теперь, лишившись последнего крова,
Беглец оказался на улице снова
В цепких лапах судьбы-злодейки
Холодный, голодный и без копейки.
Ночевал же он где придётся,
То в лодку рыбацкую заберётся,
То устроится под деревом в парке,
Или просто приляжет на лавке.
Словом, покуда лето стояло,
С ночлегом проблем не возникало.
Диме было комфортно на лоне природы
И только во время ненастной погоды
Приходилось в различных местах укрываться.
Короче, жил паренёк и не думал сдаваться.
С другой стороны, жил ли он? Скорее нет.
Потускнели глаза и жизненный свет
Померк в них с той самой поры,
Как он руки запачкал в крови.
Теперь, находясь за чертой бытия,
Он призирал и ненавидел себя,
Но Дима был трусом и потому
Не мог оборвать жизнь себе самому,
Хотя очень часто о смерти мечтал
И всякий раз, когда засыпал,
Желал не проснуться больше, но Бог
Его оставить в покое так просто не мог.
                19
Осень… Бабье лето вмиг пролетело.
На деревьях листва пожелтела,
Стали ноченьки ярко-звёздными,
Длинными и неприятно холодными…
Дима сменил режим своих суток,
День назначив для сна, а ночь для прогулок.
И вот, однажды с ним случай имел место быть,
О котором обязан я сообщить.
В конце октября, едва стало смеркаться,
Дмитрий по городу пошёл прогуляться.
Ночь выдалась лунно-звёздной
И, как ни странно, не очень морозной.
Задумчиво под ноги взгляд устремляя
И изнутри себя поедая,
Душегуб вспоминал как жизни забрал.
Бесспорно, он многое испытал,
Но, какие бы трудности не переносил,
Дима живым всё-таки был,
А не гнил бездыханно в могиле сырой…
- О, Господи Боже мой!
Даруй же мне смерть и, быть может, тогда
Успокоюсь я навсегда. –
Так, притормозив на мосту,
Он, руки задрав, кричал в высоту.
Но небо невозмутимо молчало
И только луна, насмехаясь мерцала.
Тогда, он на грязную сырую
Рухнул в отчаянье на мостовую
И, обхватив коленки руками
Заплакал самыми горькими в мире слезами
И тут, вдруг, зарёванными глазами
Он увидел, от слёз расплывшийся,
Силуэт на мосту появившийся.
Женщина что-то к груди прижимала
И кажется Дмитрия не замечала.
Он тоже у чужие дела не встревал
И просто молча за ней наблюдал.
Но вскоре, та к краю моста подошла
И то, что в руках с собой принесла
Поцеловала и бросила в реку с моста.
Дима понял, что это было дитя!
И тут, как будто пружиной подброшенный,
Скинув с плеч пуховик изношенный,
Он, разбежавшись, с моста сиганул
И сам уж чуть было не утонул.
Горло сдавило, дыханье пропало
И мышцы от холода мигом сковало…
А мамаша, как только пловца увидала,
Испугалась и панике прочь убежала.
Быстро, секунд, быть может, за пять
Парнишка сумел дитя отыскать.
Содрогаясь от холода и тело едва ощущая
Дмитрий ребёнка к груди прижимая,
Забрался на мост, пуховик подобрал
И младенца в него упаковал.
До ближайшей больницы километр пути
И парень боялся, что не сможет дойти,
Но всё же он способ сумел отыскать –
Нужно не шагом идти, а бежать!
И, чтобы не окочуриться, он
Устремился скорее в сей марафон.
Дмитрий от части прав оказался,
Постепенно при беге он согревался,
Но ноги заплетались и бегун спотыкался,
Падая несколько раз, но вновь,
Расшибая коленки и локти в кровь,
Словно баран, упрямо вставал
И безумный забег продолжал.
                20
Ворвавшись в больницу стрелой,
Марафонец ночной нарушил покой.
На посту медсестра вальяжно сидела
И бутерброд с наслаждением ела.
Бережно положив перед ней свою куртку,
Дима распеленал осторожно малютку.
Девочка. Кроха совсем – едва годик –
Широко распахнув свой маленький ротик,
К медсестре, улыбаясь, ручонки тянула.
Дама на неё мимолётно взглянула
И, физиономию скривив удивлённо,
Пробубнила с набитым ртом недовольно:
- Чего это вы мне тут приволокли?..
- Дура тупая, рот свой затки!
Лучше ребёнка на руки возьми,
Согрей, успокой его и покорми.
От неожиданности медсестра испугалась
И машинально повиновалась.
В сторону свой бутерброд отложила,
Взяла девочку на руки и грудь обнажила.
Кроха словно пиявка к соску присосалась,
Должно быть чертовски изголодалась.
Женщина стала монотонно покачивать,
Вслух рассуждать и у Дмитрия спрашивать:
- Боже мой, какая голодная
И, как снеговик холодная…
Что с ней случилось и где её мать?
Дима, упокоившись, стал отвечать:
- Мать хотела её убить
И в реку швырнула, чтоб утопить.
- Ах, что за люди, кошмар…
Господи, да у ребёнка же жар!
Нельзя её на сквозняке оставлять,
Нужно срочно согреть и запеленать.
Я мигом, только не уходите.
Присядьте куда-нибудь и отдохните –
Прострочила медичка и удалилась.
Сердце у юноши счастливо забилось.
Теперь он был за малышку спокоен
И собою за долгое время доволен.
                21
Дмитрий весь до кости промок.
Его боты, штанишки и свитерок,
Хоть выжимай, одним словом, беда!
Но он выкрутился, впрочем, как и всегда.
Шаль и халат со стула сорвав
И надкусанный бутерброд со стола своровав,
Он вышел на улицу, огляделся и вот,
Скользнув, словно тень, за поворот,
В шмотки сестры облачился
И наутёк поспешно пустился.
Вдруг, первый снег с небес закружился
И холодной своей красотой
Стал прилипать к одежде сырой.
Чего только Дмитрий не принимал;
На онемевшие пальцы дышал,
Руками махал, прыгал, скакал,
И отжимался, и приседал;
Но исподволь всё же околевал.
И вот, не способный больше бежать
И ватные ноги передвигать,
На крыльце монастыря присел отдыхать.
В тот же миг захотелось так спать,
Что он не в силах с собой совладать
И поддался искушению чуток подремать.
Блаженство рассыпалось у него на лице
И, свернувшись калачиком на крыльце,
Дима уснул, как дворовый пёс
Под колыбель мерцающих звёзд.
                22
Аккурат в пять часов утра
Распахнулись ворота монастыря.
Настоятель – отец Алексей –
Заиндевевшее тело узрев у дверей,
Охая, вздыхая, кряхтя
И грудь свою перекрестя,
Склонился низко над страдальцем
И кривым указательным пальцем,
Молитву бубня, пульс стал искать.
С трудом, но ему удалось поймать
Слабенький ритм сердцебиения.
И на ноги вскочив в тоже мгновение,
Стал на помощь кликать старик.
Послушники вскоре примчались на крик
И парнишку, словно перо, подхватив
В монастырь занесли, у печи положив.
Трое суток не прекращая
За Димой ходили, молитвы читая.
И вот, наконец-то он
В сознание был возвращён,
Но заболел ужасной чахоткой
И кровища хлестала при кашле глоткой.
Хотели немедля врачей пригласить,
Но беглец, испугавшись, стал слёзно просить
Чтобы не звали из мирян ни кого
Что, мол, ему и так хорошо.
Настоятель – старец мудрейший,
Из побуждений добрейших
Просьбам юноши внял
И докторов не позвал.
                23
Спустя две недели душегуб оклемался
И даже с постели бодро поднялся,
Но хворь его отпускать не желала
И исподволь в мумию превращала.
Отец Алексей по опыту знал,
Что юноша многое испытал.
Он часто к больному наведывался
И предлагал, чтобы тот исповедовался,
Но Дмитрий отказывался каждый раз.
Батюшка знал, что наступит тот час,
Когда он к нему самолично придёт
И расскажет о том, что его так гнетёт.
И вот, однажды такой миг настал.
Парень тихонько в дверь постучал
И стесняясь вошёл в скромную келью
В добродушному отцу Алексею.
Старец его гостеприимно принял
И он всё при всё ему рассказал.
Исповедь та всю ночь продолжалась
И практически не прерывалась,
Только лишь временами
Приступом кашля или слезами.
В ту ночь мудрый старец не удержался
И к утру как дитя разрыдался.
                24
Конфидент седовласый чуток помолчал,
После чего головой покачал
И, пристально на душегуба взглянув,
Заговорил, тяжко вздохнув:
- Сын мой, я тебя хорошо понимаю
И хоть всецело тебе сострадаю,
Но злодеяние подобное не одобряю.
Слишком тяжек и страшен грех твой.
Николай обошёлся конечно скверно с тобой,
Но не ты ему судья, а Бог.
Тогда ты был юн и совладать не смог
С громадой обрушившихся напастей
И разум твой бес совратил к несчастью.
Однако, ты априори не спятил
И сущность человеческую не утратил.
Быть может, Господь простит тебя,
Ведь ты от гибели спас дитя,
Едва смерть не приняв
И осознал, что был не прав,
Пройдя тернистый и долгий путь.
Да… Время жестоко и его не вернуть…
Послушайка, я не должен этого говорить,
Но тебе не долго осталось уж жить.
Ты сохнешь и харкаешь кровью,
Потому что болен смертельной хворью.
Иногда удаётся от неё излечить,
Но ты слишком сумел всё запустить.
Значит так. Можешь в храме остаться
И в молитвах кончины своей дожидаться,
Но я б посоветовал домой возвращаться,
Чтоб перед матушкой извиниться
И, как подобает человеку, проститься.
А теперь к себе отправляйся.
Выспись, подумай и возвращайся
С принятым решением
За моим благословлением.
                25
Дмитрий поплёлся от старца к себе.
Там, упав на колени в мольбе
Перед образами, стал Бога просить
Не оставить его и подсобить
Правильное решенье принять.
После чего, улегся в кровать,
В одеяло зарылся, вежды сомкнул
И, отвернувшись к стенке, уснул.
Морфей будто мысли его прочитал
И необходимое сновиденье послал.
Парню приснилось как мама страдала,
Как по ночам очей не смыкала
И беспрерывно в подушку рыдала.
Жизнь далеко была ей не в радость
И доставляла теперь только гадость.
Ему также грезилось, что в поле большом
Она бродит в сорочке в тумане ночном
И кличет его, как в детстве, домой…
Дмитрий очнулся не далеко до рассвета
И, словно выстрел из пистолета,
Выскочил из постели будто больной,
Зная отлично уже выбор свой.
Дилемма, словно пример какой-то простой,
Во сне разрешилась сама собой.
Слова мамы звучали в голове, как набат:
«Дима, скорее возвращайся назад…»
Хаотично бросая пожитки в рюкзак.
Через час, уже собранный к дальней дороге,
Он стоял со святым отцом на пороге.
Настоятель юношу благословил
И, перекрестив, до ворот проводил.
Путь до дома не близкий лежал,
Ведь за тысячу вёрст он почти умотал,
Убегая от себя самого…
Батюшка денег собрал для него
И немного еды положил в мешок.
И вот, за плечи закинув свой рюкзачок,
Поспешил на вокзал паренёк.
Там, в вагон, где по тише, забрался
И вскоре по рельсам к дому помчался.
                26
В городе, где в начале скитаний своих
Укрывался от последствий поступков плохих,
Дима Ветров для пересадки сошёл
И без опаски былой приобрёл
Билет на вокзальной кассе.
После, влившись в общую массу,
Ностальгии предался он
И поплыл не спеша на перрон.
Вспомнилось всё до мелочей –
Бегство сред тёмных ночей,
Носок за окном, портрет в новостях
И мысли, кишащие в возбуждённых мозгах.
Но вот, наконец-то подошла электричка.
Вздохнув с облегченьем, вошёл внутрь парнишка,
За спиною захлопнулись двери и вот
Его по рельсам, качая, снова несёт.
Излишне описывать, как стало больно
Возвращенцу там, где так хладнокровно
Обидой душимый, он грех совершил,
Когда два сердечка влюблённых остановил…
Затем, попутку поймав, он прибыл наконец-то
Домой, шофёру отдав последние средства.
                27
Высохший, смертельно больной,
С искалеченной неизлечимо душой
И на треть с седой головой
Пробирался скиталец домой.
Темнотища – не видно не зги,
Но точно, как по приборам, шаги
По дороге с детства родной,
Увязая в жижи грязевой,
Ноги делали сами собой.
Дмитрий падал, кровью харкал,
Но снова и снова вставал
И последний свой путь продолжал…
Вот он дом, в котором родился,
Говорить и ходить учился,
Жизни азы познавал
И о будущем светлом мечтал.
Дом этот свято память хранил
И все печали и радости запечатлел
В стенах своих безмолвных,
Ветхих, но очень надёжных…
На бледном лице заиграла улыбка
И, толкнув дрожащей рукою калитку,
Воздух вдыхая грудью больной,
Скрюченный, словно червь дождевой,
Он на крыльцо поднялся
И неуверенно в дверь постучался,
И, как только послышались шаги изнутри,
Быстрее забилось сердце в груди…
Дверь отворилась и, увидев мать,
Дима не смог на ногах устоять.
Перед глазами мир закружился
И он на крыльцо без чувств повалился.
                28
Кругом было так тепло и уютно,
Спокойно и, наконец-то, безлюдно
И только лишь изредка раздавались щелчки
От горящих поленьев в печи.
Когда Дима глаза, очнувшись, открыл,
То не двигался и не говорил,
Наслаждаясь идиллией, царящей вокруг.
Он думал что в рай угодил, но вдруг
Озноб пробежал с ног до рук,
А после и кашель внезапный
Миф о рае прогнал безвозвратно.
На звуки мама примчалась из кухни
И рыдая, на колени перед постелью рухнув,
Крепко сыночка взялась обнимать
И изнемождённое лицо лобызать.
Узнав матушку, Дмитрий затрясся
И, расплывшись от слёз как клякса,
Всё при всё своей мамочке рассказал:
Про то как Колю с Кариной он убивал
И как после этого душевно страдал,
А также о том, как в бегах пребывал…
Обо всём рассказал а затем,
Рстро предчувствуя сердцем,
Что вот-вот этот мир покинет
И в Эреб с головою сгинет,
На маму ласково посмотрев, проговорил:
- Я горячего чаю сейчас бы попил.
Матушка радостно озарилась
И по дому загомозилась,
Как неугомонный волчок:
- Сейчас принесу сынок. –
Выпалила и на кухню умчалась.
Комната перед Дмитрием закачалась
И, раскрыв широченно рот,
Стал хватать он последний свой кислород.
Вдруг исчезли крыша и стены
И повсюду цветы (хризантемы,
Розы, тюльпаны, ромашки…) В изобилии зацвели
И бабочки разноцветные крыльями
Взмахивая с бутонов слетали
И снова на них приседали.
Дима в улыбке расплылся
И пульс его остановился.

Когда в приподнятом настроении,
Сложив чай на поднос и бутерброды с вареньем,
В комнату обратно вернулась,
То от ужаса вдруг пошатнулась
И на пол поднос упал.
Сын её мёртвым в постели лежал.

                Эпилог
В день похорон ярко солнце светило,
Срывался снежок и морозно чуть было.
Простенький гроб, украшенный тканью зелёной
(Любимый цвет Димы), тропою скорбной
В последний путь проводили
И под берёзкой на кладбище похоронили.
Бедная мать была молчалива,
Но внешность вещала красноречиво
О душевном её состоянии.
И без пристального внимания
Было видно, как мама страдает
И потерю мучительно переживает.
На следующий день, после поминок,
Она, прижимая к груди фотоснимок,
Не выдержала утраты и без страданий и мук
Материнское сердце остановилось вдруг.
                Конец
                20 января 2012г. – 21 мая 2012г.