ИГРА В МЯЧ

              (поэма в шести частях)
         Моему отцу Трегубову Леониду Васильевичу
         ПОСВЯЩАЕТСЯ


1. Детство

Я помню двор родительского дома,
И тополя, что посадил с отцом,
И на тропинке дядька незнакомый
Через очки глядит на этот дом,

А я бросаю  мячик выше крыши.
Мне незнакомец что-то говорит.
Ловлю, бросаю и его не слышу,
И рядом брат из-под руки глядит.

Качает ветер времени качели,
Идет с работы молодой отец,
С получки покупал он карамели,
И я бежал навстречу, сорванец.

Летела пыль вселенной из-под пяток.
Мы были беззаботно веселы,
Играли в зарослях картошки в прятки
И были поразительно смелы.

Нам были с братом реки по колено,
Что не мешало в них порой тонуть.
Казалось нам: лишь мы во всей вселенной
Познали удивительную суть.

Я часто запускал воздушных змеев,
И пацаны с соседних шли дворов,
А я был горд, что это я умею,
И был по-взрослому серьезен и суров.

И лишь отец смотрел и улыбался,
Он понимал, что это пустяки,
А выше в синем небе кувыркался
Со змеем самолет вперегонки.

И чтоб мечта у нас не угасала,
Отец бинокль однажды подарил;
Тогда вселенная еще огромней стала,
И я планеты для себя открыл.

Он  в  воспитанье  был немногословен;
Нотаций и моралей не читал,
Взамен однажды сказанного слова
Поступок и пример предпочитал.

Казалось нам, что жизнь продлится вечно,
Но правы были только мы в одном:
Вселенная длинна и бесконечна,
Но в ней один родительский есть дом,

Где нас поймет отец, и мать уложит
Уставших спать и напечет блинов,
И тяжесть всех проблем житейских  сложных
Решится, как бы не был мир суров.

Лишь алгебра казалась слишком сложной,
И никому не нужной ерундой,
Ведь без неё решить все в жизни можно,
Так думали, братишка, мы с тобой.

Но шли недели, месяцы и годы,
И понял я, что алгебра нужна,
Она проста, как на дворе погода,
А жизнь неразрешима и сложна.

Но прошлого не замели метели,
Смотрю через очки, как в детском сне:
Два пацана играют у качели
И ничего не знают обо мне…

А мне знакома каждая травинка
Родительского милого двора,
И в огород ведущая тропинка,
И эта дорогая детвора…

Играет в мячик сероглазый мальчик,
А незнакомец смотрит и молчит,
Он знает, что тот мячик синий значит:
То Шар Земной в Галактике летит.

Кидает мяч он ловко и умело,
И замирают жители всех стран:
Ах, мальчик, мальчик! Это слишком смело!
Не расплескай Индийский океан!

И не нарушь земного притяженья,
Не отрави лесов, полей и рек!
Наполнив жизнь высоким напряженьем,
Будь добрым к людям смелый человек…

И помни, мальчик, Шар земной – не  мячик!
И взрослым станешь – не играй в войну.
Нажмёт на спусковой крючок твой пальчик,
И взрывы вдруг нарушат тишину.

И проклянут тебя на все столетья
Все дети, не рожденные тобой,
Ты лучше сочиняй стихотворенья
И под гитару людям песни пой…

Но он в своей игре не ощущает
Теченья лет и сущность бытия,
И будущего своего совсем не знает,
Как, впрочем, своего не знаю я…

Играй, пацан!
И не спеши стать взрослым,
Лови, как ловишь мячик, каждый миг,
Люби людей и задавай вопросы,
И ставь себя вопросами в тупик,

Терзай своё изнеженное тело,
И не давай душе лениво спать,
Дерзай, твори добро, будь самым смелым,
Тогда ты сможешь человеком стать…

Но мальчик этих слов моих не слышит,
Он увлечен любимою игрой;
Подбрасывает мячик выше крыши
И ловко ловит детскою рукой…

 2.  Смерть и Любовь

Мы повзрослели. Мячики забыли.
Другая с братом увлекла игра:
Из серы и свинца уже варили
Детекторы от ночи до утра.

На гильзы тонкий провод мы мотали,
Чтоб лучше слышать спутника гудки,         
Уже Гагарин и Титов летали,               
На Землю намотав свои витки.

Мы емкость переменную крутили
Из белой жести, тоненькой слюды.
Американцы по Луне ходили,               
И там оставили свои следы.

Транзисторы, резисторы паяли
И под гитару пели – не металл!               
И вдруг негодным к армии признали
Меня,   а  я о космосе мечтал.

Очки дефекта мне не исправляли.
Смешки и шёпот тихий за спиной
Надежды никакой не оставляли:
Служить не может  в армии слепой.

Другие были правила морали:
Я обманул комиссию опять,               
Чтоб надо мной девчонки не смеялись,
Таблицу Сивцева*  я выучил на «пять»…
               (* таблица для проверки остроты зрения)

Любовь пришла, как и весна, нежданно.
Гитар электрозвук звенел в душе.
Физкабинет. С электролитом ванны.
Я – лаборант, не ученик давно уже.
               
Наверное, таков закон природы,
Что Первую Любовь мы не храним,
Но мы несем её всю жизнь сквозь годы
И до последних дней боготворим.

Прости меня, небесное созданье!
Я никого, наверно, не любил,
Я лишь играл в игру, что без названья,
А может и названье я забыл.

Жизнь – есть театр!
Шекспир был прав, конечно.
Пора мне маску снять и посмотреть
В то зеркало с названьем страшным – Вечность,
Ведь с каждым шагом ближе наша смерть…

Уже пора грехи свои итожить,
Но если б кто-то мне сейчас сказал,
Что он вернуть меня обратно может
На сельский неухоженный вокзал,

Где я стоял, подстрижен под расческу,
И где отец «под мухой», но живой,               
И я не прятал в руку папироску,
Я знал – уже измерен жребий мой…

И я б вернулся в это измеренье
Лишь для того, чтобы отцу сказать
Своё  «прости» и получить прощенье…
Ах, как тебя мне будет не хватать!
               
А в остальном не стал бы я стараться
Жизнь переделать или изменить,
Готов навечно в прошлом я остаться,
Чтоб только мне отца остановить.

Я слышал, что самоубийство – слабость,
Но как обидеть нужно и «убить»,
Чтоб самому тебе не захотелось
На этом свете  с нами дальше жить…

Других винить легко, но бесполезно.
Себя казнить – труднее всяких дел,
Но мне казалось, что сомоубийство –
Лишь смелого и сильного удел…

Прости, Господь, и дай душе покоя,
Душа его измучилась совсем.
Лишь в армии я понял, что такое:
Жить беззаботно без больших проблем.

Наш старшина веселый был и строгий,
Художников искал плакат писать,
Когда полроты вышло вдруг из строя, –
На плац отправил ямки «рисовать».

Мы Шар Земной лопатой ковыряли,
Чтоб саженцы в те ямки посадить,
И сами над собой тогда смеялись:
Хохла хотели мы перехитрить…

И мудрость мы в учебке постигали:
Не попадайся на глаза ему.
Ночами на «СТ-2м»**   стучали,
Пугая этим стуком тишину.
                ( **  телеграфный аппарат)

Ученья. АКМ. Стрельба. Наряды.
Уставы. Кухня. Караул и плац.
И строевые смотры и парады –
Мужчин серьезных сделали из нас.

Но Боря Крик сказал однажды: «Братцы!
Вон за колючкой рядышком продмаг.
Ведь до него за пять секунд добраться,
А там печенье, вафли, лимонад!»

И я махнул к продмагу за ворота,
Купил для друга вафли, лимонад.
И долго надо мной смеялась рота:
Не за девчонок, не за водку был наряд.

               
Учебку мы заканчивали дружно,
И каждый был концу мучений рад.
На ПРЦ* **– малина, а не служба:
Пять рядовых и командир – сержант.
                (***  приемный радиоцентр)

Удача в этот раз мне улыбалась:
Час в электричке – и кругом родня,
Учебка позади давно осталась,
Любовь нашла взаимная меня…   
             
Но сыр бесплатный только в мышеловке.
Судьба за всё предъявит точный счет:
Я карандаш затачиваю ловко –
Брат в электричке ВЕСТЬ уже везет.

В журнал пишу сигнал радиостанций –
Он нажимает кнопку у двери,
А я кричу через года в пространство:
«Не говори мне, брат, не говори,

Что нет отца, что мы одни остались,
Что виноваты все мы перед ним…»
Я вспомнил, что, когда мы расставались,
Он плакал, как дитя, неутешим…

Но ты не слышишь крика через годы
И говоришь мне: «Крякнул батя наш!».
Мой мозг не мог решить того кроссворда,
И из руки вдруг выпал карандаш,
               
А палец замер в диске телефона:
Куда звоню? Зачем? Кто? Почему?…
Мы с братом плачем у окна вагона,
И до сих пор не верю я ему…

Ах, мама, мама! Перед той бедою
Ты видела тот гвоздь над косяком…
Хотя,  не гвоздь, так что-нибудь другое!…
Он был собой уже приговорен…

Я сам однажды был в гостях у смерти,
Когда обидел близкий человек,
Но удержали от поступка дети:
С той стороны возврата к жизни нет…
               
             *    *    *               

Так незаметно отпуск мой промчался.
Вновь телеграфный ключ, морзянки звук.
И я мечтам ночами предавался,
И вспоминал тайгу, друзей, подруг.

Я думал, как прекрасна наша дружба,
Как много исходили мы дорог,
Мне ничего кроме друзей не нужно,
И верил, что настанет скоро срок:

Окончу службу этою весною,
Сменю шинель на кеды и рюкзак,
Возьму гитару звонкую с собою,
Найду таежный старый бивуак.

Опять чуть слышной песней зазвучит
Тайга, меня росою окрапляя,
То вдруг ночною птицей закричит,
То вдруг на нежной флейте заиграет.

Опять к ручью пойду я напрямик,
И, по лицу тупой ударив болью,
Шиповник встанет предо мной на миг,
Как дикий узник, вырвавшись на волю.

Я жажду утолю, забыв про все,
Про все, что где-то в городе оставил;
И на душе вдруг станет так легко,
И мир одной волшебной песней станет…

              *     *      *
Но быстро я друзей своих забыл,
Ты в мои сны все чаще приходила,
Меня звала любимым, сладким, милым,
И я в реке тех снов все дальше плыл…

            Сон  первый

Сегодня во сне снова бредил тайгою.
Пахучие травы звали меня,
Как будто вдвоем мы бродили с тобою
И грелись вдвоем у лесного огня.

      
А утром мы с солнцем таежным вставали,
Умывшись росою, где стелется дым,
Хозяина леса у речки видали…
Но вот я проснулся и снова один.    
  (1972)
            Сон  второй

Я яхту конопачу и смолю
И отправляюсь в плаванье по свету.
А почему я начал дело это?
Да потому, что я тебя люблю.

Я солнца свет ладонями ловлю
И жемчуг волн в пути я собираю.
Всё для тебя, и только море знает
О том, что я тебя одну люблю.

Я в море Ложь и Клевету топлю,
И приближаюсь к берегу Надежды,
Встречая голубого утра свежесть,
Всё потому, что я тебя люблю.

В борьбе со штормом сильным становлюсь,
И крепче руль моя рука сжимает,
И ветер песней парус надувает,
Все потому, что я тебя люблю.
 (1972)
              Сон  третий

Приснился сон: стою я у порога
И не решаюсь в дом к тебе войти.
В груди стоит предательски тревога,
И в темноте звонок мне не найти.

Но нажимаю кнопку я рукою.
Звонок…
Открыта дверь…
И солнца свет
Хрустальною звенящею рекою
Навстречу мне…
От счастья я ослеп.

Не вижу ничего,
И только руки
С руками встретились.
Я знаю – это ты.
И не было как будто бы разлуки,
Наполнились тобой мои мечты.

Открыл глаза:
Полет бровей. Ресницы.
И губы, что нежней на свете нет…
Неужто всё мне это только снится:
И этот дом, и этот яркий свет?   
 (1972)
          
             *        *        * 

Любовь мне стала светом и опорой
И вдохновляла на стихи, пьяня,
Тогда впервые был опубликован,
И ты заметила, любимая, меня.

Я знал, нас ждет в тайге крыло палатки,
И ты излечишь боль в моей душе.
И как бы не было мгновенье встречи кратким,
Оно – эскиз любви в карандаше.

Нам предстояло написать картину
Семейного простого очага,
Отдать любовь и дочери и сыну,
Ну а пока…
            Я сны смотрел пока…

         Сон  четвертый
 
Приснился сон:
Два берега реки,
И я один плыву посередине.
Качает лодку в ледяной стремнине,
И не хватает дружеской руки.

Два берега. Где Правда и Надежда?
Два берега. Где Ложь и Клевета?
И для одних я, может быть, невежда,
А для других – святая простота.

Одни поступок мой жестоко судят,
Другие говорят мне: так держи!
Хочу я знать;
А судьи кто? А судьи?
Ведь с ними мне на этом свете жить.

И так не раз со мной уже бывало,  –
Друг становился для меня врагом,
А тот, кого всерьез не принимал я,
Он становился другом мне потом.

О, страшный сон!
Проснуться бы, очнуться
И к одному мне берегу пристать,
Но чувствую, что даже и проснувшись,
Не перестану тот вопрос решать.

Так и плыву один посередине,
Не в силах трудный тот вопрос решить…
Качает лодку в ледяной стремнине.
Куда мне плыть?
Куда мне плыть?
Куда мне плыть?   
  (1981)


          3. Семья и дети
 
Весна меня встречала буйным цветом ;               
С невестой в отчий дом сержант пришел,
И среди лиц родных на всей планете
Лица отца уже я не нашел.

А мама выбор мой не одобряла,
Советов сотни дали мне друзья,
Но я был непреклонным и упрямым
И верил: жизнь наладится моя.

И только тетка с бабкой поддержала.
Я знал: сестра отца поймет меня,
И мне в начале жизни помогала;
И крепла и росла семья моя.

И быстро закрутилась вся планета,
А дальше, как в ускоренном кино:
Закончил институт. Работа. Дети.               
Нам тридцать,
                сорок,
                пятьдесят уже давно…

Но были и счастливые мгновенья:
Когда дочурки колыбель качал,
Я ощущал своё предназначенье,
И счастье в полной мере ощущал.      

         

              Колыбельная   Жанне 

Теплый вечер крылья сложил,
И ветра в полях тихи.
Засыпают под подушкой
Песни, сказки и стихи.
Не шумят ветра  и грозы.
Над землёю нашей мир.
В парке сонном спят берёзы,
Спит под крышей детский мир.

Спи, дочурка,
Мой цветочек!
Глазки тихо ты сомкни.
Пусть приснятся этой ночью
Лес и сказочные сны.
И пусть будет небо чистым,
Пусть всегда сияет май!
Спи, дочурка,
Моя птичка!
Баю – баюшки, бай – бай.

Ты проснешься утром рано,
 Будет солнышко сиять.
Заплетешь косички с мамой,
И пойдем с тобой гулять.
Будет небо чистым – чистым,
Расцветет садами май.
Спи, дочурка,
Моя птичка!
Баю – баюшки, бай – бай.               
  (1985)
 
                *       *       *

Я дом построил, посадил деревья,
И сына с дочерью я честно жить учил,
И в мир иной могу уйти теперь я,
Свою программу в жизни завершил.

Там мой отец, там тетка, там три друга,
И бабушек давно уж с нами нет,
Не получить нам весточки оттуда,
Не передать ни с кем туда привет.

Я часто бабу Варю вспоминаю;
В лихие годы подняла детей,
И никогда никто из нас не слышал,
Чтоб что-то нужно было в жизни ей.
               
И баба Нюра нахлебалась лиха:
Они с небес хранят земной наш путь,
Когда неосмотрительно и лихо
Мы крутим руль, спеша куда-нибудь.

Их прах корнями держит древо прочно
И нас питает мудростью своей,
И внуков распускаются листочки
Из наших сильных родовых ветвей.

              4. Друзья

Всё есть: друзья, семья и дом,
Но только нет мечты.
Чем больше мебели кругом,
Тем больше пустоты.

Когда-то, в давней жизни той,
Безмерно был богат
Гитарой, песней и тобой,
И был тому я рад.

Но дом и быт приобретя,
Я что-то потерял,
И ты давно уже не та,
Какой тебя я знал…

И вижу я ошибку в том,
Что больше нет мечты, –
Чем больше мебели кругом,
Тем больше пустоты.               
 (1985)

            *    *    *

Всё чаще не дает покоя что-то,
Конечно, не безгрешен вовсе я.
«Друзей забыл ты», – скажет  завтра кто-то,
Но я вас помню добрые  друзья!

Я помню всех! Мир вашим добрым семьям!
А тем, кто в мир иной уже ушел,
Я посвятил свои стихотворенья,
В них утешенье я душе нашел.
               

                *       *       *

                В.М. Незамаеву,
                В.И. Кураку,
                Н.И. Дуболазову.

Дата рождения и дата смерти,
А между ними – тире.
Страшно, когда остановиться сердце,
Если весна на дворе.

Странно, что в этом тире уместилась
Чья-то огромная жизнь.
Плакалось, пелось, смеялось, любилось –
Всё оборвалось за миг.

В этом тире вижу детство и песни,
Горечь обид и утрат.
В этом тире провожают невесты
В бой уходящих солдат.

В этом тире машут крылья палаток,
Дым от походных костров,
Есть там и запах больничной палаты,
Запах таежных ветров.

Вижу Победу, салюты и лица
Добрых и верных друзей.
Хочется верить, что мы повторимся
В жизни наших детей.


Странно, что может в тире уместиться
Лес, и река, и рассвет.
Странно, что многое может проститься
В день, когда нас уже нет.

Горько, когда остановиться сердце,
Если весна на дворе.
Дата рождения и дата смерти,
А между ними – тире.         
  (1987, 1991, 2004).

              *     *     *


               
                Безвременно ушедшему другу
                юности  Александру Клименко

                Истина
 
Тот день  был прекрасен и светел,
Но что-то вдруг не задалось.
Так тоже бывает на свете:
Задуманное не сбылось.

И нет виноватых и правых,
Что утром не встретились вы,
И рады кузнечики в травах,
Что  вы не примяли цветы.

Тот месяц был лишь для влюбленных,
Но времени вечно в обрез,
Живём в городах задымленных.
А ждут нас деревья и лес.
И нет виноватых и правых,
Мы вечно куда-то спешим,
И рады рыбешки в озерах,
Что мы их не распотрошим.

Тот год был звучнее свирели,
Но что-то не сладилось вдруг,
Мы все веселились и пели,
А там умирал лучший друг.

И нет виноватых и правых,
Жестокость болезни – не в счет,
И рады кузнечики в травах:
Он больше цветов не примнет.

Прекрасно природы обличье.
Никчемна стезя бытия.
Всё в жизни как будто отлично,
Но нам не хватает тебя.

И может быть лишь на закате
Я истину эту узнал:
Ах, жалко, кузнечики, жалко,
Что мало травы он примял!

         
              Флибустьеры
                Александру Клименко
                п о с в я щ а е т с я

Помнишь, Клим, тайги красоты?
Красноярских гор высоты?
То была счастливая пора:
Визбор, Битлз и Высоцкий,
Элвис Пресли, Городецкий
Не давали спать нам до утра.

Снизу – грязно,  сверху – дымно,
Мы с тобой из Искитима,
Но для нас наш город лучшим был.
Здесь учились, здесь мы жили,
Здесь впервые полюбили,
Я всё это, Саня, не забыл.

Мы девчонок не кадрили,
По Сибири мы ходили,
Ночью под гитару пели мы.
С нами девочки гуляли,
Нас с тобой предпочитали,
А не хулиганов с Колымы.

Ты был ас, а я – ведомый,
Нам была палатка домом,
И концертов дали мы – не счесть.
Нам девчонки подпевали,
И мы точно, Саня, знали,
Что любовь и дружба с нами есть.

И пускай тебя уж нету,
Закурю я сигарету,
Раньше не курили мы с тобой.
Флибустьеров нету в море,
Бригантина на приколе,
Лишь бокал вина всегда со мной.

         
Но я верю, будет время,
Флибустьеров шумных племя
Паруса поднимет на ветру.
Капитан, седой, как скалы,
Всем нальет вина в бокалы,
И пойдём мы в море поутру.         
  (2003)

          *     *     *


            5. Покаяние

Чем больше я познать наш мир пытался
И в тайны мирозданья заглянуть,
Тем чаще я вопросом задавался:
В чём жизни смысл и мирозданья суть?               

Казалось мне:
Я истину познаю,
И станет ясно всё, как в летний день,
Но истины познанье омрачала
Вопросов новых сумрачная тень.

Чем глубже я вникал в строенье мира,
Тем непонятней было для меня,
Как вместе могут быть Война и Лира,
Любовь и Ненависть,
Талант и Нищета.

Добро искал и ненавидел Хамство,
Но Правда становилась Ложью вдруг.
Я сам грешил,  но не прощал Упрямства,
И оставлял меня надежный друг.

И вот итог:
Любовь, увы,  не вечна,
И некого в грехах своих винить.
Жизнь так длинна  и так же быстротечна,
А смысл в том, чтоб Человеком быть.
  (2002)

            *     *     *

         
Ты смотришь, батя, на меня с портрета.
Тебя уже давно я пережил.
Кого винить, что так случилось это? –
Ответа я нигде не находил.

Но лишь сейчас мне взгляд твой стал    
                понятным,
Когда мы за столом с тобой сидим:
«Искать не надо больше виноватых,
Ты не суди – не будешь сам судим!…»

Я голову на стол склоняю тихо,
За окнами давно свистит метель
И путь – дорогу заметает лихо,
И на погосте стелит мне постель…

             *     *     *               
            Сон в зимнюю ночь

И снится сон:
Блужу по лесу,
Как старый полуночный пёс.
Тумана бледная завеса
Выводит прямо на погост.


И череда печальных сосен,
Что станут гробовой доской,
Меня кружат, как листья осень,
Уводят в сумрак за собой.

И вдруг лачуга среди леса,
И надпись крупно: ГРОБОВЩИК,
И черный траур занавесок,
И крышки гроба красный щит.

Гляжу в окно и вижу: тетка
Ткёт белый саван, и челнок
По белому выводит четко:
«С.Л. Трегубов – вышел срок…»

Сгинь напрочь страшное виденье…
Бегу кладбищенской тропой,
За мною мчится привиденье,
А голос близкий и родной…

И оглянуться слишком страшно,
Неужто мне пришел конец?
Цепляюсь за кусты рубашкой…
…Постой, ведь это же отец…

Зовет, сказать мне что-то хочет…
Я встал, как вкопанный, и вот…
И он стоит и молча смотрит:
«Что, сын, не хочешь на погост?»

И взгляд понятней слов суетных:
«Пора, сын! Хошь или не хошь,
С вином и дымом сигаретным
Ты всё равно сюда придешь!»

«Нет, батя, – тихо  отвечаю, –
Меня зови ты, не зови,
А я ещё за чашкой чая
Скажу любимым о любви.

И дел земных ещё немало
Я должен буду завершить,
А тетке скажешь:
                покрывало
Пока придется отложить».

Перекрестил его и вижу:
Лачуга, сосны, гроб, отец –
Исчезли разом, наконец,
Но в темноте я голос слышу:
«Ты мать прости, как я простил.
Живи, покуда срок не вышел», –
Сказал мне так и отпустил.

  (23.01.2003г.   01ч.10м.)


                6. Завещание

Я знаю: каждый шаг наш на планете
Записан, и уже оставлен след.
И мы за всё решительно в ответе:
За детский смех, за дом, за лунный свет.

Ну вот и всё! Итог уже известен.
Жизнь прожита. И уже в сотый раз
Звучит капель Весны припевом к песне,
И Внуки смотрят весело на нас.

И то, что мы прошли и испытали,
Им предстоит самим ещё пройти…
И дай им Бог Любви не без Печали,
И легкой жизни не искать в пути!..

И лишь пройдя горнило испытаний,
Душа их станет твердой и прямой,
А мы уйдем весенним утром ранним
Тропинкой детства в мир совсем иной…

Живите! Множьтесь! Не теряйте связи!
И не делите Мир на «Я» и «ТЫ».
И помните: есть смысл у каждой фразы,
Которую произнесете где-то вы.

И чтобы слово, сказанное ВАМИ
Не подтолкнуло НИКОГО вовек
На грань безумного того существованья,
Где сам себя лишает жизни человек…

Чтоб не жалеть о том, что так случилось,
Пишите жизнь свою на чистовик
И проявляйте к низко падшим милость,
Ведь наше бытие всего лишь миг…
 
Играйте в мяч, но только не Планетой,
Дарите свет, улыбки и тепло,
И даже славу получив при этом,
Не возноситесь слишком высоко,

И помните, что вы всего лишь листья
На ветках древа, что питает соком вас.
Весна уйдет, промчится Лето быстро
И увядания настанет скоро час.

И чтоб не мучиться, когда наступит Осень,
Что жизнь была беспечной и пустой,
Ловите в черных тучах неба просинь
И восхищайтесь Красотой и Добротой…
 (20.01.2004)
                *      *      *