Как я стал верным мужем...

КАК Я СТАЛ ВЕРНЫМ МУЖЕМ...

Быль, рассказанная Ниной Токарь

Был я молод и солиден.
Шустр, находчив, очень смел.
И любовниц, и подружек
По полдюжины имел.

И нарядный, франтоватый,
На высоких каблуках,
Был известным ловеласом
В ресторанах, кабаках.

«Отчего же, Петя, был?»
– Да я женщин разлюбил...
«Отчего же разлюбил?»
– Злой мороз меня сгубил...

Чуть не помер из-за бабы...
«Так влюбился? Иль ты слабый?»
– Нет не слаб я. И жену
Я всю жизнь любил одну...

Но ходок был я большой
(Грех имел я за душой...)
Не пасли с женой друг дружку:
Я всегда имел подружку.

Но любимая жена
Мне всегда была нужна.
Где б ни бегал я, ни лазил,
К ней одной спешил Заразе!

«А она не ревновала?»
– А к кому? Она ж не знала
Про моих зазнобушек,
Милый мой воробушек,..

И теперь я домосед.
А подвёл меня сосед...
Сделал это не со зла –
Так квартира подвела.

Деньги с ним мы получили
И потом сообразили
Просто выпить на троих.
Третий был какой-то псих...

Не хотел он пить в кустах.
Да мороз звенел в ушах.
У нас не было стакана.
И ждала его Светлана.

Предложил он к ней зайти.
Было нам не по пути,
Но подъехал тут трамвай
И повёз нас всех в Шанхай.

Когда к месту мы добрались,
Сумерки уже сгущались.
И мороз к ночи крепчал.
Да и ветер ветки рвал.

В частном секторе глухом
Мы нашли светланин дом.
Постучались чинно в дверь,
Там залаял грозный зверь.

Мы с соседом оробели,
Но тут нам открыли двери.
Из сеней просторных, светлых
Пахло самогоном крепким.

И средь пара и тумана
Показала лик Светлана!
То, что женщина красива,
Ни о чём не говорило.

Её строгое лицо
Припугнуло удальцов.
Мы с соседом загрустили
И глазёнки опустили.

«Пустишь нас на огонёк?» –
Попросил её дружок.
– Поскорее проходите,
Мои сени не студите!

Улыбнулась нам хозяйка
И сказала что-то лайке.
Пёс немного поворчал
И к двери заковылял.

Нас пустили быстро в дом.
Как уютно было в нём!
Так нарядно, так красиво!
(Знать, хозяйка не ленива...)

Мы достали две бутылки.
Да бутыль её горилки.
Хлеб, капуста, колбаса.
Три соленых огурца...

Выпив первых две бутылки,
Парни взялись за горилку.
Я ж не пил, молчал, сидел.
Да на Свету всё смотрел.

Тут наш псих засуетился.
«Где супруг?», - осведомился
Он, вставая, у Светланы,
– Муж уехал нынче с краном.

«Я тебе отдам свой долг.
Проводи нас за порог.
Так боюсь у вас Тарзана.
И вставать нам завтра рано...»

До крыльца нас проводили
И засов на ночь закрыли.
Лайка тявкнула, пять раз.
Тут к крыльцу подъехал КрАЗ.

Знать, хозяин возвратился.
Псих наш вновь засуетился.
На подножку он вскочил,
Дверь тяжёлую открыл.

Обнял за рулём медведя,
Называя его Федей.
Объяснил, что долг отдал,
И к калитке зашагал.

Из кабины вдруг мужчина
Закричал: «Куда, дубина?
Я сейчас поеду в Майну,
Довезу тебя до бани!

Ну, а Вам, друзья, куда?»
Нам на Север, Борода!
«То есть нам не по пути...
Ей, Светланка, посвети!»

Света вышла с фонарём.
От мороза пар столбом
Из сеней больших валил.
А хозяин в дом носил

Что-то долго и серьёзно
Да на пса ругался грозно.
Псих залез в кабину КрАЗа
И затих там пьяный сразу.

Мы ж с соседом с ветерком
Понеслись своим путём.
«Что не пил?» – спросил сосед.
– Не хотелось! – я в ответ

Безразлично вдруг сказал.
«Что? Светлану созерцал?»
– Ну, подумаешь Светлана!...
Да такие как, Светлана,

Для меня пустой манёвр! –
Я продолжил разговор.
– Если б только захотел –
У неё сейчас сидел.

«Ну вот муж сейчас уедет...
В Майну собирался Федя?»
Мне Светлана приглянулась.
И душа вдруг встрепенулась.

Муж уехал. И она
Дверь откроет мне сама.
Хоть я ростом не велик..
Но я, впрочем, озорник!..

Я соседу подмигнул
И назад в Шанхай рванул.
Наконец-то, я домчался
До заветного крыльца.

Я к калитке подобрался,
Но увидел тут же пса.
Пёс залился громкий лаем,
На знакомство не взирая.

В дверь я начал колотить,
Чтобы Свету разбудить.
Наконец-то, дверь открылась,
И Светлана удивилась,

Увидав меня опять.
Тут я начал объяснять,
Что забыл у них перчатки,
Что замерзли нос и пятки,

Что могу я заболеть...
– Разрешите посмотреть?
А свои же я перчатки
Бросил быстро возле кадки.

Света в дом меня впустила
И входную дверь прикрыла.
Стали вместе мы искать,
Мебель всю приподнимать,

Но перчатки не нашлись.
Мы, устав, шутить взялись,
Что, наверно, домовой
Утащил их в угол свой.

«Я вам дам свои перчатки, –
Говорит она мне сладко, –
Очень нежный Вы однако»...
- Нет! Я, Света, - забияка!

А мои, вообще, перчатки
Лежат мирно возле кадки!
Света очень растерялась
И немного напугалась.

Я же весь похолодел,
Но обнять её успел!
Тут открылась резко дверь.
Что же делать мне теперь?

Муж весь в инее морозном
Посмотрел на нас серьёзно.
«Что, жена, сегодня гости? –
Он спросил легко и просто, –

– Ну, давай накрой мне стол,
Так мотор меня подвёл!
Еле до дому добрался.
А ты на ночь здесь остался?»

Света, словно снег бела,
Шагу сделать не могла.
Федя, видно, был не глуп.
Сбросив сапоги, тулуп,

Причесался, отряхнулся,
К холодильнику нагнулся.
Резко дверцу отворил
По стаканчикам разлил

Он бутылку водки «Экстра»:
– Не сойти мне, братцы, с места,
Этот, понял, идиот,
Из-за жёнушки убьёт...

«Пей!» – сказал он очень тихо.
Двести грамм я выпил лихо,
Не решаясь и вздохнуть.
«Бей! Чего ж теперь тянуть!», –

Бросил я посуду на стол.
– Ты ж ещё не закусил?!
И растительного масла
У Светланы попросил.

Словно зомби, вся бледна,
Подаёт бутыль она.
Он бутылку открывает
Жидкость мне в стакан вливает.

«Можешь этим закусить!...»
И я начал масло пить.
Масло в глотку мне не лилось
Всё назад в стакан стремилось.

Каждый грамм пять раз глотал
И от страха весь дрожал.
Допил, громко чертыхнулся,
И к сеням стрелой метнулся.

На крыльце не удержался,
И фонтан во мне прорвался.
Всё, что пил с таким терпеньем,
Оказалось на ступенях.

– Света! Швабру принеси! –
Бородач вдруг попросил.
Света пулей прилетела
И прибрать мне повелела.

Долго я ступени тёр,
Выполняя произвол.
Бородач внизу стоял
И работу принимал.

И приняв мою работу,
Погасив рукой зевоту,
«Руки в стороны!» – прибавил,
В рукава мне швабру вставил,

Приготовив к страшной пытке,
Развернул меня к калитке,
Крикнул: «Фас его, Тарзан!»,
Кинув вслед пустой стакан.

И я пулей полетел,
Но Тарзан меня задел,
Вырвал клок из шубняка
И штаны подрал слегка.

Боком пролетев в калитку,
Я попал в большой сугроб.
Рассказать про все попытки
Встать без рук, нет просто слов.

Кое-как я всё ж поднялся
И к шоссе пешком подался.
Наступила тишина.
Частный сектор пелена

От мороза весь накрыла
И прибавила мне силы.
Все трамваи промелькнули
Быстрой гулкой чередой.

На шоссе сильней задуло,
Я помчался, как шальной.
Но мороз крепчал-крепчал...
Я уж рук не ощущал.

Я бежал по тротуару,
Кое-где мелькали фары
«Жигулей» и «Москвичей»
КрАЗов, ГАЗов, тягачей.

Догнал парень – шутник хлипкий –
И толкнул вперёд с улыбкой.
Ведь никто не понимал,
Что я мучился, страдал.

Швабру плохо было видно.
Стало так мне вдруг обидно.
Я, как школьник, зарыдал,
Слёз, конечно, не стирал

Я с замёрзшего лица,
Спотыкаясь без конца,
И бежал всё дальше-дальше,
Плача горько и без фальши.

Я уже приноровился
И вставать сам научился.
Перешёл мост над Свиягой
Дальше мог идти лишь шагом.

Обессилев, наконец,
Я почувствовал конец:
Мне желудок отказал:
Масло сделало скандал.

И фонтан другого плана
Зажурчал во мне исправно.
По ногам и в сапоги
Побежали ручейки. . .

Я кряхтел, стонал и плакал,
С ног сшибал ужасный запах.
На Гагарина опять
Стал я вновь голосовать.

Но меня не замечали...
Вдруг фигурки замелькали.
Кучка выпивших парней
Промелькнула меж ветвей.

– Эй, ребята! Помогите,
Мою душу не губите.
Швабру из меня достаньте
Сердце до конца не раньте!...

Но с надменностью ленивой,
Нос заткнув, они брезгливо
Отмахнулись от меня.
Я же, всё вокруг кляня,

Дальше зашагал один,
Как печальный пилигрим.
Наконец, дошёл до дома,
Дверь в подъезд закрыта скромно.

Как теперь её открыть, –
Не могу сообразить...
Наконец, схватил я ручку.
И, чтоб было мне подручней,

Дверь придерживал ногой,
А потом, скользя спиной,
Боком стал влезать в подъезд
Как огромный гибкий крест.

Как проник весь в коридор –
Уж особый разговор,
И вторую дверь опять
Начал также открывать.

Весь вонючий, грязный, грозный
Боком шёл я вверх нервозно,
Хоть и было часов пять,
Но могли соседи встать.

Много жаворонков здесь
Не дают нам сбросить спесь.
Наконец-то, мой этаж.
Весь слетел с меня кураж...

Как жене всё объяснить?
Как прощения просить?
Ведь ночные похождения
Не имеют снисхождения!...

Позвонить я уж не мог...
Был один сигнал - пинок.
Ох, как начал я стучать,
Дверь невинную пинать...

Но жена ночь не спала,
У окна меня ждала.
И с шестого этажа
Не узнала типажа.

Когда я бежал, расставив
Руки в стороны, как гусь,
Думала, соседский парень
На спине несёт в дом груз.

Но когда меня узрела,
Она просто обомлела.
Не нашлась чего сказать,
А затем взялась рыдать.

– Швабру вытащи мне, дура! –
Прохрипел с порога хмуро.
Но ей, видно, не понять,
Что должна она достать.

Я так много кувыркался,
Что лишь с палкою остался.
– Позвони быстрей соседу,
Иль сейчас по морде въеду!!!

«Ты меня попробуй тронь!
Но откуда эта вонь?»
– Слушай, лучше без вопросов...
Сунь мне в зубы папиросу.

Дай скорее прикурить,
А то я могу прибить.
– Нет, соседей звать не надо.
Кто тебе всё сунул, гаду?

С кем сегодня ночь всю пил?
Кто тебя так проучил?
Дай тебя я расстегну.
Только нос, постой, заткну.

– Хватит языком чесать!
Долго мне ещё стоять?
– Повернись ко мне спиной!
Всё разрежу! Чёрт с тобой!

Всё в контейнер отнесу.
Маску только принесу.
Где тебя носили черти?
Отвечай скорее, Петя!

Разве можно так шутить?
Где могло тебя носить?
Что же делать мне, не знаю?
– Кать! Быстрее, умоляю!

Уже люди все проснулись!
– Чтоб они перевернулись
И все сразу лопнули!!! –
Говорю я шёпотом.

Взяв огромный нож столовый,
Катя стала резать новый
Мой шикарнейший шубняк.
Его нам «достал» свояк.

Не сказав в сердцах ни слова,
Распоров сперва основу
И подкладку кое-как,
Принесла она тесак...

А потом взялась за шкуру,
Проклиная всё понуро.
За рукав тянула долго,
Всех ругая без умолку.

Наконец, стянув полшубы,
В дверь толкнула меня грубо.
Я, присев, вошёл в квартиру
И стянул рукав уныло.

Через плотный свой рукав,
Кожу на локте содрав,
Палку дёргал через спину.
Наконец, её я вынул.

Катя в ванну поместила
И отмыть скорей просила
Всё, что выдал мой живот.
И я лёг в водоворот.

Ванну мы не затыкали,
Как породу промывали
И из душа поливали,
В хлорке бедного держали

Меня добрых три часа,
Чтоб сбить запах до конца.
Потом, сняв с меня сорочку,
Поместили на отмочку

В самый сильный порошок.
Лишь к полудню прошёл шок.
Врач со «скорой» ужаснулся...
Ну, а вечером вернулся

Весь избитый мой дружок.
Как вернул он свой должок, –
Мы не стали узнавать,
Где смогли так погулять.

Главное, зарплата цела.
Всё жена простить сумела.
И в больницу приносила
Всё, чтобы вернулись силы.

Но теперь, как верный дог,
Стерегу лишь свой порог.
Только Катеньку люблю.
Только дома водку пью.

Долго будет так? Не знаю!
Ничего не обещаю!!!
Только пальцев меньше стало.
Отморозил их я, право.

Но я Бога не гневлю.
И меня простить молю.
Хорошо, что сам живой
На порог пришёл родной...

1987