Моя гнедая кобыла

Не имеет никакого отношения к реальности.

А знаешь, какого размера лошадиное сердце? Огромное-преогромное. Тяжелое, могучее, качающее литры крови по венам. Оно пульсирует в такт лошадиному бегу и рвется наружу на финишной прямой.
Мое сердце отличалось от лошадиного размерами и некоторой человечностью. Размеры размерами, а от человечности порой становилось стыдно. Стыдилась неотдышавшейся и поставленной в денник вот прям так лошади, стыдилась, что приезжала к самой тренировке и, наскоро смахнув пыль со спины, живота и ног, взбиралась в седло.
В лицо летел песок, на зубах хрустел песок, в носу был песок, в глазах был песок. Меня насквозь засыпало, обсыпало, присыпало. Это эйфория. А мои ноги - ее, лошади, копыта - касались того же песка, тяжело опускаясь на него. Это была моя болезнь. Это был мой путь.
Знаешь, какого размера лошадиное сердце? Достаточно большое, чтобы вместить там память предков, низеньких непримечательных ничем лошадок, о степях, жесткой шелестящей от ветра траве и выцветшем летнем небе. Это белесое, блеклое, потрескавшееся, как деревянная дверь денника, небо не снилось мне уже несколько лет. Я сошла со своего пути? Я сошла с ума?
Мое человеческое маленькое мелочное сердечко принадлежало гнедой кобыле. Такой лошади, которая бывает у каждого человека только один раз, учит его чему-то очень важному, а потом уходит от него навсегда. В такое жуткое навсегда, в постоянное, безнадежное и тоскливое. Моя гнедая кобыла - это все, что у меня тогда было. Учеба, семья и работа казались мне тогда чем-то туманным и таким, что потом, само придет. Придет, не надо с этим ничего делать. Дайте мне мою кобылу с рысачьими кисточками на ушах. Крылья летучей мыши - так я называла эти уши. Моя кобыла была женственнее меня самой, когда по утрам я находила ее лежащую в деннике. Она дремала, скрестив передние ноги. Когда я входила, моя гнедая кобыла поднимала голову, смотрела на меня одним глазом, и во всей ее позе читалось: "Не сегодня. У меня голова болит". Я чувствовала себя в деннике неуместно.
Она чувствовала себя неуместно подо мной. Ее большое лошадиное сердце не желало терпеть такую близость сердца иного, человеческого. "Если бы люди однажды поняли, о чем думает лошадь, они бы сошли с ума", - так, кажется, говорил кто-то там. Я не думала об этом, моя голова пребывала в покое, мой разум был чист и свободен, меня волновали грядущие соревнования и вопрос, успею ли я сегодня в гости. "Партнерство!" - говорила я. "Тандем". Мы будем сами для себя Хикстедом и Эриком Ламазом. Нам будет хорошо, милая. Тренировки, тренировки и еще раз тренировки. Проверяла подпругу и взлетала туда, повыше, где 165 в холке.
Моя воля к победе поражала.
-Здравствуй, моя гнедая кобыла, - говорила я и осторожно показывала ей ремни уздечки. Возможно, к этому времени наши сердца стали биться чуть более похоже, потому что лошадь уже давно не пыталась поставить свои передние ноги мне на голову во время седловки. Возможно, мы были на верном пути.
Я садилась на нее и выезжала на плац. И два часа занималась делом своей жизни. Лошадь прыгала - и я прыгала. Лошадь стояла - и я стояла. Лошадь галопировала - и я галопировала. Мое сердце ликовало. Я любила полет, всегда мечтала летать. Она - моя гнедая кобыла - дарила мне такую возможность три раза в неделю по приемлемой для обычной семьи цене.
Моя гнедая кобыла продавала мне свое сердце без остатка в эти часы. Мы заключали сделку с дьяволом. Дьявол - моя любовь к лошади. Дьявол не отпускает меня и сейчас, а разве в силах я сама от него отделаться?..
Знаешь, какое огромное лошадиное сердце? Вот скачешь ты свой конкурный маршрут, и что шестьдесят под тобой, что сто шестьдесят - все едино. Ты дышишь и думаешь не по-человечески, словами, а так, непонятно, сумбурно: образами. Вспышки в голове. Крики людей за оградой боевого поля. Флажки, клумбы, судьи, стюарды на разминочном поле, полосатые палки, белые вальтрапы, чистые крупы, запах лошадиного пота. Шашечки на лошадиных бедрах. Прыжок за прыжком, поворот и наклон всем корпусом в сторону. А лошадь выручает. Теряешь ли ты стремя, теряешь ли ты баланс, не посчитал ли ты - она выручает. Мой спорт - спорт королей. Моя победа каждый раз - коронация, и вместо библии я целую лошадиный нос. Но что, разве думаешь ты, какое у лошади огромное сердце, когда стоишь на тумбе с большой цифрой "1" посередине?
...В день, когда ее не стало, у меня сначала будто бы не стало матери. Мать пришла потом, сказала, все будет хорошо, не сказала, что будет другая лошадь - мы знали, ее не будет. Я осталась без громких заявлений, что потеряла родственную душу. Но я осталась и без моей гнедой кобылы. Без моего лошадиного сердца. Да, мое сердце, мой комок мышц слишком мал для того, чтобы быть настолько восхитительно чистой, искренней и прощающей. У меня за грудиной камень. Живое там, в клетке из ребер, было у нее.
А ведь сердце у лошади настолько необъятно, что она заключает сделку с не одним дьяволом, чтобы, когда он, маленький человеческий ребенок, войдет в денник, опустить к нему вниз голову и легко фыркнуть в его ладони. "Ай, ой!" - скажет человеческий ребенок и вдруг засмеется, вставая на нелегкий путь, ведущий к победе. Засмеется, потому что вдруг станет хорошо, как никогда, а лошадь все будет и будет трогать губами его за одежду, опускаясь к ногам и шевеля шнурки на кроссовках. "Что же ты?" - спросит человек постарше. "Что же ты?" - спрашивала и я. И мы замирали. Я и моя гнедая кобыла. Мы стояли так в темноте денника, вдыхая запах друг друга, знакомясь и не представляя, что же нас ждет.
Нас ждал весь простор этого чистого лошадиного сердца. Мне и моим ошибкам здесь хватало места. Ничто не мешало идти к победе.