Под небом голубым

Опять идет дождь. Начинается осень. Еще одна осень без тебя. Без-те-бя. Я никогда не называла тебя на "ты". Это было немыслимо. Я не хочу ничего объяснять. Я виновна. Ты виновен. Никто не виновен. От повторений слова теряют смысл. Все происходит так, как должно. Все происходит просто так.

Я вспоминаю.
Наш летний день.
Утром — телефонный звонок. ("Дракон приземлился на поле, поздно считать, что ты спишь...")
— Это я. Что делаешь?
— Гребня слушаю.
Озадаченное молчание. Потом деловым тоном, чуть более деловым, чем необходимо:
— О'кей, через двадцать минут я за тобой заеду. Что у тебя сегодня на завтрак?
— Ну-у... — Пауза перед перечислением.
— А потом поедем... Сегодня нам надо успеть в три места.
— Сразу?
Каждое утро я удивляюсь. Тебя хотят видеть многие. Очень многие. А я могу видеть тебя каждый день. Совершенно безнаказанно. (Почти безнаказанно.) Это моя работа. Я люблю свою работу. Я очень люблю свою работу.
Вваливаешься. Слишком объемный и жизнеутверждающий для моей стандартной квартиры. Озираешься. Синие глаза близоруко сияют. Положительно, тебя слишком много.
— Ну как Гребень?
— Прекрасно. Доброе утро. Проходите. Чай, кофе?
— А что быстрее?
— О'кей. Кофе. Что у нас на сегодня? — (Убрать идиотски расползающуюся улыбку. Не вылезай из роли.)
Солнце в глаза. Как всегда, никто из соседей не попался у подъезда. Конечно, когда я сажусь в твою "Тойоту"... А вот когда плетусь с сумками — тут их всех повысыпает... Ну и хорошо, что никого нет.
Проспект. Метромост. ("Опять уцелели.") Центр. Дела.
Потом — на Арбат. У нас такой уверенный вид, что принимают за иностранцев. Кричат вслед по-английски, предлагают матрешек...
— Что тебе купить? Что ты там смотришь? "Исповедь" Августина? Хочешь?
— Ну что вы, она дорогая...
— Ты "Битлз" любишь, смотри, вот про них, хочешь?
— Да нет, не надо, спасибо...
Ты и так слишком много подарил мне сегодня. Утренний звонок. Умытый Арбат. Солнце в окнах. Когда слишком хорошо, становится страшно.
Музыка в машине. "Под небом голубым..." Зеленые откосы пустынного шоссе. Белые сахарные башни впереди. Все залито солнцем. Июль. Ты прибавляешь громкость. Солнечный ветер. Совершенно синее небо.
— Вот так бы ехать и ехать... Хорошо!
  — Что хорошо?
— Солнце, музыка, лето... Но главное... — (Стоп. Не расслабляйся.) — Но главное, трасса совершенно свободная, можно идти на скорости.
— Это хорошо.
— Что? — (Голос дрогнул? Или обошлось?)
Очень серьезно:
— Что ты ценишь все это. Очень мало кто ценит...
От автостоянки до твоего дома идем напрямик, по тропинке. Отчаянно звенят кузнечики. И кажется, мы совсем не в Москве.
Ты собираешь букет. Ромашки, клевер, цикорий, уже желтеющий рябишник, разные травинки... И так странно видеть тебя сосредоточенным на этом мирном занятии — что-то от маленького мальчика из старых сказок... "К западу от солнца, к востоку от луны, пойдешь пешком по радуге — найдешь горшок с золотом..."
Ты протягиваешь мне радужный веник, явно гордясь результатом. Я, тоже сосредоточенно, любуюсь, даю глубокомысленные советы. А сама боюсь, что на нас сейчас наорут бдительные бабульки, потому что ты рвал цветы и с клумбы тоже — темно-солнечные ноготки. Наорут — и разобьют этот день. Наорать на тебя — мысль совершенно невероятная и ужасная. Но они же этого не знают; и не знают, что сегодня — наш день.
Тишина. Кузнечики.
Так, в тишине, с букетом, мы пришли к тебе домой.
Ты аккуратно расставляешь цветы в решетчатой "икэбаннице". Ромашки, клевер, рябишник... Летний русский букетик в японской серебряной чаше. Московская икэбана в твоем исполнении.
Твой взгляд. Ты думаешь, что я не вижу. Я и не вижу. Стою, отвернувшись к плите. Я чувствую. Спиной, затылком. Кожей. (А руки не дрожат. Как странно. Неужели снаружи ничего не видно?) ...Но продолжаю героически варить кофе. Когда же он, черт побери, наконец сварится, когда же я смогу повернуться и посмотреть на тебя?..
Красные чашки. Терпеть их не могу. За окном — высокий закат. Ты включаешь телевизор. Старая добрая реклама помогает удерживаться в этом новом, только что возникшем, маленьком мире. В мире, где мы вдвоем, и у нас с тобой – семейная жизнь.
Этот мир будет существовать еще целых пятнадцать минут.
Я пью кофе. Ты читаешь газету. Красные чашки на пустынном столе. Бубнит телевизор...
Всё. Пора идти.
Ведь ты не будешь меня удерживать. Мы оба это знаем.

Опять идет дождь. Я стою у окна. Знаешь, я больше не слушаю Гребня. Как-то не хочется.


1993