Я грешной тенью в этот рай войду...

Настурции, Луганск



Пять лепестков – настурции воронка.
Как нежно, пряно пахнет плоть её!
Она – из тех, не рвущихся, где тонко,
из защитивших прошлое моё.
Одной безмолвной вспышкой миновало –
и не поверишь! - шесть десятков лет.
И, как в речёвках смысла не бывало
все годы, так его и ныне нет.

Трещали, врали, били в барабаны
о братстве, о всевидящем Отце,
чтоб шли сегодня на убой бараны
при полководце, волке-подлеце,
чтоб там, где ты вела меня вдоль сада,
вдоль радуги, кормилица моя,
дымились клочья смысла, мира, града
и очи юных ела бы змея.

Но вижу мой Луганск, настурций грядку
в том первородном Марфином саду...
Когда ж всех нас уроют по порядку,
я грешной тенью в этот рай войду,
где светит мой цветок горячим оком
и шепчет клятву самых верных губ...
Как пахнет счастьем, горьким и далёким,
его кровящих лепестков раструб!

2015


Триптих войны


1.


Евгену Маланюку


Ты прав, поэт,- ещё не в чёрном осень.
а в полноцветье. Будто бы весна,
зеркально отражаясь, дарит просинь
в анабиозе длящегося сна.
Ты прав - нам наша горькая молитва
и жертвенность даны из отчих дней.
И здесь лишь нашей кровью длится битва,
где мать зовёт на помощь сыновей.
Ты прав - сегодня снова та же сила,
что и в тебя стреляла век назад,

вбивает злобно в братские могилы
без счёту нас - за чёрным рядом ряд...
Опять, кромсая имя, честь, свободу
Перворуси, имперский вездеход,
к обрыву прёт. И к гибели-исходу
покорную орду свою ведёт...
А всё ж, на зло войне, прекрасна осень.
И над землёй пылает пламя астр.
И, сердцем солнца ударяя оземь,
в пуху зелёном оживляют озимь -
Сварог, Даждьбог, Христос и Зороастр.




2.


Восприемник слоёв и сфер,
светлым шумом дыши, живи!
И не сможет сжечь Люцифер
твой соломенный храм на крови.

О брусничный твой, хвойный храм
обломает все когти Зверь.
Будет хрипнуть в петле, как Саддам,
Муаммаром рыдать "Харам" -
будет скоро, уже теперь...




3.


Багровой краской приукрасив рот,
в джинсу дыряво-дерзкую одета,
вдоль трассы осень-беженка бредёт -
вослед смертельной перебранке лета.
Почём её нечистая любовь?
Какой по счёту тысячей убитых
пресытится испорченная кровь
нетопыря, царя во московитах?

Спалили юных, закопали свет
Господних глаз, мальчишеских лампадок...
Прощенья нет. И лживой пьянки нет,
где братский самогон был крепко-сладок.
И в горле матюгом застряла речь,
которой жил, дышал, молился Богу...
Ошметки марли сыплет осень с плеч
на гиблую ростовскую дорогу.

По ней орда чекистов-чикотил
гремит мазутным траковым железом.
Как долго ты в чаду обмана жил,
в иллюзионе, что состряпан бесом!
Там и доныне кличут Русью то,
что есть лишь срам её и униженье.
Там дутый карлик, шут из шапито,
плюёт в десятку ядом, метит в сто,
жужжит во лжи и танки шлёт в сраженья...