Часть моей души

Душа моя –
          обычный старый дом,
многоквартирный,
          с множеством окон.
И в нем живут друзья.
          И есть враги,
приятели, знакомые
          мои.
Дом очень стар.
          Пора ему на слом.
Но медлит наш
          небесный исполком.
Тому я рад.
          Ведь дело еще в том,
что должность жаль –
          я все же… управдом.

*******

Хотелось когда-то,
          чтоб было вот так:
Одесса и Харьков,
          Москва, Ленинград –
районы в том городе,
          где я живу.
Но нынче к друзьям я
          поближе хочу.
Да, все изменилось –
          другая мечта.
И больше походит
          на сказку она:
А в ней – в этой сказке –
          Чикаго, Нью-Йорк
и Хайфа, и Акко –
          вот был бы восторг!  -
и Миниаполис,
          город Шверин –
районы в том городе,
          где бы я жил.

2008 г.

*******

Ах, дядя Лёва, дядя Фима,
вы до сих пор со мной незримо.
Что получил от вас в наследство?
Вы главное мне дали – с детства
дарили щедро доброту.
На вас похожим быть хочу.

Ах, дядя Фима, дядя Лёва,
я обращаюсь к вам и снова
советуюсь частенько с вами.
Мир вижу вашими глазами.
Шепчу вам добрые слова.
Ответных слов не слышу я...

*******

Пожизненна любовь к родной         
и самой лучшей в мире Хане,
и мудрой, доброй и простой,
и за-ме-ча-тель-ней-шей маме.

Беда последнего прощанья –
кричать нет сил, и страшен шепот.
И горе, боль и стон молчанья.
И комьев гулкий стук, как грохот.

Печальный камень из тоски
в душе моей, в душе сестры
стоят давно возле сосны –
там, где осталась, мама, ты.

*******

В зарослях горькой пахучей полыни

На улице этой от прежних времен –
теперь синагога да церковь, и  дом, 
адрес которого дорог  поныне –
Подол, Щекавицкая, сорок четыре.

Жил там мальчишка – его звали Тула.
Если по-взрослому, имя – Нафтула.
Когда же наскучило быть во дворе,
с ребятами вместе купался в Днепре.

Любил уходить он в огромный пустырь –
в нём детские тайны хранила полынь.
В то время боялись молний и грома,
Отец мой боялся лишь только погрома.

Скрывалась семья от банды подонков
на пустыре, где играл он ребенком,
в зарослях горькой пахучей полыни.
Была для него она в ранге святыни.

***

Он в сорок первом, в сентябре,
погиб под Киевом. В числе
тех похороненных нигде –
пропавших без вести в земле.

И я иду к нему один
случайно выбранной тропой.
Как не люблю я годовщин
и поминания толпой!

Лежит он здесь – среди камней?
Ведь только тут – куда не кинь! –
трава, которой нет родней:
любил уж очень он полынь.

Сюда и привела Печаль,
как водят древнего слепца.
Погиб он молодым. Как жаль,
что мало помню я отца.