Васька

Васька

Василию Зубрилину


Строил дачу один мужичок мне,
да не то чтобы - так, помогал,
под «полтинник», худой, измождённый
что-то резал, пилил и строгал

не был плотником, опыт сноровкой
в этом зодчестве сельском витал,
дом, столярно впитав его ловкость,
всё убранство своё обретал

был по жизни своей неустроен,
вечно правду провинций искал,
был известный оратор в районе
и в «не столь отдалённых» бывал,
не был вором, за длинный язык свой
он от власти сполна получал

взрослый сын его где-то с семьёю
на бэушном «Форде» рассекал,
а он здесь, в пятистенке убогой
с одиночеством дни куковал
да ещё с небольшой собачонкой,
что за цвет нежно Белочкой звал

захолустный смоленский посёлок
у грохочущих рельсами шпал,
здешней станции Совкино
имя композитор великий отдал

жил привольно - перекатипольно,
дни в шабашках-халтурах менял,
там построить, ремонты устроить,
молотками рубли зашибал

сторожил, ремонтировал крыши,
то полями стада выпасал,
в этом крае родном и любимом
тихо счастье своё обретал

да и просто бродил по раздолью,
жизнь народа глуши наблюдал,
его трудную сельскую долю
вдалеке от больших автострад,
посевных и уборочных волны,
что наполнят Страны закрома

открывалось пространство лесное,
луговое бродившим глазам,
столько песен там спето застольных
в перелесках по весям-друзьям   

вечерами привычкой былою
он чифиром свой дух освежал,
за душевным простым разговором
свою жизнь, не тая, открывал

по далёкой глуши заболотной
деревнями к друзьям заезжал,
там у Федьки бидон самогона,
сорок литров слезой хрусталя

приглашал в стены старого дома,
одному ему не совладать,
под рыбёшку, грибочки, жаркое
по душам обо всём толковать

всему краю питьё то знакомо,
Федя мастер в похмельных делах,
в тайном месте лесном перегоны,
где мерцанье в хрустальных слезах

нет похмелья жестокой зарёю,
чистоты идеальный кристалл,
льёт веселие мягкой волною,
прогоняя тоску и печаль

знают марку в дворцах и трущобах,
Белой Русью, Украйной спешат,
в новосельях и свадьбах весёлых
эликсиры глубинки шумят
 
у Володьки веков разговоры,
растворённые в бражных пирах
из ячменного солода, мёда,
в березово-кленовых хмелях

под землёю корчажное пиво,
жажды будней исчезнувших квас,
в их пшенично - картофельных винах
задушевности смыслов в устах

виноградное море Степана,
растворённая в чашах лоза,
на опушке лесной, за лугами
очарует веков красота

приручил эти нежные ветви
к нашим северным русским краям,
изливаются солнечным ветром,
превращая их будни в нектар

в Царстве Гуннов на празднествах шумных
пили мёды в славянских пирах,
хлебом-солью и чашей певучей
привечали послов в городах

в судьбоносные годы вкус винный
русло времени всё поменял:
- «На Руси есть веселие пити»,
иноземцам наш князь отвечал …   

… Так и жил он эпохи песчинкой,
дни за днями как чётки в руках,
моим стенам оставив надрывы,
исчезал в необъятных краях

снова жил деревенским раздольем,
озарённым в зарницах-веках,
где-то снова бродил, что-то строил,
выпивал в захолустных краях

на рыбалку ходил и охоту
и за клюквой в болотных коврах,
перелесками в чудных красотах
обходил все грибные места,
наполнялся на вольных просторах
благодатью в цветах и ветвях 

так и плыл в этих сельских заботах,
заснежила зима карнавал,
среди белых кружащих узоров
наш Василий куда-то пропал

мимо люди делами спешили
где из брёвен огромный навал,
там под духом хмельным стужей зимней
вечным сном он в глуши засыпал …



Дмитрий Филимонихин
10.09., 12.09. – 14.09.2014