Календарь поэзии. 14 сентября

14 сентября — день рождения любимого мышалетного автора. А. Кушнера

Александр Семенович Кушнер родился 14 сентября 1936 года в Ленинграде. Живет в Петербурге. Закончил в 1959 году филологический факультет Государственного Педагогического института им. Герцена и десять лет преподавал в школе русский язык и литературу. Печатается с 1956 года. Член Союза Писателей с 1965 года, член ПЕН Клуба (1987). Женат на Елене Невзглядовой, филологе и поэте, выступающей со стихами под псевдонимом Елена Ушакова.

Алеасандр Кушнер – автор поэтических книг «Первое впечатление» 1962, «Ночной дозор» 1966, «Приметы» 1969, «Письмо» 1974, «Прямая речь» 1975, «Голос» 1978, «Таврический сад» 1984, «Дневные сны» 1985, «Живая изгородь» 1988, «Ночная музыка» 1991, «На сумрачной звезде» 1994, «Тысячелистник» 1998, «Летучая гряда» 2000, «Кустарник» 2002, «Холодный май» 2005, «Облака выбирают анапест» 2008.
Его статьи о русской поэзии и эссеистика опубликованы в книгах «Аполлон в снегу» 1991, «Тысячелистник» 1998, «Волна и камень» 2003, «Аполлон в траве» 2005
Вышли восемь книг избранных стихов А.Кушнера: «Канва» 1981, «Стихотворения» (с предисловием Д.С.Лихачева) 1986, «Избранное» (с предисловием И.Бродского) 1997 Петербург, «Стихотворения», Москва, 2000, «Пятая стихия» Москва, 2000. «Избранное», Москва 2005, «В новом веке», Москва 2006, «Времена не выбирают…» Петербург (издательство «Азбука-классика») 2007
Стихи А.Кушнера переводились на английский язык (книга A. Kushner «Apollo in the snow» 1991, Farras, Straus and Giroux, New-York; второе издание - 1992, Harvilll, London), на итальянский (книга Aleksandr Kushner «La poesia di San Pietroburgo», Milano, 1998, книга Aleksandr Kushner «Poesie» Edizioni Trasse 2003), на голландский (книга «Vier petersburgers» I.Annenski, O.Mandelstam, A.Koesjner, J.Brodski; 1996, Amsterdam), на сербский «Лирика» 2007, а также на немецкий, чешский, французский, иврит, болгарский, японский и др. языки.
О поэзии А.Кушнера писали И.Роднянская, Е.Евтушенко, Л.Анненский, С.Чупринин, В.Баевский, С.Владимиров, Е.Невзглядова, А.Пурин, А.Алёхин, А.Столяров, Т.Бек, А.Машевский, И.Шайтанов и др.

ХХ век в России прошел под знаком великих катастроф. Александр Кушнер считает, что осознание трагического опыта и некоторые выводы, сделанные из него — вот то главное, что составляет смысл его поэзии. Жалобы на жизнь, на ее бессмыслицу, так же как романтическое противопоставление поэта толпе представляются ему глубоко архаическими, малопродуктивными. Ты не доволен жизнью, предъявляешь претензии к мирозданию, мечтаешь «вернуть творцу билет» — нет ничего проще: миллионы «убитых задешево», как сказал Мандельштам, — с удовольствием поменялись бы с тобой судьбой, временем и местом. ХХ век в России научил человека (и поэта) дорожить простыми вещами: теплом парового отопления, постельным бельем, книгами на книжной полке, разговором с другом по телефону, женской улыбкой — всё это в любую минуту могли отнять и отнимали у тысяч людей. Вопрос заключается не в том, есть ли смысл в жизни и стоит ли жить, а в том, как достойно прожить эту жизнь, реализовать, несмотря ни на что, свои способности. Одна из форм свободы, явленной человеку (и поэзии) в ХХ веке — это интеллектуальное (и поэтическое) осмысление трагедии, преодоление ее, способность вернуть душу, «умирая, в лучшем виде».
Поэзии противопоказаны абстракции, поэзия предметна и конкретна, — в этом смысле Александру Кушнеру важен опыт его поэтических учителей И.Анненского, О.Мандельштама, так же, как их сочувствие обычному человеку, «старым эстонкам», «рядовому ездоку». При этом А.Кушнеру органично близка ориентация этих поэтов на европейские культурные достижения, «тоска по мировой культуре».
А.Кушнер не раз писал в своих эссе, утверждал в стихах присутствие поэзии в самой жизни. Кто-то позаботился о том, чтобы так заманчиво и ярко сверкали весенние облака, так пышно цвела сирень, так ритмично шумели морские волны, так много значила земная любовь. Поэзия — не выдумка поэта: поэт извлекает ее из мирового хаоса, из сырого материала жизни, озвучивает и закрепляет ее в слове.
Что касается формальных стихотворных задач, то А.Кушнер привержен русскому рифмованному, регулярному стиху, возможности которого (прежде всего, интонационные) далеко не исчерпаны, бесконечно разнообразны (новая русская поэзия молода, значительно моложе своих европейских сестер, насчитывает всего лишь три века). И еще одно важное положение: считая поэтический эпос, эпические формы, в том числе поэму с ее повествовательной интонацией и заранее обдуманным сюжетом — устаревшим жанром, вытесненным прозой Толстого, Достоевского, Чехова, Пруста и т.д., А.Кушнер сосредоточил внимание на книге стихов как новом и самом продуктивном жанре лирической поэзии. Книга стихов, в обход эпоса, дает сегодня возможность поэту создать наиболее полную, осмысленную, в самом деле грандиозную картину современной жизни. Лирика — душа искусства, в направлении лирики вот уже несколько веков движется не только поэзия, но и проза, и живопись, и музыка, лирика стоит на страже интересов частного человека, она — его защитник в бесчеловечном мире. И это — тоже один из главных уроков, преподанных человеку (и поэту) в трагическом ХХ веке.

* * *
Декабрьским утром черно-синим
Тепло домашнее покинем
И выйдем молча на мороз.
Киоск фанерный льдом зарос,
Уходит в небо пар отвесный,
Деревья бьет сырая дрожь,
И ты не дремлешь, друг прелестный,
А щеки варежкою трешь.

Шел ночью снег. Скребут скребками.
Бегут кто тише, кто быстрей.
В слезах, под теплыми платками,
Проносят сонных малышей.
Как не похожи на прогулки
Такие выходы к реке!
Мы дрогнем в темном переулке
На ленинградском сквозняке.

И я с усилием привычным
Вернуть стараюсь красоту
Домам, и скверам безразличным,
И пешеходу на мосту.
И пропускаю свой автобус,
И замерзаю, весь в снегу,
Но жить, покуда этот фокус
Мне не удался, не могу.
1966



СТАРИК

Кто тише старика,
Попавшего в больницу,
В окно издалека
Глядящего на птицу?

Кусты ему видны,
Прижатые к киоску.
Висят на нем штаны
Больничные, в полоску.

Бухгалтером он был
Иль стекла мазал мелом?
Уж он и сам забыл,
Каким был занят делом.

Сражался в домино
Иль мастерил динамик?
Теперь ему одно
Окно, как в детстве пряник.

И дальний клен ему
Весь виден, до прожилок,
Быть может, потому,
Что дышит смерть в затылок.

Вдруг подведут черту
Под ним, как пишут смету,
И он уже — по ту,
А дерево — по эту.


* * *
Быть нелюбимым! Боже мой!
Какое счастье быть несчастным!
Идти под дождиком домой
С лицом потерянным и красным.

Какая мука, благодать
Сидеть с закушенной губою,
Раз десять на день умирать
И говорить с самим собою.

Какая жизнь - сходить с ума!
Как тень, по комнате шататься!
Какое счастье - ждать письма
По месяцам - и не дождаться.

Кто нам сказал, что мир у ног
Лежит в слезах, на все согласен?
Он равнодушен и жесток.
Зато воистину прекрасен.

Что с горем делать мне моим?
Спи. С головой в ночи укройся.
Когда б я не был счастлив им,
Я б разлюбил тебя. Не бойся!

* * *
Времена не выбирают,
В них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
Нет, чем клянчить и пенять.
Будто можно те на эти,
Как на рынке, поменять.

Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; я в пять лет
Должен был от скарлатины
Умереть, живи в невинный
Век, в котором горя нет.

Ты себя в счастливцы прочишь,
А при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
Флорентийской и проказе?
Хочешь ехать в первом классе,
А не в трюме, в полутьме?

Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
Блещет тучка; обниму
Век мой, рок мой на прощанье.
Время - это испытанье.
Не завидуй никому.

Крепко тесное объятье.
Время - кожа, а не платье.
Глубока его печать.
Словно с пальцев отпечатки,
С нас - его черты и складки,
Приглядевшись, можно взять.
1978