Записки медсестры. Часть первая

Итак! Поговорим о медицине! Нет, не о врачах, профессорах и прочих корифеях. Они мне мало интересны. Поговорим о среднем медперсонале, то есть... ну конечно же! О сестрах! Сестра милосердия – как прекрасно это звучит. Сразу представляются неземные феи в белых халатах и накрахмаленных колпаках, порхающие по отделению со шприцем в умелых и нежных ручках.

И кто же обычно выбирает эту профессию? Так, середнячки. "Добрые" и не очень умные мамаши советуют своим малолетним дочуркам: «Милая, ну не вытянуть тебе мединститут, да и денег у нас таких нет, а вот медицинский колледж - это то, что надо! Будешь при уважаемом занятии, кругом благодарные пациенты, врачи, которые боготворят твое мастерство и ни за что не согласны работать с какой- нибудь другой сестрой, море шоколадок, коробок конфет, иногда небольшие конвертики от заботливых родственников. Давай, доча! Дерзай!».

Вот уж где полный бред! Ясно, что маман насмотрелась сериалов про медиков, например, «Склифосовского» или «Земского доктора» и именно они сформировали ее представление о медицине как таковой и работе медсестры в частности.
Но дитя не смеет ослушаться, ведь мама плохого не посоветует.

Три-четыре года проходят весело и беззаботно – шпаргалки, списывание друг у друга фармакологии и физиологии, мучения с биохимией (ну, тут не так обидно, уж биохимию-то больше двух-трех челов из группы сдать влет как правило не способны), студенческие вечеринки, выпускной... Прекрасная пора молодости и неведения во что вляпался.
 
Но всему приходит конец и начинается настоящая жизнь. Не плохая и  не хорошая, а просто Жизнь, такая, какая она есть в реальности, без иллюзий, прикрас и самообмана. Не буду упоминать предприимчивых «стариков» которые умудрились пристроить свои чада в приватку. Их меньшинство, большинство попадают в муниципальные больницы, где не хватает всего – персонала, врачей  и сестер, оборудования, ну, и самое главное – санитарок. Санитарка – это не профессия – это целая песня!

И так, первый рабочий день, понедельник. Доктор тебя не замечает, бухал накануне, указания дает нечеткие и что делать не очень-то понятно, а спросить не у кого. Молоденькая сестричка судорожно вспоминает, чему ее учили столько лет и не находит ни одной зацепки, которая спасла бы ее именно в данный момент и в этой ситуации. Листает второпях истории болезней, ищет индикации, назначенные на утро. Все написано на каком-то тарабарском языке, нет, нормальный человек его разобрать определенно не может.

Вот! Попалась одна понятная – два раза цефалоспорин, утром и вечером, пациент с пневмонией. Кидается выполнять. Все подготовлено, лоточек чистенький, шприцик одноразовый. Заходит в палату и молвит: «Доброе утро! Иванов кто у нас?». В ответ тишина и посапывание спящих мужиков. Смутилась, повторяет еще раз. Один из больных неохотно поворачивается и машет рукой куда-то в сторону окна. Значит Иванов на койке у окна.

Подходит, пытается разбудить, успехи небольшие, так, слабое шевеление под одеялом. Приподнимает оное, приспускает штаны больничной пижамы, протирает тщательно спиртом... и... колет! Тут происходит нечто невероятное.  Иванов резко катапультируется с кровати и дает деру из палаты, несясь по коридору прямо к выходу из отделения, причем, шприц остается у сестрички в руках, а иголка, почему-то, в попе у пациента. Глаза у феи по пять копеек и совершенное непонимание, что же делать дальше. Остолбенела.

Сосед  по койке объясняет:
- Девушка! Что вы наделали! Мы из-за него ночами не спим, а тут он изволил задремать на часик под утро, а его разбудили! Такую-то мать!
- Но ведь, доктор?! Индикации?!
- Какие, блин, индикации?! Вы его теперь полдня по всей территории больницы ловить будете, у дядьки психические отклонения и нешуточные.

Вот и приобретен первый опыт. Проходит пару часов, новоиспеченная сестричка с горем пополам что-то там выполняет, благо хоть стерильность соблюдает, с этим у них строго. К обеду появляется завотделением. Спасение пришло! Господь не оставил! Мужик совершенно трезвый, хотя и хмурый, не выспался, ночью на срочную операцию вызывали. Фея к нему, пытается получить объяснения, указания, и так далее. А в ответ бурчание: «по напридумывали тут «колледжи», блин! Чему их там только учат... Вот раньше, из мед училищ, приходили девчонки толковые  и, как правило, уже «обстрелянные».

- Вот тебе,милочка, информация! Сейчас обход сотворим, потом все индикации выполнишь, и полы бы надо вечерком помыть с унитазами, эта корова баба Маня опять в запой ушла! Стерва такая!

К вечеру наша героиня уже чуток освоилась, буквы в историях встали почти что на свои места, читабельность повысилась, уколы сделаны, системы поставлены, утки вынесены (ибо баба Маня... ну, вы в курсе), горчичники прилеплены, клизмы отклизмены (на завтра назначено четыре операции – соответственно четыре тонкие, толстые и прямые кишки должны быть девственно чистыми). Можно и кофейку рвануть.

Ан нет, вызов, похожий на завывание сирены, из шестой палаты. По молодости думает: "Что-то острое!". И бегом, бегом... Влетает на всех парах. Палата женская, четыре бабульки, одна невозмутимо читает Блаватскую, вторая дрыхнет, а третья с пылом и и жаром кроет четвертую.

Есть за что! Запах стоит! Обалдеть! Бабуля лежачая, в памперсе, сосредоточенно и упорно из которого выковыривает говно и разрисовывает им потрескавшиеся стены. Попытки остановить «художницу» по хорошему ни к чему не приводят. Повышает голос, и получает пяткой в глаз! Бабулька то хоть и лежачая, а силы у нее не меренно. Но пациент всегда прав – сдачи не дашь. Синдром «художницы» у нее и остановить процесс творчества не представляется возможным, потому как вызывает агрессию и категорическое непонимание, что же не так. Кого звать? Куда бежать? Вечер, отделение пустое, только врач дежурный и тот в терапию ушел кого-то консультировать. Вот и принимай решение, милочка, сама. На этот раз санитар из неврологии смилостивился над новенькой, помог и привязать и перестелить и помыть и памперс поменять. Понравилась видно девчушка. Пожалел.

Ночь проходит относительно спокойной, утром все положенные манипуляции сделаны, по причине вторника в отделении аж три хирурга и все в форме. Правда баба Маня по прежнему отсутствует и сменщица что-то задерживается, детский садик на карантин закрыли, так что пахать новобранице-божьей избраннице аж до вечера как минимум.

И опять круговорот... Беготня  с системами, после чего всем срочно требуются утки. Уколы, клизмы, банки, матерщина наркоманов и алконавтов. Мы же страна гуманная, всех лечим, всем помощь оказываем. И под конец смены – ноги гудят, руки болят, спина отваливается.

Опять срабатывает «сигнализация», знаете, такая «тревожная» кнопочка у постели больного, которую сии субъекты нажимают по поводу и без оного, может просто скучно стало и пообщаться захотелось, а может и сестричку погонять, поиздеваться, лежать-то все время скучно, все какое-никакое развлечение. А отделение на 50 человек, вот и попробуй отличить, куда бежать и кому помогать в первую очередь!  Идет в палату уже не спеша, опыт как никак, сутки отпахала! У наркаша ломка, требует димедрол, тазепам, диазепекс - все что угодно – только дай! Получив отказ, свершается страшное. И тут я выключаю юморную кнопку.
 
У наркоманов, спидовских больных, больных гепатитом С и туберкулезников, а также и сифилитиков сильно развита ненависть к миру сему, как будто не они сами в большинстве случаев виноваты в своих бедах. И получает наша милая девушка укольчик грязной зараженной иглой в ногу. Откуда ей было знать, что такое практикуется? Не увернулась вовремя. Конечно составлен акт, и предприняты все нужные профилактические меры, проколоты самые разные препараты (кстати сказать очень даже болезненные, после них на попу три дня не сядешь) и  иммуноглобулины. Но девчонке-то всего 21! Дай то Бог, чтобы пронесло.

Дома мама в шоке, девочка рыдает у нее на плече. Первый порыв – бежать, бежать отсюда подальше... И плевать на три потраченных на обучение года, в душе страх и смятение. Но постепенно эмоции утихают, проходит некоторое время, анализы на всякую гадость отрицательные, потихоньку адаптируется наша фея, привыкает, взрослеет и понимает, что медицина – это не прогулка в белом халатике по облакам. Это грязь, кровь, слезы больных и родственников, гной, вонь, пролежни, брошенные старики и муки четвертой стадии рака. Крики боли и отчаяния.

Кстати, о «брошенных» стариках. Поступил тут недавно в отделение нашей героини больной. Кости торчат, как на фото из Освенцима, грязный, весь в пролежнях, и обе ноги гангренозные. Прооперировали. К сожалению тяжелая стадия интоксикации, сепсис, общее истощение. И, как результат, exitus letalis. Думали, что с улицы привезли или из пансионата. Да ничего подобного! Из семьи, обеспеченной, вполне благополучной материально, и в наличии две дочери и сын, совершенно здоровые и на собственных ногах. Держали дедушку дома до последнего ради пенсии, ну а когда запах стал невыносимым и видно, что день-два и уйдет в лучший мир – в больницу. Да еще к медикам претензии. Не спали дедулю, гады, замучили! Бога бы побоялись!

Вот и до Всевышнего добрались. Как-то везла наша сестричка на операцию женщину-«терминатора», на медицинском жаргоне - терминальная стадия рака, и пациентка кричала всю дорогу до операционной: «Господь любит меня! Господь любит меня!».

Господь? Трудно верить, но надо. Без веры здесь не выжить. Все медики в той или иной степени верующие. По крайней мере без креста не становятся за операционный стол. Это не учебка – это самое пекло, тут слабые не выживают.

Скажите чернуха? Зачем я все это написала? Хорошее вы и без меня увидите, а вот изнанку... Так что подумайте, прежде чем посылать самое дорогое, что у вас есть, детишек, на такую работу! Пусть посанитарят годик-другой, присмотрятся, разберутся, по ним эта работа или нет.

А нашим медикам однозначно хвала! Им приходится работать порой в жутких условиях, приближенных к военно-полевому госпиталю. Но они спасают, оперируют, лечат, за мизерные зарплаты, зная, что дома дети голодные и семья заброшена. Они достойны уважения и почитания.
Только не одевайте розовые очки! Попробуйте сначала медицину «на вкус и запах». А потом дерзайте! Вы талантливы!

Продолжение следует...