Моя любовь осталась в XX веке

 Моя любовь осталась в XX веке
Татьяна Коник
       Бабушкин компот, часы с кукушкой на стене,  запах жареного картофеля, по телевизору очередная реклама «Мамбы» - «И Серёжа тоже» - раздаётся во всех углах небольшой квартиры, а по улицам детвора гоняет на  велосипедах, рядом щеголяют парни в белоснежных кроссовках и олимпийках. На мне  чёрные очки в форме кругов: «Кот Базилио» - так меня именовал отец, когда я их надевал, потёртые джинсы,  куплённые задёшево у какого-то знакомого на местном рынке, кепка, перевёрнутая козырьком назад – я юный хипстер того времени, или модник – называйте это как хотите.
 
       Мне 18, я дорожу независимостью и  выплёвываю в голубые озёра и красноватые небеса  остатки системы нынешнего века. Системы, которая оставит после себя лишь развалины  бывшего стекольного завода, гипсовую голову Ленина на чердаке, рубинового цвета мамин пионерский галстук и полустёртую строку «Пролетарии всех стран соединяйтесь» на стене обветшалого административного здания. Спустя некоторое время поймёшь: или отстраивай всё заново, живи и работай – сложная доля, или смирись, ругай новую власть и спейся. Много было выбравших второй путь.  Я его обошёл. Что помогло мне? Дух идеалиста. Я верил в нахлынувшую свободу, которую видел в голубом экране, но на деле  старался не замечать больших перемен в стране и особенно финансовых, отговариваясь: « Политика – это не моё», «Если это происходит значит так надо». Вместо чего забирался на крышу пятиэтажной хрущёвки, где пялился в сумеречное пространство, пытался набирать аккорды, мучил гитарный гриф. Зимой на меня нападала «нос-та-ль-гия» - так мне однажды шепнула это слово девушка, в которую безответно был влюблён. Но не суть. Важно, что я видел себя шестилетним на санках в шапке ушанке и тулупе. Меня вёз отец. Он громко  и весело смеялся, я тоже. Мы счастливы и уже вечером  возвращаемся домой. В небесную твердь ударяет  закат оттенком рябинового сока – алый и очаровывающий зрачки. Поля будто окроплены багряными пятнами, лучами уходящего солнца. А сегодня я вспоминаю не только этот период, но и мои девяностые, начало нулевых, ведь они тоже в прошлом: Питерские улицы, набережные, дворы - колодцы, усеянные мокрой листвой  и их пряный аромат – настоящий дух фильма «Брат», в плеере голос Земфиры, на ТВ её печальная и очень правдивая «Бесконечность» о жизни простых русских людей. Это эпоха молодого Александра Васильева, юных Ночных Снайперов, Мумий Тролля, Би-2 и, конечно, бессмертных «The Scorpions». По крайней мере, я касался только подобной  музыки и чувствовал её расцвет, вросший в меня с корнями. Однако не только она вплетена в мозаику памяти. Изображения -  вот что ещё. Видятся мне полупустые электрички с деревянными сидениями, блуждающий по вагонам ветер, оставленные кем-то в тамбуре  пивные бутылки и жестяные банки  «Dr. Pepper», «Coca – Cola».
 
        У нас не было интернета, что существенно повлияло на всех. Например, я  бы никогда не влюбился в рассветы и закаты, не выпивал бы их одним глотком, будь приклеен к монитору. Может быть, поэтому во мне родилась мечтательность? Не знаю. А ещё стоило только выйти во двор, а перед глазами уже клубилась пыль – детвора играет в футбол, прятки, жмурки, «Витя, пора домой!» - слышится из окон соседнего дома. Такое сейчас не везде заметишь, улицы пустеют.

       Ох этот запах 90х!Посиделки с друзьями до утра, новые знакомства, сигаретный дым, ночные свидания, кассеты на полках, бумажки  «Love is», видеопрокаты  - всё перемешивается с постоянной нехваткой денег, но они не есть счастье в этом мире, как бы ни странно звучало. Тем не менее, годы меняются, люди тоже, а вместе с ними искусство, стиль жизни, одежда; бритвенная машинка, подобно комбайну на поле, убирает мои длинные волосы – свидетелей времени перемен, свидетелей умирающего Советского Союза  и периода «хиппарей». Теперь ладонь руки касается не густоты, но колющихся мягких иголок – я наг перед новым этапом и смотрю вместе с сыном старого доброго попугая Кешу, а в голове плавно проносится: «нос-та-ль-гия». И тогда – то я осознаю, что «моя любовь осталась в XX веке»