Любовь никогда не перестает

Я приехал в Москву из далекого села под забавным названием Рыбий Хвост - хотя рыбы там отродясь никакой не было. Собрался поступать в институт, но в итоге остался в совершенно чужом городе один и без денег. Не знаю, как бы повернулась жизнь, но на доске объявлений прочитал - требуется водитель без вредных привычек. По счастью, трахтур в родном краю мне довелось эксплуатировать, ну, а авто, как я подумал, не очень-то и отличается от него. И я пошел на собеседование к Илье Даниловичу, потенциальному работодателю.
Это был мужчина лет 50-55, точно не знаю, роста где-то метр 70, весь седой, но с каким-то особенным взглядом, теперь таких уже трудно встретить. Если бы увидел его ненароком на улице, решил бы, что он стихотворец, кукольник или волшебник. Хотя в существование любой из трех названных мною групп населения резко сомневаюсь. Он посмотрел на меня с некоторым неверием в мои способности. Я тут же предложил продемонстрировать их.
Мы вышли на улицу. Илья Данилович сразу спросил, как мне кажется, какая машина - его? Я посмотрел - в ряд стояли мерседес, рено, тойота, Крайcлер и еще какая-то тачка, с мало узнаваемой эмблемой. Наверно, она, раз он спрашивает.
- Молодец, Валера, - похвалил меня Илья Данилович, - первый экзамен ты сдал.
Увы, второй экзамен я провалил. И, сев за руль раритетной автомашины, почти сразу познакомил ее с фонарным столбом. Хорошо, никто не пострадал. Я думал, мой работодатель с позором вышвырнет меня на улицу, но он меня снова удивил. Спросил, почему я решил пойти на эту работу, если за рулем авто ни разу не был. Я объяснил. Илья Данилович почесал голову свою седую и отправил меня за его счет учиться водить.
Учеником я оказался способным, и в скором времени уже бодро рассекал город на отремонтированном авто, возя театрального продюсера Илью Даниловича Грушевского туда-сюда. Дядька был просто золотой, он почти никогда меня не отчитывал, часто давал прибавку и как правило, брал с собой поесть. А еще мне очень понравилась его секретарша, Лиля. И он не возражал порой оставить нас вдвоем, чтобы я как-то мог проявить себя и попробовать завоевать ее.
Так вот моя жизнь и пришла к некоей устоявшейся формуле. Ах да, еще я по вечерам читал учебники, все же надеясь пусть в следующем году - но поступить учиться. Единственное, я решил пойти по стопам Ильи Даниловича, и стать не проектировщиком космических летательных аппаратов, я все равно в них ничего не понимал, кроме того, что специалисты этой квалификации не особенно востребованы в реальной жизни, а таким же театральным продюсером, как он. Ну, наверно, не таким гениальным, но стремиться к этому.
Илья Данилович не был женат. Вокруг все время крутились разные женщины. Однако, тем не менее, им не удавались попытки приблизиться к нему. Однажды я спросил Грушевского про одну общую знакомую - Аделина Николаевна очень милая и добрая, к тому же успешная, и явно интересуется им, почему он не попробует с ней.
- Ты знаешь, Валера, - ответил продюсер, - сейчас, увы, это не модно, но я однолюб. Мне не улыбается строить отношения с женщиной только потому, что так нужно.
- Так может, - брякнул я, - вам попробовать с той, кого любите? Кто это? Мирабелла Леонтьевна, Лариса Викторовна или Евдокия Евгеньевна?
Грушевский сначала улыбнулся, но как-то очень печально. Потом вытер сбежавшую слезинку, и вынув айфон, самый крутой, какой есть, уже шестой, показал мне фото красивой худенькой молодой женщины.
- Вот ее я люблю. Но я ее потерял.
А что с ней? Она жива вообще?
- Да, скорее всего, жива. Но я ей не нужен.
Я не знал, плакать или смеяться. Эту женщину не устраивает человек, которого при жизни называют гением? Который один из пяти россиян, удостоившихся звезды на бульваре в Голливуде... Нет, не в Голливуде, там киношные деятели, но неподалеку оттуда есть подобная улица, посвященная театру. Она замужем за олигархом или просто чокнутая? Тем не менее, этот вопрос мы обсуждать не стали, Илья Данилович закрылся у себя, и очевидно, хапнул рюмочку кальвадоса, врубив электронное диско времен своей юности...
В один октябрьский вечер я, как обычно, вез Илью Даниловича с работы, и к нашему... Вот уже сказал - нашему, все-таки это уникальный человек - к его автомобилю на перекрестке подошла нищенка. Ну, попрошайка, то есть, или как это корректно вообще сказать. Вообще, это бывало регулярно, среди лиц этой профессии попадались разные персоны - порой у меня наворачивались слезы, порой это были слезы смеха. Однажды к нам подошла незрячая девушка, кто ее только на перекресток отправил, Илья Данилович посадил ее к нам в машину и расспрашивал, что к чему. Потом скомандовал мне везти ее в клинику профессора Эльконина, девочка спросила, не слишком ли это накладно? Я тоже так подумал, но у Грушевского на все был свой ответ:
- Нет, мы со старым ослом пять лет за одной партой сидели...
Однажды я увидел и человека, с которым Илья Данилович сидел за соседней партой - теперь у него были погоны со звездочками, он и его подчиненные арестовали женщину, просившую подаяние с ребенком на руках. Театрального продюсера настораживал тот момент, что этот ребенок всегда был спокоен и спал. А дети, если с ними все в порядке, должны хоть иногда быть активны. Мы пришли к выводу, что они накачали дитя наркотиками, Илья Данилович позвонил школьному приятелю...
Однажды к нам пристал дядька, просивший на билет в Сингапур. Почему именно туда? А название понравилось. Я дал ему 50 копеек, Грушевский за это меня отчитал - попрошайка выглядит вполне работоспособным, хочет ехать в далекий тропический парадиз - пусть заработает на это.
А эта женщина была какая-то необычная. Она передвигалась с палочкой, небыстро и чуть даже не попала нам под колеса. Вот дура, подумал я, несмотря на разницу в возрасте. Потом не отмоешься, если задавить ее.
- Подайте..., - проглатывая напряжение, обратилась она к нам, - на жизнь бедному инвалиду, у меня трое деток, они хотят кашки...
Какие еще детки у старушки?! Сколько же им лет должно быть? Я ждал команды Ильи Даниловича ехать дальше, и уже держал ногу на педали газа. Но все же на мгновение взглянул в лицо женщины - голубоватые, невзрачного оттенка, очи смотрели на меня как бы извиняясь, и в то же время с неким чувством осознания возможности своей правоты - мы живем нормально, ездим на авто, а она побирается, и раз мы это допускаем, то обязаны терпеть порой ее присутствие, как живое воплощение совести.
И не такая она уж и старая, наверно, даже младше Ильи Даниловича, просто побитая жизнью. И мужем, скорее всего, тоже. Так что, о детках, может быть, и правда?
Грушевский приоткрыл форточку в авто, глядя на нищенку, и вдруг сказал, обращаясь к ней:
- Эмка? Ты, что ли?
Я не знал, как реагировать. Сзади загудели, чтобы мы уже проезжали, да и неужели у театрального продюсера могут быть такие знакомые? Он, скорее всего, ошибся. Но по тому, как эта женщина отреагировала, я понял, что они и правда знакомы.
- Извините, я вас не знаю.
Вот так она сказала, но тоном таким, что сразу было понятно - не мечтала она, чтобы этот человек ее встретил в подобном виде и за подобным занятием. Тем не менее, Илья Данилович вышел из авто и почти впихнул нищенку к нам в cалон. Вот ее только не хватает, отмывать машину потом мне придется. Взял бы ее в какое-нибудь кафе, где его еще не знают, пусть там бы с нею и возились. Ho, как ни странно, грязным у нее было только лицо. Илья Данилович вынул для женщины салфетку, и сам вытер ей лицо, обнажая следы недавних ударов. Да и несколько давно застывших свидетельств того, что в этой жизни ей не так хорошо жилось.
- Что, рад?, - Эмма выбрасывала слова, как плевки. - Да, ты был прав. И что?
Чему Илья Данилович должен был быть рад, и в чем он оказался прав, я не успел сразу узнать. К нам под колеса рванулся какой-то не очень трезвый гм, человек, если так это существо вообще можно назвать. Блин, что, это заразно? К тому же он еще начал бить руками и ногами по нашей машине.
- Эй, чувак, отвали, пока цел, - обратился я к нему. И нащупал монтировку на всякий пожарный. Но у так называемого человека были к нам личные претензии:
- Отдай мою жену!
Это ее муж?! Значит, он ее отправил побираться?! И он ей регулярно чистит морду, так сказать? Гнида! Ну, сейчас я ему... Но Илья Данилович вышел лично из машины. Дядька замахнулся на него, однако театральный продюсер отразил выпад, а от удара Ильи Даниловича муж Эммы грохнулся на асфальт. Грушевский поднял его и постарался внятными средствами объяснить, что отныне он обязан обращаться со своей женой гораздо ласковее. Иначе последствия придут очень быстро.
По завершении воспитательной беседы Илья Данилович сел в машину и мы продолжили выяснение вопроса, кто в чем прав. Эмма грубо спросила, по какому праву он избил ее мужа. Я засмеялся. Илья Данилович даже не заметил этого, он сказал, что такой урод - не муж, это вообще не мужчина.
- Ну и что, зато он дает мне крышу. И кормит. Я под его защитой.
Нда. Печально.
- Эмочка, девочка моя, как ты до жизни такой вообще дошла?
- Я не девочка. И не твоя, - резко выпалила попрошайка. И расплакалась. - Если бы ты знал, как все это ужасно... Когда ты стоишь и просишь, чтобы тебе подали жалкие крошки, чтобы ты просто с голоду не умерла, а народ идет по своим делам, кто-то, блин, тебе дает советы - иди, тетя, работай, а кто-то откровенно скажет - когда вас всех мэр соберет и отправит куда-нибудь в Магадан, или Мурманск.
Минуточку, значит, вот эта женщина у Ильи Даниловича в мобильнике? Это по ней он страдает уже много лет? Я чуть не сказал об этом, но подумал, что ни к чему мне лезть в их отношения. Пусть сами разберутся.
- Ты когда ела последний раз?, - спросил Илья Данилович, и после того, как она не ответила, обрисовал мне, что теперь мы едем в пиццерию Академия - пафосное заведение рядом с его домом.
Вот там только не хватает позориться с ней. Понятно, что он хочет произвести впечатление на свою гм, подругу, но над ним же начнут потешаться. Или, может, решат, что он привел какую-ни то актерку в Гриме?
Тем не менее, в пиццерии на нас косо не смотрели. Персонал хорошо знал и уважал продюсера Грушевского. К тому же, он оставлял там предостаточно денег. Да и Эмма держалась с достоинством природной аристократки, и на еду не набросилась, а ела медленно и сдержанно. Только блеск во взгляде выдавал, как ей трудно.
Мало-помалу для меня прояснилась вся их лав-стори. Илья Данилович, тогда еще Илюша, повстречал Эмму в далеком 1987-м. Он влюбился в нее сразу, такой он просто не видал раньше. А где он мог такую увидать? Красавица, отпрыск клана Монтефьоре, потомков итальянцев, осевших в России, и блиставших при дворе... А он приехал из такой же, как я, деревеньки - только на берегу маленькой речушки, где даже кино показывали раз в год. Эмма, тем не менее, в отличие от большинства принцесс и принцессочек, оказалась еще доброй и ласковой, а главное, способной любить. Любить его, жалкого, нищего студента, без гроша и без особенных, как тогда казалось, перспектив, перебивавшегося с двойки на тройку и не вылетевшего из института только благодаря тому, что все время участвовал в первенствах по дзюдо, и нередко выигрывал. Но в какой-то момент это прервалось. Родители и окружение все время твердили Эмме, что Илья не пара для такой девочки, и она... Как сказала, была вынуждена бросить его. Как нам с ним показалось, убедила и себя, что они все правы, и не нужно его любить. Но дальше жизнь совершила крутой вираж. И в начале 90-х неординарное мышление Ильи дало ему возможность стать видным деятелем культуры, а семья Монтефьоре оказалась не при деле. Клан распался, кто-то уехал в Италию, кто-то в Израиль, кто отбыл в мир иной, кто пытался выжить в современной России. А Эммочка выскочила замуж за, как она думала, успешного бизнесмена. Вскоре она поняла, что ее муж просто мошенник, и люди, на которых он нажился, это поняли тоже. Бизнесмен пропал навсегда, Эмма не знала, жив он или нет, но к ней заявились какие-то малоулыбчивые личности и потребовали вернуть то, что он украл, а то она пойдет под суд. И пусть радуется, что они законопослушные граждане, а не бандиты какие! Иначе бы... Что было бы иначе, они не сказали, но явно ничего из того, что Эмму устроило бы. Так Эммочка оказалась на улице в первый раз. Она пробовала устроиться работать в театр, но там давали копейки. Их не хватало ни на что, а вскоре подружка, у которой она жила, родила ребенка, а ее выгнала на улицу.
Эммочка устроилась дворником, так как за это давали возможность пожить в комнатке при диспетчерской. Нежные когда-то пальчики огрубели, голос стал хрипловат, к тому же согревалась она народным методом, а потом оказалось,  что у нее проблемы с печенью и желчным пузырем. Ей дали инвалидность и крошечную пенсию, но из дворников попросили. Так она второй раз осталась без дома. Тусовалась c бомжами, встретила Фому, это муж ее. Ну, типа муж, они не регистрировались, у него даже документов нет, да и если бы были - он сбежал от своей жены и детишек. И формально считался еще состоящим в браке. Они сейчас живут в подвале Дома культуры. Шрамы он ей обеспечил, чтобы больше подавали. Да ничего, они не болят почти. Он же аккуратно, он ее как-никак любит...
- A ты?, - спросил ее Грушевский. Он, очевидно, надеялся, что она ответит, любит только его, Илью Даниловича, точнее, еще Илюшу. Но Эмма холодно ответила, что тоже любит Фому. Вот так.
- А детки?, - спросил я, вспомнив про то, что им якобы нужна кашка. Уже соображая, каков ее ответ.
- Нет никаких деток, Малыш, скажи Илье об этом, я не смогла..., - Эмма уронила голову на стол и заплакала. Потом встала и спросила, сколько она должна. Сказала, что денег у нее, естественно, нет, но она может что-нибудь принести ценное со свалки, туда порой ценные вещи выкидывают. А если мы хотим, она отработает своим телом, даже можно с нами обоими одновременно. По-моему, она сказала это просто чтобы шокировать Илью Даниловича, вряд ли она еще и этим добывать хлеб могла, да и соображала же она, что меня это предложение уж точно не привлечет, но продюсер просто побелел. Не дожидаясь его реакции, Эммочка убежала, сказав, если что, мы знаем, где ее найти...
Грушевский пил несколько суток подряд, когда я к нему зашел, на двери висела резинка от трусов. Не знаю, его или чьих-то еще. Он раздумывал, не повеситься ли на этой резинке, подобно персонажу одной из книг, которые я читал. Не скажу, что он поседел еще больше, он и так был седой совершенно. Не знаю, откуда я взял такие слова, наверно, какой-то добрый ангел шепнул мне кусочек мудрости, ведь себе я никогда в подобном случае не сказал бы такого, но я обратился к Илье Даниловичу:
- Если вы ее любите, деритесь за нее! Упали - поднимитесь и идите вперед! Хватит киснуть, жалеть себя и топить горе в кальвадосе! Вы можете принять ее такой, как есть, и драться за то, чтобы она снова была с вами рядом, постараться вернуть ей все, что она потеряла...
Мирабелла Леонтьевна или Аделина Николаевна выпали бы в осадок от этой моей реплики. Они обе всегда ко мне очень хорошо относились, и это было взаимно. Я считал, что любая из них может быть отличной парой Грушевскому - умные, добрые, рафинированные красавицы, и даже еще могут родить деток. А Эмма... Даже если она и не шлюха, то как минимум бомж и попрошайка. Потрясающий мезальянс. Но я понимал - только эта женщина может вернуть во взгляд Ильи Даниловича огонек, присутствовавший на его юношеских фото. Только с нею он был бы рад провести все до единого отпущенные ему отрезки времени. Только она сможет его осчастливить, какой бы она ни была теперь.
И Илья Данилович понял, что я сказал. Встал со стула, убрал спиртное в шкаф. Лег спать. Чтобы назавтра встать достаточно бодрым и отправиться на работу. И на возвращение Эммы.
Но вечером мы ее там не встретили. Илья Данилович хотел узнать у попрошаек, где их коллега, я отсоветовал ему лично с ними общаться и caм поспрашивал их, на языке куда как проще и народнее. Как бы то ни было, никто этого не знал. Фома тоже пропал куда-то. Может, я детективов начитался, но мне это не понравилось. Тем не менее, настроены нищие были не очень мирно, поэтому нажать на них не представлялось возможным. Для меня. Но я знал одного человека, который мог бы это устроить. Точнее, его знал Илья Данилович. Но мне телефон человека, с которым сидел за соседней партой, не дал: Эмма с Фомой, скорее всего, ушли, чтобы он не мешал их счастью!
Я даже не засмеялся. Это было просто печально. Какое там, блин, счастье! Я просто отвез побыстрее Илью Даниловича домой. Взял его телефон, пароль я знал - дата, когда они впервые встретились, и набрал Игоря Альбертовича.
- Добрый вечер, это Валерий, водитель Ильи Даниловича. Я вам звоню без его спросу, но у меня есть весомая причина...
Генерал-майор полиции Воробьев прибыл достаточно быстро. Спросил, куда ехать. Я впервые ехал по столице на авто с гудящей сиреной и эскортом. Впервые наблюдал, как полиция допрашивает попрошаек, и они рассказывают то, что утаили от меня. Но, тем не менее, даже Фому, а не то, что Эмму, мы не нашли. Несмотря на то, что уже то, что узнали, меня обеспокоило - муж, если это существо вообще можно так назвать, очень приревновал ее к нам, они куда-то пошли, причем уже по пути он несколько раз ее ударил.
Я оглядел попрошаек. Спросил, что с ними теперь произойдет. Вот с тем мальчиком, например, который пытался убежать. Игорь Альбертович сказал - мальчика отправят в детдом. А что тут удивительного? Но у меня была альтернатива. Очень бизарная, как сказал бы Илья Данилович. То есть чудная. Я подошел к сорванцу и спросил, не хотел бы он жить в семье.
- Дядя, пошел в ..., - отреагировал дошкольник.
Я не прекратил его доставать, и через некоторое время он сказал - да кто же его возьмет в семью? Что я за идиот такой? Однако я знал человека, который с радостью приютит его у себя, если только он расскажет, куда пошел Фома. Парень назвал Эмму нецензурно и сказал, что ее бойфренд, назовем его так, прав, но куклы куклами, а крышки врозь. Потому он нам покажет, где они, однако, если я его кину, найдет и прирежет! Да, ну и молодежь теперь пошла...
- Это полиция, дом окружен, сдавайтесь!, - вау, такую реплику я обычно слышал в боевиках про полицию, где, кстати, играют регулярно несколько знакомых Ильи Даниловича. Из подвала раздалось шипение - живым не возьмете! А зачем такое отстоище брать живым, - подумал я. Мертвым его взять куда как для планеты правильнее, мусор иногда нужно выбрасывать.
Тем не менее, полиция выбила дверь, Фома бросился с ножом на одного из сотрудников этого ведомства, и тут же был подавлен, как сказала бы Алиса из страны чудес. В прямом и переносном смысле. Мне жаль было только, что я не смог этого ублюдка лично хотя бы пару раз ударить хорошенько. Но тема, тревожившая меня, была куда как больше животрепещущая - Эмма была вся избита, она валялась на полу и даже не узнала меня. Ее взгляд был почти неживой. Только бы не опоздать...
В скорой я ехал рядом с нею, держа за руку. Иногда она приходила в себя и только плакала, а я шептал, что все прошло. Фома арестован, а Илья поможет ей вернуть то, что она потеряла. По крайней мере, я на это надеялся.
Илья Данилович ждал нас в больнице. Эмму врачи сразу забрали, и он только и успел, что сжать ей руку. Да и то один из гиппократов сказал, что это не было правильно. Он же не знает, что у нее повреждено. Но, по-моему, для Эммы было важнее понять, что все ее беды и тревоги позади.
Вскоре гиппократы пожаловали к нам с малоприятными новостями, скорее всего, Эммочке осталось всего несколько часов жизни. Илья Данилович посерел, и я понял - если она умрет, он ненадолго тоже задержится в этом мире. Первым его порывом было пойти в бар и выпить, но врач посоветовал нам попросить Бога за Эмму. Грушевский его чуть не ударил. Я спросил:
- Илья Данилович, а вы в Бога верите?
Наверно, нет. Так я думал. Да и никогда у продюсера не замечал признаков религиозности. И был прав - Грушевский поведал, что в детстве и юности был прилежным христианином, и перестал верить, когда Эммочка его бросила. Она была для него Божьим Благословением. Знаком того, что Бог о нем помнит. А теперь зачем ему верить?
- Но Эмма опять с вами, - напомнил я. Грушевский попросил врача проводить нас в часовенку при больнице. По пути я рассказал недавно услышанную мною притчу, о том, что святого спросили - как правильно обращаться к Всевышнему, и тот поведал - вот Представим, что человека ведут казнить. Не так уж важно, за дело, или нет. Апелляции не помогли. Все, его путь идет через город, и последняя надежда в том, что, когда он пройдет мимо царского дворца, нужно крикнуть: Государь, помилуй, да так, чтоб царь услышал и помог. Вот и мы должны так же обращаться к Царю Небесному. Не в смысле громко, а с такими же надеждой и отчаянием: Боже, помоги!
Для Грушевского, кажется, это примерно так все и обстояло. Ощущение было, что он и идет на свою казнь. А я только в этот момент понял, что этот человек для меня, как второй отец. Да и Эмму было бы очень жаль...
Я не знал, сколько времени мы простояли в часовенке. У врача, когда мы его опять увидели, было непроницаемое лицо. Я уже ждал, что он скажет, и понимал - чудес на планете не так много. Наверно, Бог приберег их для тех, кому они нужнее. Кто не разбрасывался своими шансами направо и налево. Кто хватал свое, родное и больше не отпускал.
- Эмма Евгеньевна..., - начал врач, я посмотрел на продюсера, и понял - если он услышит, что ее больше нет, то из этой часовенки живым тоже не выйдет. - Пришла в себя, это какое-то чудо просто, и просила вас зайти...
Боже, слава Тебе, - произнес Илья Данилович, и мы отправились в палату. Эмма еще была слаба, но уже вне опасности. Она улыбнулась одними губами, сквозь боль, наверное, и что-то прошептала. Грушевский взял ее за руку и нежно поцеловал... А я посмотрел вокруг и увидел строчки из Послания Апостола Павла коринфянам, кажется. Они были прикреплены к обоям:
Любовь никогда не перестает, даже и языки умолкнут, и пророчества прекратятся...
Ну, вот так. Эмма быстро пошла на поправку, Илья Данилович взял ее к себе и больше уже не отпускал ни на шаг. Она начала помогать ему в работе, и достаточно хорошо справлялась. Я поступил таки летом в университет учиться, правда, выбрал вечернее отделение, чтобы остаться присматривать за этой парочкой. Мало ли что... Ну, а что до секретарши Лили, она была так потрясена проявленными мною, как она сказала, мужеством и сообразительностью, что думала лишь две недели, прежде чем решилась стать моей невестой. Однако мы уже успели пообещать - точнее, Грушевские - их теперь правильно называть так, я даже этому был свидетелем - нас заставили, что мы не допустим подобных ошибок, сбережем нашу любовь, и она тоже никогда не прекратится... Даже, когда языки умолкнут, и пророчества... Per sempre.