Андрей Беловский - День лицея 6 часть

Андрей Беловский - День лицея 6 часть

(об А.С.Пушкине и др.)
Мой Бог! Опять воспоминанья
Меня спокойствия лишат.
Одесский год – этап изгнанья
На небесах за нас решат:
Когда придёт пора расцвета
И увядания пора.
И так от лета и до лета.
И так от ночи до утра.
И так… но, как всё было мило
И к развлечениям влекло!
Ещё судьба не предрешила
Пройти сквозь бедствия и зло.
Ещё, готовый наслаждаться,
Поэт весь мир боготворил.
Надежды могут оправдаться.
И только Инзов говорил,
что он не знает Воронцова
и Воронцову… Вот беда!
И что порой одно лишь слово
ввергает в ссылку на года.
А наш поэт? Судите сами:
Шептал, блистал и восхищал,
И, верно, счастлив был с друзьями,
А шутки «свет»ещё прощал.
Какие шутки и остроты
Развеселить могли друзей?
И мы не ждем последней квоты.
Судьба для пешек и ферзей
бывает разной – это точно,
но как судьбу предугадать?
И в этой партии досрочно
не уступить, не прогадать,
не потерять ключей к успеху,
не знать уныния вреда,
а может славную потеху
мы пропускаем иногда,
когда серьёзность досаждает.
Фигура с каменным лицом
Себя ничем не утруждает.
Быть можно ловким хитрецом
в серьёзной маске. Мир прощает,
Порой, все слабости владык.
Ещё ничто не предвещает
конфликт. Пусть гений многолик.
Какая роль на маскараде
ему судьбой предрешена?
Кто увлечен не шутки ради?
И кто познает боль сполна?
И всё ли также безопасно
как можем мы вообразить?
Замаскированный прекрасно,
способен в спину поразить.
Один Липранди-ли способен
под маской дружбы доносить?
И лжец в притворстве бесподобен,
и кровь способна оросить
траву на месте где стрелялись
Гусары. Гвардию всегда
Влекло к тому, о чём шептались
но, не проходят без следа
ни жизнь ни слёзы ни порывы.
А все итоги тайных встреч
никак предвидеть не могли вы,
и жертв от плахи уберечь.
Мы знаем жизнь на половину.
Таит приятное она!
Увидел Пушкин Каролину!
Её судьба предрешена.
Витт – губернатор постарался
Её давно завербовать.
Чтоб кто-то в сети сам попался.
Мадам Собаньская, скрывать
К его делам свою причасность
вам удавалось так легко.
От вас ли гению опасность
пришла? А там не далеко
и до доноса. Витт внимает.
Вы обольстительны мадам!
Охотник сети расставляет.
Быть каково приманкой вам?
Иль ваше сердце всё скрывает?
И вас, судьба не тяготит
всех вами преданных. Кто знает,
К чему вас служба обратит?
Ведь служба кончится опалой.
Игру двойную не поймёт
сам Царь. И ссылкой небывалосй
накажет. Может быть проймёт
вас, хоть тогда, когда чужбина
вас примет всё перечеркнув.
Ах, эта милость Властелина!
Он может, палку перегнув,
и наказать, не разбираясь
во всех мотивах до конца,
и вновь помиловать, раскаясь,
не видя истины лица.
Но, вы опалу оправдали,
карая тех, кто вас любил,
и тех, что тайны вам вверяли.
Правитель власть употребил.
Витт обещал, такой ценою,
вас к процветанью привести.
Но, где вы ныне? Бог со мною!
А все коварные пути
мудрец и гений презирают.
Хотя поэту повезло!
Ведь исключения бывают!
И всей полиции на зло,
не донесли вы на поэта.
А может Бог того не дал!
И были танцы до рассвета.
И был такой роскошный бал!
Сто комплиментов после бала,
он верно вам наговорил.
Его Фортуна баловала!
Он вдохновлялся и творил.
А вы? А вы его щадили,
хотя могли и погубить.
И столько мыслей породили.
А впрочем, можно ли любить
вас – воплощение коварства?
Что облик ангельский таит?
Взгляд, обещающий пол царства?
Но, отрезвленье предстоит,
Когда – уж этого не знаю.
У увлечения в плену,
мы ищем, честно полагаю,
любви бесценной глубину.
А что находим? – отрезвленье.
Ах, чувства, что нам предстоит?
И жизнь как малое мгновенье.
И смерть на паперти стоит.
Но, всё же то, что нас жалеет
Достойно высшей похвалы!
И благодарным быть умеет
поэт! И барышни милы!
И свет Одесский увлекает.
Никто не мог предостеречь.
И флирт коварства покрывает,
и вся игра не стоит свеч.
Игра? Игралаль Каролина?
Была невинною на вид.
Вот так, порою, гильотина
не расчехлённая стоит.
Что под чехлом? Никто не знает.
Теряют голову порой.
И жизнь спокойную теряют.
И не один ещё герой
в её ловушку попадется.
Кому удастся избежать
судьбы? Не сладко тем придётся,
кто станет тайны доверять,
и жизнь наперснице доносов.
Ах, Пушкин! Чудом избежал
судьбы иных великороссов.
Его предательства кинжал
щадил. Неведомая сила
от одоления спасла.
Судьба избранника хранила!
Судьба счастливою была.
А может, даже, небесами,
для лучшей доли избран был,
поэт. И мы не знаем сами
беды. И страшный не пробил,
неумолимый час расплаты
за все поступки и дела,
иль пощадили супостаты,
иль слава вовремя пришла?
Ах, Каролина! Двух поэтов
не погубила, хоть могла.
Среди доносов и наветов
сам Царь рассматривал дела.
В Одессу сослан был Мицкевич,
за Вольнодумство говорят.
Здесь, «слова польского царевич»,
чьи строки Польшу покорят,
и жил и плакал и смеялся,
и мысль, и славу обретал.
Он с Каролиною встречался
не раз, и даже испытал,
не раз и радость и волненье.
Ах, поднадзорный! Он не знал,
Совсем, про Витта порученье.
Он сам с фортуною играл
в игру, в которой есть опасность.
Он был в душе конфедерат.
К великой тайне сопричастность
не разгласил, хоть был бы рад
найти опору в окруженьи,
порой опасном. Иногда
Мы все в двояком положеньи,
И есть завистники всегда.
И доносители найдутся.
Везде, где тайные дела,
и слежки тайные ведутся.
Она его не предала.
И пощадила двух поэтов.
Дружили Пушкин и поляк
Мицкевич. Дружбе нет запретов.
Национальности никак
сердечной дружбе не мешали.
Хоть, ссора их предрешена.
Ещё в Варшаве не восстали.
Ещё не грянула война.
Ещё гусары «конной лавой»
в атаку страшную не шли.
И Остролежский мост кровавый
в огне представить не могли.
На друга крамолу напишет
поляк. Сам Бог ему судья!
Но, голос совести не слышит
фанатик. Каждому своя,
уж, уготована дорога.
Но, что бы друга оскорбить,
так не боятся нужно Бога.
И как Мицкевичу простить
те строки полные коварства?
Есть Божий суд и суд земной.
Но, всех нас ждёт «иное царство»!
Судьба не ходит стороной.
Судьба оценит, в высшей мере,
все мысли строки и дела.
Они как Моцарт и Сальери.
Их жизнь свела и развела.
Но, Пушкин – гений благородный,
на пасквиль глядя, говорил:
влекомый смутою народной,
Он гордый дух ожесточил.
 Но, может дух его смягчится?
На зло не стану отвечать.
Мицкевич может ошибиться.
И зло с добром не различать,
в порыве гнева. Подавили
восстанье польское когда
и самосуд остановили.
Дай Бог и нам прощать всегда!
Спаситель, глядя на распявших,
не проклинал, а говорят
сказал: «помилуй этих павших,
не знают ибо, что творят».
А впрочем, многие ли знают,
к чему горячность нас влечёт?
И только мудрые прощают
лукавых. Мудрому почёт,
как наилучшая награда,
как украшенье на века.
Ведёт лукавство в двери ада,
а добродетель в облака!
Но, только рок с его игрою,
нас вряд ли сможет уравнять.
Одесса встретила хандрою
поэта. Стоит ли пенять
на то, что многое свершилось
не так, как он предполагал?
На то, что истина открылась.
Где есть пролог, там есть финал.
О том, что всё идёт к финалу
все знают. Мир на том стоит.
Но, как забавно по началу
смотреть на то, что предстоит.
Затем невольно вовлечешься,
азартно ставки разыграв.
Но жизнь идёт. И ужаснёшься –
у всякой пьесы есть финал!
А жизнь – загадочная пьеса!
И все проделки и дела
не придадут ей больше веса.
И всё пройдёт. Весна прошла.
Пусть будет лето, осень будет,
зима. Опять круговорот
природы таинства пробудит.
И как всегда. За годом год,
всё изменяться будет вечно.
И только чистые слова
всегда приветствуют сердечно.
Всегда история права!
Всегда есть место для благого.
Иль подвиг завтра совершить,
Иль понадеяться на слово.
И все сомненья разрешить.
Всегда истории загадки
имеют свойство увлекать.
А может жизнь игрою в прятки
со смертью будет попрекать.
А может … всё непостижимо –
Фортуны вечная игра!
И вновь, то куш проносят мимо,
то в сон впадают до утра.
Ах, утро… солнце пробуждает,
надежды новые внушив,
счастливый жребий выпадает,
довольство жизнью породив.
Уж, верно Гнедич расстарался,
и гонорар в пятьсот рублей
немалым, в общем, то, считался,
И сразу стало веселей!
«Кавказский пленник» продается!
А балетмейстеру Дидло
балет поставить удается.
Вот как признание пришло!
Вот так, на Бога уповая,
узрим свой первый гонорар.
Афишей стену украшая,
спешит Истомина свой дар
явить на сцене. Балерина,
костюм черкешенки надев,
парит на сцене, пелерина
дрожит, и ножкой чуть задев,
паркет, прекрасная взлетает.
Предвосхитив её полёт,
партер и ложа замирает.
Её ….  Он танец воспоёт,
Бессмертной лирой вдохновлённый,
и счастлив тот, к кому спешил
поэт идеей окрылённый,
иль пару строчек посвятил.
Лишь пара строчек нам дарует
билет в бессмертие. Всегда
на это кто-то негодует.
Что не вельможу, вот беда,
поэт прославил – Прима Донну,
ведь есть сановники знатней.
И только высшему закону
любви, поэзии  --- видней,
кто славы более достоин,
кто сочинителю был друг,
а кто, всегда обеспокоен
карьерой к совести был глух?
Есть те, что гения чуждались.
И даже есть его враги.
Они в истории остались
врагами. Старые долги
иль Бог, иль Царь, иль время спишут!
Но вечность – гению под стать!
И что историки пропишут?
Но, захотим ли мы читать
Стихи придворных сумасбродов
Лет через двести – вот вопрос?
И не по уровню доходов,
а по живым буклетам роз,
лет через двести распознают
того, кто будет вечно чтим!
Кумир на время избирают:
Хотя, не все ли мы хотим
что б нас, за что-то, вечно чтили?
Не создавать же пирамид?
Ах, сумасброды! Где вы были?
Но, время гения почтит.
И строки гения читая,
скажу: «он вечность обретал!»
И книгу времени листая,
сам Бог, быть может начертал
в ряду поэтов незабвенных
и имя Пушкина. Сто крат
он прав – Создатель всех вселенных.
Он прав – историки твердят.
Ах, правота – судьбы основа,
нас вдохновляет не роптать
на Рок. И нет пути иного.
И все должны произрастать
цветы и злаки, но порою,
на что-то скажут - «сорняки».
И только Бог  своей игрою
меня пленит. Его руки
благие жаждут наложенья.
А  Пушкин? Он предвосхищал,
Что «Век великого прозренья»
ещё придёт. И кто сказал,
что все пути необратимы?
Хотя, о прошлом не жалей!
И да хранят нас Херувимы!
А вот три тысячи рублей
Пришли от Вяземского, кстати.
Какой отличный гонорар!
Не говори о результате
лишь по деньгам ценя. Но, дар,
как и талант не продаются!
Фонтан любви – живой фонтан!
Уж, не твои ли воды льются
в Бахчисарае. Многих стран
ты обелиски превосходишь.
Ты станешь вечным. И всегда
на мысль о гении наводишь.
Прошла любовь. Прошла беда.
И ни Марии, ни Гирея
никто уже не воскресит.
Но, славу вечную имея
твоя вода ещё бурлит!
Твоя живительная влага
напомнит Пушкину о ней!
Вся изрисована бумага.
Вот профиль. Память прежних дней
всегда невольно пробуждает…
Иной Марии посвятил
Он стих… иной… никто не знает.
Но, этот образ – как он мил?
Он дочь Раевского украдкой,
стихи слагая, вспоминал,
и над заветною тетрадкой
заплакал. Радостный финал
был абсолютно невозможен.
Ах, рок! Но, каждому – своё!
Поэт, в словах неосторожен,
опять напишет про неё!
И зачеркнёт. Опять напишет.
Ему былого не забыть!
Да, он и сам покуда дышит,
всё помнит. Только бередить,
напрасный труд былые раны.
Шедевр напишется потом.
И вечной памяти барханы
заносит времени песком!
И стих и проза отдыхают,
когда «Божественный глагол»
пророки в сердце постигают.
Но, час пророчеств не пришёл.
Хотя, поэты дар пророка
порой способны обрести,
смиренно принять волю рока
и все «создателя пути»!
Но, Пушкин снова увлечётся
и Рок грозою прогремит.
Что ж, очень скоро всё начнётся.
Поэт все мысли устремит
К прекрасной, смелой, недоступной,
К Элизе… что ещё сказать?
В своих порывах неподкупной,
готовой искренне дерзать.
Но, эту новую страницу
ещё не знаю, как назвать.
Спросить Фортуну – баловницу
Иль нет? Я буду уповать,
что Бог подскажет. Он умеет
Всему изящество придать!
Так, ждущий --- всё уразумеет!
Хотя, не все умеют ждать!