Андрей Беловский - День лицея 5 часть

Андрей Беловский - День лицея 5 часть

Сама история итоги
У всех событий подведёт.
Потомки будут слишком строги.
Но, как узнать, а что нас ждёт?
Идём ли мы к достойной цели.
Иль загниваем на корню?
Историк любит параллели.
А всё ненужное огню
Предаст, пожалуй, лишь диктатор.
Но, однозначно не понять,
Зачем был нужен провокатор?
Спешить Липранди обвинять
Не стану. Он неоднозначен.
Пусть доказательств полных нет.
Будь поиск истины удачен,
То, вся история тех лет
В другом бы свете там предстала.
А так - попробуй: разберись.
Сомнений много, фактов мало.
Плюс совпадения пришлись
На год опальный в Кишенёве.
Среди друзей, среди врагов,
Среди надежд, извечный в слове,
Среди упрёков и долгов...
Поэт куражил. Но, поэта
Липранди тихо опекал,
По порученью, нет секрета,
Во все подробности вникал.
Ведь Пушкин, тайно, поднадзорный.
Кто заказал за ним следить?
И кто, велению покорный,
Не смог сомненья победить?
Увы, порой для офицера
Бывает слишком тяжело
Понять, за что такая мера?
Но, время рапорта пришло!
И он невольно рапортует,
Хоть что-то может и сокрыть,
А ум кипит, и негодует
Душа. Наказанный за прыть
В делах дуэльных, был в опале.
Как искупление, ему
Заботы слежки навязали.
Стезю другую потому
Избрать уж было невозможно.
Уж что поделаешь -шантаж.
Приказ «прощупать» осторожно
Гвардейский круг, страдалец наш,
Встречал, увы, скрипя зубами.
Как это подло - доносить?
Как подло жертвовать друзьями?
Как муки совести сносить?
Смотреть на дуло пистолета
И не решаться ни на что?
Но нет, не предал он поэта!
Любил он Пушкина. Зато
Майор Раевский поплатился.
Липранди часто спорил с ним.
И до чего же докатился?
Не поцелуем ли своим
Ты предаёшь меня, иуда...?
Раевский мог бы так сказать.
Но он надеялся на чудо,
Готовый искренне дерзать,
Порой на всё пойти готовый.
Он декабристов не предаст.
А что Липранди? Рапорт новый
Писал. Сам Бог ему воздаст.
Но не на этом видно свете.
Ах, жажда новых эполет!
И он, писавший о поэте,
Похож на Брута. Разве нет?
Историк подлых презирает,
Но всё равно материал
Архивный к «делу» подшивает.
Ах, если б Пушкин только знал!
А он не ведал, с кем порою
Делил и радость и досуг.
Но, удручён своей игрою,
Липранди к совести был глух.
Хотя, порою, всё бывало.
Но нет, он Пушкина любил.
Поэта чаша миновала.
Другой поэт её испил –
Майор Раевский. Ах, страдалец!
Был предан, в цепи заключён.
Кто виноват, что постоялец
Тюрьмы не был изобличён,
Но, обречён года молиться,
Не зная, кто о нём донёс?
Он думал: может измениться
Судьба – как скоро, вот вопрос?
И в этой юдоли страданья
Венец прозрения стяжать,
И только бремя ожиданья.
И только мысли убежать.
Ах, как привольно в поле чистом!
А за решёткой тяжело.
И был он первым декабристом
В неволе. Времени прошло
Немало. Все о нём воздыхали
Но Пушкин понял: кандалы
Певца свободы увенчали.
Прекрасный повод для хулы.
И для надежд и воздыханий.
За что Раевский заключён?
И в этой юдоли страданий
Порой судьба, как страшный сон,
Сама вопросы расставляет,
И всё крушит, не без того,
И столько слёз определяет
На долю барда своего,
Что, это кажется трагичным.
Конец счастливый нам милей
Иль фарс с финалом необычным,
Иль приз за тысячу рублей,
Иль драма, только не оковы.
Дай Бог узилищ миновать.
Не все к страданию готовы.
Судьба не может баловать
Нас всех. Фортуна выбирает!
И в чём-то каждому своё
В любые дни перепадает.
Но кто в обиде на неё?
Не всё к событиям готово
И к потрясениям большим.
Не генерала ли Орлова
Судьба толкала стать другим?
Судьба, а может, и эпоха.
Событий всех водоворот
Всё разметает, и не плохо.
И судьбоносный поворот
Этапом временным предстанет.
Но не свернуть уже с пути.
Не всех, конечно, суд достанет.
Не всем на каторгу идти.
Кого-то брат спасёт родимый.
К ботфорту царскому припав,
И в этой пытке «несравнимый»,
Суда и казни избежав,
В своё имение вернётся,
Хоть и опальный, но живой.
И многим спрятанным -  икнётся
Кто поплатился головой,
А, кто лишь временной опалой.
Но всё свершится не тогда.
И в той попытке небывалой
Не растворится без следа
Ни мысль, ни действие, ни слава,
Ни конституции листы.
Ещё жандармская облава
Не окружила все мосты.
Ещё на стадии начальной
Шепталась гвардия, мой Бог.
Об этой мысли эпохальной.
Ещё не знали, что дорог,
Ведущих к цели, очень мало.
Что будут жертвы и бои.
Хотя сторонников хватало.
Все были вроде бы свои.
Все были близкими, но кто-то
Донос правителю послал.
Увы, у всех своя работа.
Никто бесчестья не желал.
Ах, декабристы! Вместе с вами
Придут другие времена.
А Пушкин? Были вы друзьями.
И цель, казалось бы, одна.
Но всё же что-то разделяет
Попавших в тот водоворот,
И тех, кто мысли продолжает,
И тех, кто подвиг воспоёт,
И тех, кто с вами так сдружился,
Но не был рядом в том строю
Иль волей неба отлучился,
Благодаря судьбу свою,
Иль даже вовсе негодуя.
Мятеж случится без него.
Иных сравнений не найду я.
Протест – отнюдь не баловство.
Но кровь, как спутница протеста,
И в те века текла рекой.
В любое время ищут место,
Где вдруг незыблемый покой
В кровавый бунт перерастает.
Мир стал бы раем без войны.
Но, вседержителей хватает.
И кто сказал, что все равны?
Стремитесь к равенству.
Есть право. Но будут касты всё равно.
И будет сильная держава.
И будет всё предрешено.
А Пушкин станет ходатаем
За тех, кто будет осуждён.
Мы все в историю вникаем.
И все как будто чтим закон.
Но всё равно, какая малость
Способна всё преобразить?
Друзья? А много ль их осталось?
Кого успела сталь сразить.
Кого болезни и потери,
Иного возраст доконал.
Но все идут к последней двери.
У всякой жизни есть финал.
И невозможно всё сначала
Начать, когда ты поседел.
Когда всего прошло не мало
И были сотни разных дел.
И судьбы многие мелькали
Перед глазами, видит Бог.
И мысли нужные витали.
Но кто-то падших подстерёг.
Царей спасение - доносы,
Спасли и этого царя.
В который раз великороссы
Проснулись, честно говоря,
Но не сумели перемены
Ввести насильственной рукой.
Без тайных действий нет измены.
Да, впрочем, где найти покой?
Ведь всё в истории бывало
Неоднократно... А тогда
Его фортуна баловала.
Поэту не было вреда.
Да и Михайловская ссылка
Его от многого спасла.
Среди друзей, что верят пылко,
Которым не было числа,
И он бы может отличился,
В каре свергающих войдя.
Вот если б друг проговорился,
К его влеченью снизойдя.
Но нет. Как Пушкин ни старался
Узнать: когда и где и как?
Увы... В Михайловском остался.
И был плохой, конечно, знак.
Перебежав ему дорогу,
Три зайца, волею судьбы,
Всё изменили понемногу
В тот год надежды и борьбы.
Но недосказанным осталось.
Друг Пущин это не сказал.
Лишь пара слов... Какая малость.
Никто петли не осязал.
Пока всё это не случилось.
Но забегаю я вперёд.
Немало гению открылось
Среди сомнений и забот...
Ведь он полезным быть пытался –
Полезным обществу. Он знал,
Что век великий начинался
И он с другими начинал...
Подобно рекам «реконкисты»
Под Кишенёвом в те года
Собрались разом гетеристы.
Быть может, общая беда
Их всех тогда объединила.
А может, тайное родство –
Родство по духу или сила
Пути познанья своего.
В тот год о чем-то все мечтали.
Дух незапамятных времён
Витал, и пылко привлекали
Аббат Сен-Пьер и Сен-Симон,
Надежды новые питали.
В мечтах прекрасен вечный мир,
Но это сбудется едва ли
При жизни тех, кто любит пир
Войны жестокий и кровавый,
Кто любит жатву на корню,
Кто упоён недавней славой,
И кто готов предать огню
Любую мирную идею.
Он скажет - это утопизм.
Пока сражаться - честь имею!
За что? Придёт милитаризм!
Ещё придёт, хотя не скоро
Но как идея хороша
Про вечный мир? И тень укора
На всех воителей, спеша,
От миротворцев, может, ляжет,
Но, только много лет спустя.
А может, просто жизнь покажет,
Что все, что хочешь, обретя,
Чего захочешь? Только мира!
Смиренным что ещё хотеть?
И зазвучит благая лира.
И можно будет преуспеть
В миролюбивых начинаньях.
Так побеждает мартинизм
Холодный ум в своих исканьях.
И утопизм не утопизм,
А просто добрая идея,
Порыв возвышенной души.
Но средств огромных не имея
Сказать: «Все средства хороши».
Не сможем верно и не скажем.
Не все ль мы любим идеал?
Но идеальным стать обяжем
Кого? И что всему финал?
Любого бремени фатальность
Должна и льстить и раздражать,
И достигает гениальность
Черты. И незачем стяжать
Богатство тленное мирское.
Дай Бог и вечное познать.
Дай Бог искусство шутовское
Не возносить, но и пинать
Не стоит тех, кто не желает
Возвысить голос над толпой.
Не смерть судьбой повелевает
А Бог- извечный рулевой.
Да, и борьба идёт извечно:
И гетеризм, и декабризм,
И монархизм. Бесчеловечно
Отвергнуть жизни дуализм.
А что гетерия? Старались
Народ поднять и возмутить,
Писали письма, прорывались,
Пытались меч с мечем скрестить.
Быть может, духом паладинства
Хотели Грецию поднять?
А впрочем, было ли единство?
И дальше стоит ли пенять
На то, что дух противоречий
Вредил восставшим на корню,
И укреплялся с каждой встречей.
Да, вот и я к тому клоню,
Что князь, досрочно снявший феску,
Князь Ипсиланти призывал
В свои ряды Владимиреску,
А тот конфликта не скрывал,
Любой конфликт лишь ослабляет.
Князь Ипсиланти, патриот,
Сказал, что Тудор изменяет
Идее. Он его убьёт.
И с ним опору потеряет.
Что ж, Ипсиланти разобьют
Под Драгошанами, бывает,
Под стражу в Австрии возьмут,
Подозревая в якобинстве,
И с русской службы исключат.
Да, сила армии в единстве.
Смутьяны жалкое влачат
Порой в тюрьме существованье.
Замки, решётки, кандалы
И только хлеб на пропитанье,
А где-то пышные балы,
Кортеж придворных, сладко было.
Кто всё имел - тот потерял.
Но пламя в сердце не остыло.
Никто потерь не измерял –
Потерь душевных потрясений.
Но позже выпустят его
По просьбе царской, нет сомнений,
Что не узнаем мы всего,
Что за закрытыми дверями
Монархи пылко изрекли.
Таков наш мир. Судите сами.
А всё равно ведь помогли.
Кавалергард - какая малость
От истребления спасла?
Да милость царская осталась.
Он вспомнил старые дела
И вспомнил прошлые заслуги:
Но, понял Пушкин - всё не так
Пошло на Севере и Юге.
А, может, это просто знак?
И Бог, быть может, этим знаком
Его от участи отвёл.
Быть в положении двояком.
И гений творческий расцвёл,
Как проявленье интереса,
И в жизнь и в творчество вошла
Она - красавица Одесса.
Там приключеньям нет числа.
Там всё возвышенным казалось.
Ах, если б вспомнить все дела?
Со службой всё соприкасалось.
По жизни молодость влекла.
А там роскошные забавы,
Театр, прелестницы, балы,
И полный блеск гвардейской славы.
Дидро, Руссо из-под полы.
Купить, конечно же, возможно
Иль взять на время почитать,
И говорить неосторожно,
И упоенье обретать
От новых встреч и треволнений.
И мир неведомый влечёт.
А сколько мыслей и прозрений?
Монету бросить: чёт - не чёт,
Орёл иль решка - всё бывает,
И жизнь казалось бы игра.
Но что от юноши скрывает
Судьба? Кто счастлив был вчера,
Тот хочет быть таким же вечно,
Живя в придуманных мирах.
Будить творца бесчеловечно!
Пусть возглашает на пирах:
«Эвон, Эвойе!» - судьбы наши,
Господь лишь знает, в чьих руках,
Звенят, как праздничные чаши.
И хорошо на облаках.
А в жизни всё порой бывает.
Эх, если б знать бы наперёд,
К чему судьба порой толкает.
Но всё равно одесский год
Войдёт в историю Одессы,
Литература и фольклор.
Влекут всё чаще интересы
Туда, где жили до сих пор
Без искушений и упрёка.
Поэт попросится тогда
Перевестись, не зная срока
Разоблачений и суда.
Мирской молвы, забот, скитаний.
Не понял Инзов, для чего
Переводиться. Бич желаний
Лишает, может быть, всего,
Что мы, имея, не ценили,
Что никогда не обретём.
Без столкновений. Все мы были
В таких годах. Мы все растём,
Мы все взрослеем год от года.
Пусть губернатор Воронцов
Ничуть не против перевода.
Произойдёт, в конце концов,
Конфликт. Но, что нам предвещает,
Что будет буря через год?
Никто судьбы не избегает.
Никто не видит наперёд,
Почти никто. Предполагая,
Чем это кончится, сказал
Смиренный Инзов: опекая,
Его я крепко привязал.
Но, та гуманная опека
От многих бед его спасла.
Хотя не верится до срока,
Что туча с Севера пришла.
Дай Бог не знать нам испытаний,
Таких, как в Пушкинской судьбе,
Ведь жизнь, как сказка ожиданий,
Сама прекрасна по себе.
Лишь только Инзов был в печали:
Зачем поспешный перевод?
Ему поэта поручали.
И он от бремени забот
Не возроптал, не отказался.
Не надзирал, а опекал.
Благим и искренним остался.
Его б никто не упрекал.
Никто на свете. Сила Бога
Находит тех, кто бережет.
А всё же новая дорога
Поэта ждёт, но стережёт
Неосторожного опала,
Конфликт, упрёки и донос.
Хотя не всё ещё пропало.
Но что мы ищем - вот вопрос.
Он сам найдёт любовь и слёзы,
И крик души, и тайный суд
А может, псковские морозы
Его от каторги спасут?
А может... Нет, лишь Бог имеет
Такое право проверять.
Судьба над многими развеет
Мечтаний дым, но укорять
Судьбу нельзя. А небесами
Одесский год уж предрешён.
Что хорошо - судите сами,
И что важней? Но только он
Обогатит литературу
Шедевров длинной чередой
И даст от бренности микстуру.
Хотя судьба грозит бедой
Поэт, обласканный судьбою,
Воспрянет духом в этот год,
Не зная слежки за собою.
И кто сказал, что всё пройдёт?