Провинциалка

Провинциалка -  слово то, какое красивое!  Но  почему то  действовало оно на меня как хлыст на провинившуюся  собаку!  Да, да, именно на меня, приехавшую   покорять большой шумный город.
Произносилось это слово весьма по- разному. У одних звучала в голосе зависть. Дескать - там лучше,  то есть -  в маленьком захолустном городишке, нежели в большом.  И выхлопных газов меньше, и толчеи  нет, и жизнь  размеренна, и браки  среди молодых более устойчивые, да и детишки здоровее.
             У других  в голосе,  было явное презрение. 
-Пусть,  у неё семь пядей во лбу, -  говаривали они, - но она просто обязана быть глупее нас, столичных.  И одеваться поплоше, без должного вкуса, и говорить с другой интонацией, обязательно делая ошибки в произношении.
Хотя осуждавшие не были ни разу в театре, не посетили ни одной выставки,  не интересовались литературой, музыкой, живописью.   Их болезненное самомнение  распухало  до невероятных размеров и грозило лопнуть, залив злостью всё вокруг.
- Ох,  наша то провинциалочка  какова,-   злилась  моя золовка, - то ли умна не по годам, то ли старается произвести впечатление!
-Что мало своих,  городских?- ворчала свекровь,- хотя ты и прехорошенькая. Но стольный град , и какой - то там южный городишко – понятия не совместимые.
-Зато провинциалки крепче любят, - улыбался свёкор, подкладывая под мою уставшую спину подушку. Я считаю, повезло тебе, Эдик, с женой.
Мой вновь обретённый обожаемый город с населением более двух миллионов, необычайно красив. Музеи, парки, скверы, театры-  неоценимую роль сыграли в моём становлении, как художника слова, да и просто, как личности.    Я жадно проглатывала всё, что смогла увидеть, услышать, почувствовать кожей.
    Но время неумолимо, и один Господь знает, что случится с нами в недалёком, либо далёком будущем!
    В один  из летних солнечных дней  мы с дочерью, чуть – чуть не опоздав на поезд, убегали в родные  южные провинциальные пенаты.
 И вновь я становилась настоящей провинциалкой. Но в любом  испытании всегда есть оправдательные моменты.В провинции лучше мечтается, вспоминается, а соответственно и пишется, - да и питается не от кафе и забегаловок,  а каждый день от плиты.  Свежие завтраки, обеды и ужины – поначалу трудновато, но потом - привыкается.   
       И я  колдовала над едой,  изобретая новые рецепты  и писала,  писала   днём и ночью, по дороге на работу  и с работы, и  даже на прогулках.
Спасала тем самым себя от горечи, обиды, предательства любимого человека. Я привыкала к забытому,  покинутому много лет назад.
    И вот я, на великолепном фестивале, посвящённом памяти В.С. Высоцкого.
Зал – битком. Читаю много, не отпускают. Аплодисменты, цветы - приятно конечно, но  и утомительно очень.
А потом встреча с талантливым музыкантом. Многолетняя совместная работа с ним создала чудесные песни.
- Неугомонный характер у вас,- восхищался он.
Это же надо -  четыре с лишним , на электричке сюда, а вечером на ней же опять домой.
Разве это важно, коли песни нравились, их пели, они получали призовые места. Они становились лауреатами международных конкурсов.
Но у меня то,  ничего гладко никогда не проходило. Тропы моей поэзии тернистые, с ухабами, кочками, рытвинами. Только ради поставленной цели, стоит преодолеть все неприятности, оплеухи, страдания.
    Пять сборников – это что то!   Закрутило и понесло в мир поэзии. Но надо всему учиться! Учусь, переспрашиваю, интересуюсь, злюсь, коли, что то не получается  - одним словом  творю!  Иду в региональное объединение. Обещают сообщить о семинаре. Да мне необходимо  встретиться с председателем!
-А что дальше?- спрашивает она,- конечная цель ваша, какова?
-Быть в союзе, -отвечаю.
-Это вам дорого будет стоить,- недобро улыбается женщина.
-Сколько? -  наслышанная  о необходимости непосильного  побора при вступлении, вызывающе гляжу в её зелёные  нагловатые глаза.
Она, наверное, что-то почувствовала не доброе, а может быть опасное  в  дерзком вопросе. Ей явно не понравилась моя смелость, не зависимость. Я не заглядывала  с  раболепием в её  глаза, не пыталась задобрить елейными  фразами.
Ничего не оставалась ей, как  встать на букву закона, совести и порядочности.
- Подрастите, попишите, походите на семинары. Далеко? Есть автобусы, электрички. Это вам надо,- убеждала она,- сборники посмотрим, оценим,  сообщим о результатах
-А откуда вы? Провинциалка? – вдруг развеселилась литературная фея,- о чём вы там можете серьёзном написать? О своей провинции? Городским читать не интересно. Есенин? Некрасов? Тютчев? Но они повидали достойное, высокопоставленное  общество. Они в основном жили в городах и разъезжали по Европе. Кольцов? Эка вы куда загнули?
Вообще,  не смотреть надо на захолустье, не познавать его, не решать назревшие проблемы его, а фантазировать, придумывать  острые моменты. Так закручивать  события,  с насилием,  убийствами и прочее,  чтоб мурашки по спине!
   Стихи мои в союзе  сходу отправляли в стол, не желая читать, разбирать, беседовать. На меня смотрели с опаской,  ставили  препоны в общении с профессионалами.
   Однажды, прорвавшись на «городской» семинар, я увидела  рекомендованную  фантазию  «достойных».  Услышала их опусы  о пестиках, цветочках, бантиках.           Мои проблемные стихи вызвали  лишь раздражения высокопрофессиональных писак. И тогда до меня дошло, что куда там мне без денег соваться к людям желающим «достойно» жить за счёт  тупых, но богатых?   Одно утешало -  у меня появилось много читателей. Сборники  мои спрашивали.  Не только друзья и знакомые  приходили  на творческие вечера и  дарили цветы.Меня приглашали в школы, на лит. посиделки, в библиотеки, в институты.
    Время неотвратимо бежит вперёд.  Корифеи из Союза  на праздники приезжали к нам, в провинцию, учили, журили, хвалили и даже  пытались нравиться симпатичным провинциальным поэтессам.
До их творческих регалий нам было не дотянуться, а до «морального облика» тем более. А  если и самомнение выше положенного –катастрофа. Африканская поговорка  в данном случае не заменима: « Чем выше обезьяна поднимается вверх, тем виднее, какой у неё безобразный зад»
Как то не вяжется с моральным обликом столичных писак это высказывание, но тем не менее,  я не придумала   курьёзный случай, надолго отбивший охоту показываться у стольных грамотеев.
Он, прибывший  на периферию, поддержать и ободрить нас «тупых провинциалов» весь  творческий вечер пытался быть рядом со мной, дарил мне комплементы. Восхищался, как я хорошо пишу и,  не стесняясь никого, напрашивался ко мне в гости.
- Я живу в другом городе,- пытаюсь  я отклонить его надоевшие фразы,- да и муж у меня ревнивый.
Чувствую, он будто бы на немного остывает от своих  ухаживаний  и даже перестаёт  обращать на меня внимание.
Двадцать минут – и я дома.  Электричка  мой любимый вид транспорта. 
Любимая яичница – еда лентяев  и писак,  чай, и всё сопутствующее, приятное для сластёны - на столе.  Уже строю планы на вечер. Но  звонок!   И  я, чертыхнувшись, иду  открывать.
Будто бы никто не собирался сегодня в гости. Когда я уезжаю куда  - то,  этот день для друзей и  знакомых становится  неприкосновенным.
            В проёме двери стоит  он - большой, толстый, важный с  чёрной блестящей   папкой под мышкой и тупо  смотрит  на меня. Не спрашивая разрешения,  идёт  в комнату,  отдавая  на ходу бутылку с коньяком.
Покряхтев, садится  на диван и только тогда  наклонившись, снимает  туфли.
-Ну что рот открыла?-  ухмыляется  он,- впервые видишь?  Не ждала? Думала, не узнаю,  где живёшь? И про мужа наврала.
Зачем? Карьера твоя от меня зависит, а не от какой то председательши. Поэтикой заведую я. Тебе со мной не надо ссориться. Давай бокалы  да поесть что- либо. Ты же хозяйка, накорми гостя.
Я   ошарашена таким  хамством. Тем не менее,  несу  рюмку и не начатую яичницу,   ставлю  перед гостем.
-А себе чего же?-  морщится  он,- и это всё угощение? Не густо.
-Сядь, поговорим. Что ты как пионерка, передо мной по стойке смирно стоишь?  Не соображаешь, зачем я пришёл? Да сядь ты. Он  грубо  сажает  меня рядом с собою на диван. Пьяные губы ползут  по щеке. От него пахнет  потом и водкой. Жирные неуклюжие пальцы  расстёгивают  кофточку.
                Очнувшись от  оцепенения, и, оттолкнув его, я вскакиваю.  И,  бросившись в прихожую,  распахиваю  входную  дверь
- Ах ты, дрянь  подлая!- кричу. Убирайся! Да я завтра ославлю тебя на весь край.
- Не посмеешь,-   улыбаясь, расправляет  он своё рыхлое тело. Что ты выгадаешь? Вот тогда - то тебе, действительно, путь в союз будет заказан. Да и кто тебе поверит?  Одинокая баба! Красивая!  Притягательная! А защитить то не кому?
  Он  встаёт, покачнувшись,  хватается за стол, охнув, выгибает  свой отвислый зад и,раскинув руки,  идёт  ко мне.
-Дура, - хрипит   мужик, такой шанс. Я для тебя всё сделаю. Нужно мне ваше  бездарное   объединение? Я  ради тебя  приезжаю. Нравишься ты мне.
        Я успеваю  отскочить, но он ловит меня и,  дыша  в лицо  вонючим  перегаром,  прижимает к стене. Изо всей силы наступаю на его ногу, каблучком домашней  туфельки. Он ругается  и пробует  восстановить попытку. И тут я наотмашь  бью  его по лицу. Писака  теряет равновесие и  влипает  в стену.  Я в ужасе смотрю, как он медленно сползает  вниз.  Голова свешивается  на грудь.
 Казалось, он перестал дышать.
-Вот и всё, - растерялась я,- неужели убила? Что делать? Куда звонить?
       Не помню сколько простояла перед представителем столичной богемы. Внезапно   «жирный окорок»- тяжело вздохнув,  открывает отрезвевшие глаза и , хватаясь за стенку,обливая меня бранью, поднимается.
          Я не помогла ему. Мне было противно смотреть на это чудовище.
 Бросаюсь к телефону и вызываю такси.
           Туфли он нашёл без напоминания, схватил свою директорскую папку и не слова не говоря пошёл к машине за мной.
Таксист,  молодой парень обратил внимание на мой взъерошенный вид.
- Да вот приехало «мурло» из Красного дара и  решило продвинуть меня по служебной лестнице, а я отказалась,- ответила  парню,- сволочь одним словом. Надо его  с помпой на такси отправить. А то автобуса долго ждать.
         Денег у гостя не было и парнишка в обмен на паспорт, согласился отвезти его.
-Отдаст деньги, получит паспорт,- спокойно сказал он. Но нам в провинции такие нахалы  не нужны.
Утром позвонил  вчерашний гость.
-Полина Евгения, голубушка, - лепетал он,- ну простите меня Христа ради. Пьяным был, никогда бы себе подобного не позволил.
Потом позвонили его друзья и говорили какой отличный друг и семьянин Лев Анатольевич, что  ,дескать, он собственнолично попросит у меня прощение за такое недоразумение.
        Через два часа  сам  начальник  поэтики -  жалкий, помятый, с огромным букетом роз, нерешительно  мялся у двери, просяще заглядывая  в мои глаза.
- Ладно, чёрт с вами, проходите,- дерзко отвечаю. Чаем напоить?
Он быстро  глотает  чай,  и просит не придавать огласке неприятную сцену,  жалуясь , что потерял паспорт.
Паспорт ему отыскали.
 По долгу службы, как говорят, я его ещё несколько раз видела на семинарах. Он был крайне вежлив со мной и предупредителен.
   Много ещё встречалось дряни на моей литературной дороге. Их,  самолюбивых,  самовлюблённых было, хоть отбавляй. Но так хотелось лететь к звёздам. А для этого надо работать . Вот и работают литературные рабочие пчёлки. Творят и днями, и ночами.   Сколько ханжества, хамства  на пути их.
Но мне всё -  таки повезло, да и не только мне. Умные люди понимают, что  талантливые неординарные живут, как правило, в провинции.
И я благодарю их от всей души. В Москве нас принимали в Российский союз писателей. И региональное отделение теперь  в провинции. Оказывается,  провинциалы  тоже писать умеют.











,