мир

Кровавый бой. Так часто пишут в книгах, когда всё поле – трупы сплошь вокруг, когда кольчуга, кости, шлемы, латы, всё вперемешку, всё совсем мертво. Когда земля построена на криках, когда со смертью пляшут души в круг, когда и жизнь потребует зарплаты, когда окажется, что Богу всё равно.
Мы воевали несколько столетий, мы старики, как видишь, мы седы. Но помириться в ум не приходило, пока все войска сплошь не полегли. Когда нам тяжело под небом этим, когда лишь пустота, но нет беды. Тогда решили всё закончить миром, казалось, что вполне бы мы могли.
И вот картина – храм, зияют дыры, проделаны кем сам ты знаешь, брат. И белый камень, кровью окропленный, давно уж перестал под ней белеть. Навеки огоньки в глазах застыли, нам не достичь вовеки Райских врат, священник смотрит странно-удивлённо, он с нами говорить не станет впредь. Но, только вот… мы мёртвых не считаем. А на живых и страшно кинуть взгляд, поскольку нас впервые ненавидит та кучка трупов, что ещё стоит. Но половина всё ж ещё гадает, вдруг повернёмся, жизнь мы вдруг завидим, тогда нас пристрелить тут будет можно, и с радостью сказать – убит. Убит.
Алтарь блестит в лучах немой зарницы. Глаза чужие, взгляд и ветром с ног. Насколько искалечены – столетие все ж мимо не проходит, как-никак. Уже пересекли мы все границы, уже не с нами будет прежний рок, и наши не узнают больше дети, как их отец их дяде – лютый враг.
Мне отстрелили руки, стрелы – в ноги, однако же, как видно, я вот… жив. И это, мне поверь, конечный финиш. И наша полегла в могилы рать. Мы крест целуем, пыльные с дороги – последние межи и рубежи…


Прости мне, брат.

Но не чем, как ты видишь,
мне твою руку
в дружбы знак
пожать.