Пёс

На грязном кафельном полу было несколько холодно, хотя и привычно. В щели между когда-то бежевой плиткой забилась земля и песок, смешанный с химикатами и уличным снегом. По скользкой субстанции шаркали аспидно-чёрные ботинки, время от времени угрожающе поблёскивающие. Некоторые останавливались, но через секунду продолжали шаг. Иные падали и чертыхались, поднимались, бросали злобный и одичавший взгляд на меня и так же уходили, думая о чём-то своём.
  Жидкая серо-коричневая масса брызнула мне в лицо. Я попытался очистить глаза, хотя бы глаза; но, с другой стороны, нужны ли они мне сейчас? В этот же момент широкая подошва мелькнула перед носом и оттолкнула подальше. Я ударился о стену и издал жалобный звук. Громадный и рассерженный властитель прикрикнул что-то, приподнял кулак - верный признак грядущей кары — и замахнулся. Я уткнул лицо в бок и, тем самым, окончательно измазался в гадкой снежной грязи. Благо, повелитель раздобрел, выпрямился и несколько — в самом деле, эмоции невозможно выразить иначе, не стоит судить хозяина за это, он же человек, он живёт — грубо побранил меня. Выругавшись, господин открыл дверь и переступил порог, смачно захлопнув за собой дверь.
Хозяин был сущим Богом. Вернее, если Бог всё-таки есть — чего я, в силу своей глупости, познать не могу, да и не пытаюсь — то им являлся мой хозяин. Ведь как же иначе! Повелитель управлял мною, указывал что и как нужно делать, частенько бил, особенно хорошо угадывая слабые места, наказывал по всей строгости небесного закона. Право, я никогда не задумывался о том, что я делаю не так — это ничего бы и не изменило. Могу я праздно лежать и скулить у двери, могу прильнуть к ногам властителя и уткнуться мордой в его тело, могу вкушать милосердное его подаяние — и всегда могу ошибиться. Нет-нет, а рассержу почтеннейшего и, поделом, прихвачу от него крепкое словцо и увесистый пинок. Конечно, у всего в мире есть причина — это понимает даже самая глупая бродячая скотина. О, как же я ненавижу этих нищих бродяг, омерзительных псов, разгуливающих свободно по мостовой и вальяжно размахивающих своими хвостами с лоснящейся и препротивнейше жирной шерстью. Что им сожалеть? Другое дело, когда они трясутся от холода и валятся с ног, замерзая, точно свежее говяжье мясо в морозильной камере. Но ещё лучше, когда они дохнут с голода — медленно, пища и выдавливая последние признаки жизни, тускнеют их глаза и пропадает последняя искра надежды. Как я рад, когда не вижу их! Тогда я могу погрузиться в мысли и попытаться оценить свою злобу и презрение к ним, убогим. В первую очередь, эти жалкие дворняги не имеют своего покровителя. Это и убивает их — хорошо, когда у тебя есть свой личный Бог. Жить под ярмом чего-то огромного и непостижимого — истинное наслаждение, подобное аромату теплого молока, что мне доводилось испробовать в далеком детстве. Тогда ещё хозяин не наказывал меня, видно, на высших скрижалях был какой-то запрет, или благородство не позволяло ему обижать щенят.
  Помню, однажды я задумался-таки, почему я живу так, а не как-то по-другому? Быть может, эта лихая уличная жизнь — цель? Быть может, это отсутствие системы, это просторный полёт на все четыре стороны, царство вседозволенности? В конце концов, хоть я и дрожу сейчас на грязной плитке в какой-то философической агонии, как гадкая тварь, но имею право на что-то? Тогда надо мной нависла тень хозяина, не на шутку разгоряченного... я почувствовал боль во всех её красках. Наверняка, удалось ему почуять мое свободомыслие, не разрешенное никем и никому. После того случая я больше не задумывался над причинами явлений — случайности закономерны! - и бессменно подчинялся.
  Без сомнений, я убог. И столь же бесспорно то, что ещё более убоги дворняги. Моё сословие, мой класс — все мы равны, все одинаковы. И все у-б-о-г-и. И те, кто находится выше меня, кто живет под щедрыми Богами в роскошных виллах, тоже жалки и убоги. Ведь мы всего лишь псы, собаки, отродье. Над нами возвышается нечто колоссальное, наши повелители. Только они в мире достойны уважения, и, я уверен, они не мыслят как-то подобно нам, ведь выше них только небо (и то покорили всемогущие владыки), где витают их мудрые думы, не вровень моим приземленным рассуждениям.