Американская мечта и роман ф. скотта фицджеральда
«Американская мечта» - общество равных возможностей, не скованное сословными предрассудками. На заре американского государства был провозглашен принцип, который Фолкнер сформулировал как «право личного достоинства и свободы». Мечта «о земном святилище для человека-одиночки», идеал равенства возможностей, безграничном просторе для личности, общности людей, естественного счастья принимался американцами безоговорочно.
Мечту, казалось бы, осуществил дед Ф. Скотта Фицджеральда по материнской линии Филип Макквилан, приехавший с родителями в восьмилетнем возрасте из нищей Ирландии в Америку. В девятнадцать приобрел магазин, а в тридцать основал фирму с оборотом более миллиона долларов в год. Беда только в том, что радоваться деду пришлось недолго – в сорок три от непосильной работы сдало сердце. Да и были ли у него время и силы радоваться своему богатству?
По большому счету, Фицджеральду не повезло с родственниками, слишком разное положение они занимали. Родной отец, тоже, кстати, ирландец по происхождению, был типичным неудачником, год от года скатывающимся все ниже и ниже. Да, Макквиланы процветали и помогали семье будущего писателя держаться, но они считали брак Молли явным мезальянсом, о чем не стеснялись напоминать. Об Эдварде Фицджеральде говорили с презрением, в присутствии детей, которые в отличие от отца, допускались в викторианский особняк на главной улице Сент-Пола.
Таким образом, Скотт, благодаря милости богатых родственников получивший возможность учиться в одном из самых престижных американских университетов Принстоне, с детства усвоил, что «богатые люди не похожи на нас с вами» и, что «в глубине души они считают себя лучше нас, оттого что мы вынуждены собственными силами добиваться справедливости и спасения от жизненных невзгод». («Ф. «Молодой богач»).
Можно сказать, что так называемая «американская мечта» занозой сидела в сердце Скотта с самого юного возраста и, пользуясь языком психоанализа, настойчиво требовала от него выяснения отношений, что он блестяще и проделал через творчество, шаг за шагом, начиная от «По ту сторону рая», заканчивая «Последним магнатом» - ОН ПОСТАВИЛ «АМЕРИКАНСКУЮ МЕЧТУ» НА МЕСТО!
Супружество писателя, как и отца, тоже было не слишком счастливым. Привыкшая к праздности и красивой жизни Зельда вынуждала Фицджеральда растрачивать свой талант понапрасну. Спустя годы писатель признается дочери, что его женитьба была ошибкой и прибавит: «Не выношу женщин, воспитанных для безделья». Фицджеральд рано уходит из жизни, оставаясь до конца непонятым и недооцененным. Но критик М. Каули назовет истинную причину такого конца: (ф: л и и с. 15) несовместимость большого дарования с засильем коммерции в литературе, с духом купли-продажи, с которыми столкнулся в своей жизни писатель, вынужденный удовлетворять запросы жены.
Но, как писатель, он, несмотря ни на что, состоялся! И именно Зельде мы обязаны его первым романом – «По ту сторону рая». Более того, самая история написания этого романа, как единственной возможности завоевать любимую женщину - тоже своего рода «осуществленная» «американская мечта» - находит отражение в романе «Великий Гэтсби».
К тому же, как считает А. Зверев, (Ф: л и и), Зельда тоже была жертвой «легенды», кто же, как не она, мог стать для писателя живым ее носителем, романтизированным и вдохновляющим. Справедливости ради, стоит также добавить, что психическое расстройство Зельды отнюдь не свидетельствует о ее комфортном пребывании и в этой роли.
В «По ту сторону рая» и «Раннем успехе» писатель еще не отделял себя от своего поколения, лишь предчувствие неминуемой катастрофы создавало дистанцию между автором и героями романа. Читатель не хотел этого замечать, так родилась «легенда», по которой Фицджеральд сам представлялся проповедником гедонизма и безоглядного стремления завоевать место под солнцем. И, хотя писатель, чья ненависть к богатым росла с каждым годом все сильнее и сильнее, давно внутренне отделил себя от своего поколения, давно разуверился в американской мечте, «легенда» продолжала жить и работать против него, увы, даже лучшие его книги «Великий Гэтсби», «Ночь нежна» и «Последний магнат», где Фицджеральд достоверно показал ее крах, не были правильно поняты и оценены современниками. Лишь к сороковым годам многие открыли для себя Фицджеральда по-настоящему.
Но, как считает А. Зверев, (Ф: л и и. С. 12) «В нем жила «тайная незатухающая ненависть» к миру «очень богатых» людей. И даже в чисто творческом отношении она дала Фицджеральду больше, чем все иные побуждения, определившие его писательский облик».
Уже в первом романе «По ту сторону рая» писатель заговорил о времени, в которое для молодежи «все боги умерли, все войны отгремели, всякая вера подорвана», а молодые люди больше, чем когда-либо заражены «страхом перед бедностью и поклонением успеху».
На протяжении 20-х годов понятие «век джаза», получившем, кстати, название от сборника новелл Фицджеральда, стало символом, характеризующим массовое увлечение карнавальным стилем жизни в предчувствии катастрофы. Действие «Великого Гэтсби» происходит в эпоху, которую писатель остроумно и иронично отобразил, позднее, в ноябре 1931 года в своем эссе «Отзвуки века джаза».
«Это был век чудес, это был век искусства, это был век крайностей и век сатиры». «Наконец-то мы могли жить так, как хотели». «Ныне самой могущественной стала наша страна». Еще с 15-то года появление у подростков из богатых семей личных автомобилей сексуально раскрепостило юное поколение. «…в 1920 году покровы упали окончательно: Век джаза вступил в свои права». Поначалу рухнувшие моральные устои молодежи сильно отдалили их от старшего поколения, но вскоре «взрослые» догнали и перегнали молодежь. Введение сухого закона было отчаянной попыткой приостановить полное падение нравов. И само слово «джаз», оказывается, сперва означало секс, потом стиль танца, и только затем музыку. По сути же, говоря о джазе, имеется в виду состояние «нервной взвинченности», например, как рядом с линией фронта. – «Спеши взять свое, все равно завтра умрем». «Старшее поколение, … охраняя свою праведность, теряло и теряло своих детей». «Году к 1926-му все просто помешались на сексе,.. школьницы выпускных классов набивались на галерку, чтобы узнать, сколь романтично быть лесбиянкой». Появились два потока, тех, кто «устремился к Палм-Бич и Довилю», и тех, кто хлынул к летней Ривьере. Американцы зачастую не купались, а проводили время в барах за разговорами о том, какая они крепкая нация, пока вдруг не обнаружилось, что американские спортивные команды состоят из свежей ирландской крови и, что Кубок Дэвиса уплыл к французам. «К 1927 году повсюду стали явственно выступать приметы нервного истощения». Где-то рядом стали погибать друзья. Вспыхнувшая мечта о воздухоплавании, погасла вместе с очередной опрокинутой рюмкой.
Американцы разбредались по свету, ехали в Европу «приобщиться к духовным ценностям». «Все это отдавало фарсом, но становилось понятно, что власть и деньги очутились теперь в руках у людей, по сравнению с которыми председатель деревенского совета у большевиков выглядел светочем культуры».
«У века Джаза была бурная юность… На смену ему пришли другие времена: к таким вещам, как секс или убийство, подходили теперь более обдуманно, хотя они и стали куда более заурядными…Мы вполне подготовились к новой фазе».
«Но мы так и не стронулись с места. Кто-то где-то грубо просчитался, и самой дорогостоящей оргии в истории пришел конец». «Карточный домик рухнул». «…Однако как хорошо было, что наши двадцать лет пришлись на такой уверенный в себе и не знавший тревог период истории… не надо было беспокоиться о деньгах – их всюду валялось великое множество».
«Теперь пояса вновь туго затянуты, и, оглядываясь на нашу растраченную юность, мы, естественно, изображаем на лицах подобающий ужас. Но нет-нет… …да послышится вновь приглушенная дробь барабанов… …и нам, кто тогда был молод, все это видится в розовом свете, потому что никогда нам уже не вернуть былую остроту восприятия жизни, которая нас окружает».
Мы привели отрывки из статьи Фицджеральда «Отзвуки века джаза» для того, что показать атмосферу, в которой живут герои книги «Великий Гэтсби», понять мотивы их поступков и их нравственного падения.
Но «легенда» о Фицджеральде продолжала жить и «Гэтсби» был истолкован большинством рецензентов просто как детективная история, хотя сам автор говорил, что образцом ему послужили «Братья Карамазовы». В апреле 1924 года Скотт пишет Перкинсу: (171) «…в своем новом романе я полностью отдался настоящему творчеству – здесь нет дешевых выдумок, как в рассказах, здесь важны воображение и последовательность, с какой воссоздается мир искренний, но многосложный. Я продвигаюсь неспешно и осторожно, иногда переживая настоящие муки. Книга явится осознанно художественным свершением, и в отличие от первых моих книг ее судьба будет определяться тем, насколько я этого добьюсь».
Хорошо, что рядом был издатель и верный друг Перкинс, который верил в писателя, он сразу оценил роман по достоинству: «Дорогой Скотт, ваш роман – чудо… в нем есть поразительная жизненность, и обаяние, и необыкновенно серьезная сквозная мысль, причем на редкость тонкая. Местами в нем чувствуется атмосфера тайны… Совершенно великолепный сплав, который создает безукоризненное единство повествования и чувство крайних полярностей сегодняшней жизни. А что касается стиля, он выше всех похвал». (с.174)
И, наконец: «Для такой книги нужно куда больше, чем просто ремесло».( С. 176)
Первоначально автор намеревался отнести действие в 80-м годам девятнадцатого века, избрав фоном событий Нью-Йорк и Средний Запад. Но план Фицджеральда изменился. В самом романе отражено реальное дело крупного нью-йоркского маклера Фуллера-Макджи, объявившего себя банкротом, о чем писали американские газеты – руководство фирмы Фуллера-Макджи незаконно использовало деньги вкладчиков в рискованной биржевой игре.
Весь роман построен на двойственности, сопоставлении карнавала и трагедии, праздничности и холодной расчетливости, любви и продажности. «Карнавал», не прекращающийся на протяжении почти всего действия, проходит рядом с Долиной шлака, под недреманным, но равнодушным оком врача Эклберга с рекламного щита, именно здесь под колесами автомобиля, которым управляет Дэзи, гибнет любовница Бьюкенена, а Гэтсби расплатится жизнью за чужую вину.
На расплывчатость образа главного героя обратил внимания издатель, Перкинс. Но эта расплывчатость правомерна, личность Гэтсби состоит как бы двух противоположных начал – жесткого, прагматичного, не слишком чистоплотного дельца-бутлегера, и романтически влюбленного молодого человека. Конфликт этих двух начал приводит героя к закономерной гибели. Здесь и скрыта разгадка американской мечты – она неосуществима.
С самого детства, мечтая стать богачом, Джей Гэтсби придумал себе правила жизни, о чем мы узнаем лишь к концу романа. Отец героя, приехавший на похороны сына, хвастается перед Каррауэем расписанием, составленном мальчиком. Бросаются в глаза не столько жесткий распорядок дня, расписанный по минутам, сколько наивные строки «изучение электричества», «упражнения в красноречии и выработка осанки», «обдумывание нужных изобретений», чтение «для общего развития». Это начало пути к американской мечте.
Каждый человек волен выбирать себе судьбу, жить в гармонии с собой. О чем же мог мечтать тогда еще Джеймс Гетц в самом начале жизненного пути? О богатстве и личном счастье. Что здесь невозможного? Каждый индивидуум борется за свое, индивидуальное счастье, пополняя копилку счастья всеобщего. Все довольны, всем хорошо.
Встреча с миллионером Дэном Коди решает судьбу Джеймса Гетца, а с его яхты он выходит другим человеком с новым именем – Джеем Гэтсби. Осознав, что хочет стать богатым, он находит то, ради чего стоит жить, когда знакомится с Дэзи, дочерью богатых родителей, и становится ее возлюбленным. Но связь с миром богатства неизбежно приводит главного героя к гибели.
И эти представления о личном счастье, о любви женщины, наверно, сохранились для Гэтсби в первозданном виде, те, из детства. Представления-то сохранились, только сам он стал другим. Перкинс обращает внимание Фицджеральда на то, что Гэтсби представляется ему старше по возрасту, «хотя ваш рассказчик сообщает, что Гэтсби почти его ровесник». (175) И это не случайно, в погоне за успехом Гэтсби внутренне быстро состарился.
К тому же борьба героя за счастье вступила в конфликт с борьбой за счастье других индивидуумов. Желания разных персонажей сталкиваются еще и друг с другом. И даже желания одного персонажа конфликтуют друг с другом.
Богатые и беззаботные Бьюкенены, казалось бы, могут безоглядно наслаждаться жизнью, тем не менее, счастливым их не назовешь. Тому не достаточно одной жены, Дэзи хочет владеть вниманием мужа всецело. Том хочет беззаботно придаваться «радостям любви» с чужой женой, Миртл же устраивает ему истерики. Дэзи жаждет больших денег, хочет поменять своего мужчину на более богатого Гэтсби, возможно, и более верного, но, в конце концов, понимает, что не может уйти от Тома. Уилсон хочет денег, чтобы стать счастливым и сделать счастливой жену, но на счастье ему уже не хватает времени и сил, а Миртл – внимания. Уилсон хочет верности жены, а она «любит» другого.
Когда Тому хочется покоя, а к нему врывается безутешный Уилсон.
И, наконец, наш главный герой – великий Гэтсби. Гэтсби хочет соединиться с любимой женщиной, а она выходит замуж за другого. Гэтсби хочет быть «великим», а его гости зло судачат о нем. Гэтсби хочет овладеть сердцем любимой женщины, но видит только один выход – купить его, а настоящая любовь не продается. Гэтсби стремится к своему чистому идеалу, но средства к достижению цели бесчестны. Гэтсби хочет любви, «как тогда», когда он был беден, но он стал другим, и вместе с ним любовь его стала иллюзией. Гэтсби утратил стимул к жизни, но продолжает жить.
Часть конфликтов разрешается со смертью Миртл. У Дэзи больше нет соперницы, у Тома – докучливой любовницы и т. д.
И, наконец, происходит то, что разрешает все остальные конфликты. В тот момент, когда Гэтсби становится незачем жить, его убивают. Даже мистер Гетц по-своему удовлетворен, он увидел виллу сына «в живую» и может вдоволь погордиться его величием.
Все довольны, всем хорошо. Хотя, пардон, не все. Недоволен только Каррауэй, ему стыдно, что ни «гости», жировавшие за счет Гэтсби, ни «подельщики» не сочли нужным придти на его похороны. И величие Гэтсби рухнуло в один миг. Впрочем, Каррауэй не особо американской мечте верил, а, если и верил, то разуверился, в отличие от остальных героев романа. То, что повествователем выбран именно этот персонаж, было очень удачной находкой Фицджеральда, это отмечает Перкинс в своем письме в ноябре 1924 года: "Вы нашли самый точный угол зрения, выбрав повествователем персонаж, который не столько участник, сколько свидетель событий; благодаря этому читатели могут смотреть на все происходящее с более высокой точки зрения, чем та, которая доступна героям, - как бы с некоторой дистанции, создающей перспективу. При ином построении ваша ирония не была бы настолько действенной, а читатели не чувствовали бы с такой остротой всю причудливость обстоятельств, в каких порой оказывается человек в нашем пустом и беспечном мире». (с. 174)
Американская мечта неосуществима, потому что в беспринципной и эгоистичной погоне за личным счастьем индивидуум неизбежно сталкивается с желаниями других индивидуумов, и эти желания зачастую конфликтуют.
«Гэтсби верил в зеленый огонек, свет неимоверного будущего счастья, которое отодвигается с каждым годом. Пусть оно ускользнуло сегодня, не беда – завтра мы побежим еще быстрее, еще дальше станем протягивать руки… И в одно прекрасное утро…
Так мы и пытаемся плыть вперед, борясь с течением, а оно все сносит и сносит наши суденышки обратно в прошлое».(427)
Но почему, почему этот зеленый огонек не достижим? Почему сносит наши суденышки? Потому что мы черствеем в борьбе и утрачиваем способность к чистой радости. И какая может быть чистая радость, если на место Бога установлен новый американский бог для «нового Адама» - рекламный щит с неподвижным взглядом огромных глаз доктора Эклберга – что он обещает и куда он зовет? Неслучайно именно его хочет поместить на суперобложке первого издания Фицджеральд. (От «р и»… с. 172)
Ничто не ново под луной. «Век джаза» в чем-то сходен с эпохой Возрождения. Отказ от христианских ценностей, ограничивающих личную свободу, и антропоцентризм не ведут к гармоничным отношениям с окружающим миром, а без этого никакого счастья быть не может. Ну, не можем мы быть счастливы без любви. Не можем и все.
И человечество не в первый раз попадает в эту ловушку. «Великий Гэтсби» наглядно показывает, какой путь к личному счастью точно не ведет.
Ведь свобода всегда должна ограничиваться любовью к ближнему.
P.S. Я уже упоминала, что Фицджеральд был вынужден разрываться между большой литературой и литературным поделками, в попытках обеспечить семье достойное существование, потому что это уже стало общим местом. Но при чтении переписки с писателя и издателя мне попалась интересная информация для размышления.
Вот, что он пишет Перкинсу из Рима в декабре 1924 года, продолжая доработку романа «Великий Гэтсби»: «Мы живем в небольшом, немодном, но очень уютном отеле за 525 долларов в месяц, включая кормежку, чаевые и пр.» (176) Он ждет опубликования «Гэтсби» и не хочет начинать ничего серьезного до его выхода. А чем же он занят? «… а пока я для денег займусь рассказами (мне теперь платят по 2000 за рассказ, но до чего же я их ненавижу), а, кроме того, меня все манит мысль о новой пьесе».
Значит Фицджеральд мог себе позволить раз в квартал написать что-нибудь коммерческое, и спокойно жить с семьей на эти деньги. А сейчас за рассказ платят в лучшем случае 50 долларов (в Москве), и, чтобы прокормить себя и своего ребенка, за три месяца я должна написать...
Свидетельство о публикации №114090604632
Море рассказов. (это я продолжаю твой открытый конец). Да... Времена меняются. Сейчас не только не платят, но и требуют денег за публикацию. Ситуация настолько комичная, что просто жуть. Ещё смешнее то, что находится масса дурачков, которые таки платят. С другой стороны - Джим Моррисон тоже платил. А дурачком не был.
Нестор Иванович 13.09.2014 13:11 Заявить о нарушении