Шоколадное сердце. Стихи для Климки

ШОКОЛАДНОЕ СЕРДЦЕ

Моему дорогому Климке,
самому лучшему мальчишке в мире.



















Ленгерих,2114
,,
С прошлой осени в мой дом
Каждый день  приходит гном.
Поболтав по скайпу с троллем,
Он  в чернильнице моей
Брассом плавает и кролем,
Майских полдней веселей.
Непонятно, что за сила
Гнома именно в чернила
Заставляет лезть всегда?
Ведь чернила – не вода:
Видно даже по названью,
Что они еще черней
Зимних пасмурных ночей.
Он бы мог в просторной  ванне
Всласть поплавать час-другой,
Как в безбрежном океане.
Но у гнома нрав такой,
Что понять его непросто:
Как-то  раз, к примеру, он
Вдруг задумал мой газон
Подстригать иглою острой.
И действительно подстриг –
Не за месяц, а за миг.
И  теперь в округе нашей
Зеленей, ровней и краше
Моего газона нет –
Подтвердит вам это каждый.
Мой завистливый сосед,
На него взглянув однажды,
Так раскис и приуныл,
Что чернее стал чернил,
Распрощался с отчим домом
И в глуши пропал лесной.
В общем, я доволен гномом,
Да и гном доволен мной.







***
Мой знакомый бурундук
Не был доктором наук,
Не был даже кандидатом  -
Был он просто полосатым
И доверчивым зверьком.
Озорным весельчаком.
Относился с уваженьем
Он к моим стихотвореньям,
Потому что сам не мог
Сочинить и пары строк.
Было всякое, не скрою –
Я дразнил его порою,
Но когда он вдруг исчез –
Опустел осенний лес.
Я теперь на все согласен –
Даже спать не на матрасе,
А на кнопках и гвоздях.
И чернила пить в гостях –
Лишь бы мне увидеть снова
Моего дружка лесного.










***
Еноты  раздобыли  ноты,
Нашли кларнеты и фаготы
И ну наигрывать фокстроты,
И менуэты, и гавоты.
Но заревели бегемоты:
«Совсем вы спятили, еноты!
У всех дела, у всех заботы –
Тот наполняет медом соты,
А тот домой бежит с охоты.
И только вы, как обормоты,
Все дуете в свои фаготы.
Стыдитесь, глупые еноты!»
И подвывали им койоты:
«Кому в лесу нужны фокстроты,
И менуэты, и гавоты?
Чем дуть в кларнеты и фаготы,
Поджарьте лучше антрекоты
Иль засолите в банке шпроты –
Полезной мало ли работы!»
Но только как могли еноты
Не дуть в кларнеты и фаготы,
Когда для них открыли ноты
Такие дивные красоты,
Такие дали и высоты,
Что даже мысль про антрекоты
Скучна им стала до зевоты?
И напролет всю ночь еноты,
Звбыв про все свои заботы,
Играли весело фокстроты,
И менуэты, и гавоты.
Но не стерпели бегемоты –
Сломали в ярости фаготы,
Кларнеты бросили в болото.
И разорвали в клочья ноты
Клыками острыми койоты.
И горько плакали еноты –
Со вторника и до субботы.








***
У гориллы столько силы.
Что она одною левой
Нас бы в схватке победила.
Потому-то, друг мой милый,
Вежлив будь всегда с гориллой,
Как с английской королевой.




***
Леший очень нелюдим.
Он живет совсем один –
Ест поганки, пьет росу,
Ковыряется в носу
И порою за туристом,
Заблудившимся в лесу,
В полночь бегает со свистом.






***
С нитки сорвался шарик воздушный –
Вот бестолковый, вот непослушный!
Что ему нужно – там, в вышине?
Может, он вздумал жить на луне?
Но необъятны неба просторы.
Только кометы и метеоры
Могут промчаться во тьме ледяной
И повстречаться в небе с луной.
Зря он стремится выше и выше,
Добрых советов наших не слыша.
Будет недолгим этот полет –
Лопнет бедняга и упадет.
От безрассудства только убытки.
Лучше болтаться вечно на нитке,
Чем устремиться в холод и мглу.
Это понятно даже ослу!
Только, советов наших не слыша.
Шарик взлетатет выше и выше.


Орел
Любой,конечно, будет рад
Когда с орлом его сравнят:
Ведь даже волк - и тот боится
Когтей могучей этой птицы,
И только солнце да луна
Летают выше, чем она.

   Лев
Исследователь зоркий и пытливый,
увидев льва, заметит без труда,
что лев не постригался никогда.
Наверно, лев уверен горделивый,
что даже и с нестриженою гривой
он все-таки красавец хоть куда.

   Тигры и коты


Я храбростью рад бы прославиться,
Но мне чересчур уж  не нравятся
Любые подвижные игры,
В которых участвуют тигры.
Зато совершенно не страшно мне
Возиться с котами домашними .
Да, впрочем, и с дикими тоже.
Но лучше с домашними все же.

   Гиена

 На вид гиена - не красавица,
Да и воспитана прескверно.
Зато больней ее кусаются
Лишь аллигаторы, наверно.
По мненью знающих людей,
С гиеною знакомых лично -
Сам леопард при встрече с ней
Ведет себя куда скромней
И деликатней, чем обычно.













***
Порой бывает как-то все не так.
Сначала Климка пишет: »кашалот».
Потом читает все наоборот –
И вдруг возник какой-то «толашак»!
Но кто же это все-таки такой?
Быть может, змей какой-нибудь морской?
А может, птица ростом со слона?
А может быть, заморская страна?
Но кто в стране заморской той живет?
Веселый талашоковый народ,
Танцующий, не ведая забот,
Под небом талашоковым весь год?
Профессор математики – и тот
Ответ не сразу правильный найдет.
Но если прочитать наоборот –
Возникнет вновь обычный кашалот!




***
На свете есть огромная гора.
На ней растет огромная сосна.
Не только вся земля с нее видна  -
С нее видна отлично  вся луна,
Белесая с отливом  серебра.
На той сосне пастух сидит седой
С огромной шелковистой бородой.
На вид ему – примерно двести лет.
Он в тогу белоснежную одет,
Глаза его сверкают, словно нож,
И кнут его на молнию похож.
«Зачем же этот дед  туда залез?» -
Ты спросишь у меня наверняка.
Да чтоб на синем пастбище небес
Пасти на пару с ветром облака.
Иначе их летучие стада
Мгновенно разбредутся кто куда,
И в летний зной
Веселый дождь грибной
На землю не прольется никогда.






Загадка

Он носит шляпу, но, увы,
Он не имеет головы.
Он любит клумбы и луга.
Есть у него одна нога,
Но для нее нигде пока
Не смог найти он башмака.
Не веришь – можешь глянуть сам:
Недаром руки к небесам
В мольбе безмолвной он вознес.
Обидно бедному до слез:
Ведь будь ты первый богатей
И всей планетою владей –
Все ж будет жизнь твоя горька
Без головы и башмака.
Уж целый месяц слезы льет
Бедняга ночи напролет,
И ввысь глядит, и чуда ждет.
Но полагают небеса,
Что просто выпала роса,
А значит, делать чудеса
Причины нету никакой.
Но кто он все-таки такой?
Ты эту тайну сам раскрой –
Ведь ты-то парень с головой.


***
Сколько дней, сударыня Зима,
Снегом засыпала ты дома,
Сколько долгих пасмурных недель
За носы щипала ты людей,
Сколько вьюжных месяцев весну
В ледяном держала ты плену!
Но вчера в саду пропели птицы,
Что весна сбежала из темницы
И в бою войска твои разбила.
Где ж твоя, Зима, былая сила?
Где твои метели и бураны?
Складывай скорее в чемоданы
Шубы, шарфы, шапки и перчатки
И беги отсюда без оглядки.







Из Ханны Йохансен

Быть может, это только сон?
Я слышу шорох в тишине.
Я вижу – кто-то на балкон
Во мраке лезет по стене.
Мой кот, от страха еле жив,
Стремглав бросается во двор.
Дверь осторожно приоткрыв,
Заходит в спальню – нет, не вор,
А исполинский крокодил
величиною метров в пять.
И нет ни времени, ни сил
В другую комнату бежать.
Он открывает пасть свою –
Клыки сверкают, как ножи.
С кровати робко я встаю
И говорю ему :»Скажи,
Зачем явился в этот дом
Ты ночью темною тайком?»
И отвечает крокодил:
«Я шляпу здесь свою забыл».
Из шкафа шляпу он берет
И с ней взлетает в небосвод.
В квартире снова  тишина.
Пройдясь по крышам под луной,
Кот возвращается домой,
И в туче прячется луна.
А может, это все же был
Не исполинский крокодил,
А огнедышащий дракон?
Ну да, конечно, это он:
Не будь в квартире так темно,
Его узнал бы я давно –
Как только он разинул пасть.
Лишь одного я не пойму:
Откуда шляпа здесь взялась
И для чего она ему?







***
Что за жизнь была в пшеничном поле!
Кто не позавидовал бы доле
Тех, кто здесь недавно пировал,
Песни распевал и танцевал?
Только ночь уйдет в свои владенья,
Шмель в трактир приятелей зовет:
„Эй, спешите в наше заведенье
Пить росу и есть янтарный мед!»
Жук на зов торопится с женою,
Чтобы выпить чарочку росы.
Выпьет – и под пение хмельное
Полетят счастливые часы.
Мухи подпоют ему и пчелы –
Всей округе песня их слышна.
А потом комар придет веселый
Танцевать с друзьями дотемна.
Сколько дней веселье здесь царило!
А теперь здесь пусто и уныло:
Дождь осенний плачет от тоски.
Где же вы теперь, весельчаки?







***
Кто в нашей речке – самый главный?
Кто там над рыбами царит,
Воссев на трон самодержавный,
Приняв надменный грозный вид?
На этот счет молчит наука,
Но я считаю – это щука,
А Галкин, бывший управдом,
Уверен в том, что это – сом.
Об этом спорим мы часами,
Сверкая яростно глазами,
Без малого двенадцать  лет.
Нет у тебя знакомой рыбы?
Мы созвониться с ней могли бы
И верный выяснить ответ.








Сова
Чудная птица все-таки – сова!
Ведь что для нас с тобою – синева
Небес и солнца мячик золотой,
То для нее – покрытый темнотой,
Тревожный мир, где прячутся враги,
Где в двух шагах не видно ей ни зги.
Но что для нас с тобой – кромешный мрак,
Где можно рухнуть сослепу в овраг,
Где можно заблудиться и попасть
На дно болота или в волчью пасть,
То для нее как раз наоборот –
Пора, когда сияет небосвод,
Когда вся чаща светом залита.
Вокруг посмотришь – ну и красота!
Все светится  - деревья, пни, трава!
Вот так чудно устроена  сова.






***
Чем, скажи мне, похожи варан и баран?
Если б в гости к барану собрался варан,
То пришлось бы пройти ему  дюжину  стран
Или даже седой переплыть океан.
Не похожи нисколько они  и на вид:
Не имеет варан ни рогов , ни копыт,
И не носит мохнатую шубу зимой.
И едва ли с тобой
Мы сумеем найти
Смельчака,, что  его согласится пасти .
Нет, ничем на барана варан не похож.
Просто даже ни капельки. Так отчего ж,
Объясни, так похожи у них имена?
Если эта загадка тобой решена,
непременно доценты и профессора
прокричат в твою честь троекратно "ура".







Бабье лето, или Как Климка разговаривал с осенью и что
из этого вышло
В роще некому петь до рассвета,
Небо  сумрачней  день ото дня.
Я с тобою не ссорился, лето.
Отчего ж ты ушло от меня?
В наших окнах часов уже в восемь
Лишь ночная виднеется мгла.
Разве в гости я звал тебя, осень?
Почему ж ты без спросу пришла?
Люди теплые куртки надели,
Капли падают с веток и крыш.
Может, осень, хотя бы неделю
Ты в другом городке погостишь?
....................................................
Погляди, я старался не зря –
Осень вправду меня услыхала
И куда-то внезапно пропала:
Нам тепло и веселье даря,
Ярким золотом блещет заря.
Или вкралась случайно ошибка
В числа строгие календаря?
Или вдруг засияла улыбка
На печальном лице октября?






***
На клумбе – ни травинки, ни цветка,
Нависли грозовые облака,
Окрашена река в свинцовый цвет,
И лес в лохмотья  пестрые  одет.
Поля пусты, а ветер в ноябре
Поет уныло песни во дворе
И мокрою швыряется листвой.
Окно покрыто пылью дождевой,
И в черной луже около двери
Пузатые танцуют пузыри.
Но чем тоскливей  дождь и ветер злей,
Тем треск огня в камине веселей,
И тем светлей и краше этот дом,
Где мы вдвоем любуемся огнем.








***

Из какой-то далекой холодной страны
Прилетела метель неземной белизны,
Заплясала, запела в пустынном дворе,
Утомившись, вздремнуть прилегла на заре.
Вместе с нею и сад  задремал до весны,
Утонув в серебристых сугробах к утру,
Посреди воцарившейся вдруг тишины
Нам о чем-то  с тобой прошептав на ветру.
Но о чем? Что не вечны мороз и метель,
Что когда-нибудь лед превратится в капель,
И тогда – он побиться готов об заклад -
Непременно сошьет ему щедрый апрель
Из зеленого шелка роскошный наряд?
Я бы все это выяснил наверняка,
Но, признаюсь тебе откровенно, пока
Я не выучил толком того языка,
На котором деревья со мной говорят.







***
Темно, но ты еще не спишь ,
Лежишь и слушаешь, как мышь
в коробке возится картонной,
стоящей около дивана.
И ливень, как по барабану,
Стучит по крыше монотонно.
Шиповник гнется на ветру,
Листва срывается с ветвей.
В скворешню юркнул воробей,
И пес забрался в конуру,
И под крыльцо забился кот.
А ливень не перестает,
Не молкнет стук его веселый:
Он знает – ты еще не спишь,
И для тебя играет соло
На барабанах мокрых крыш.

Чародей
Уйдя навеки от людей,
их презирая от души,
живет могучий чародей
в лесной танственной глуши,
куда тропинки не ведут,
где песни птичьи не слышны.
Там в полумгле темнеет пруд.
В лучах серебряной луны
сидит порою чародей
подолгу около пруда.
И пучеглазых карасей
он превращает иногда
в дородных оперных певиц.
Они не хуже певчих птиц
поют под шорох камышей.
И им внимает чародей
во тьме часами напролет,
и сам вполголоса поет.
Порой в его пустынный дом
вползает в сумраке ночном
большая старая змея.
Он с нею диспуты ведет
о страшных тайнах бытия.
И если верх она берет,
то разъяренный чародей
волшебной палочкой своей
седой касается свечи.
И тотчас молния в ночи
сверкает огненным кнутом,
дрожит земля, грохочет гром,
деревья стонут на ветру.
Но, успокоившись к утру,
змее дарует чародей,
в знак благосклонности своей,
коробку импортных конфет -
и в свой уходит кабинет.
И там, призвав на помощь крыс,
проворных ящериц и сов...
Но кто постичь сумеет смысл
его на бред похожих слов?
Кто приобщиться бы посмел
к его запретной ворожбе?
Но если ты постичь сумел -
я не завидую тебе.













Загадка

Между небом и землей
Бродят медленно они.
Лес и поле в летний зной
Отдыхают в их тени.
Ветер, как из пластилина,
Может вылепить из них
И веселого дельфина,
И седого исполина,
И любых зверей лесных.
Им не труден и не скучен
Путь без цели, наугад.
Но порой они могучим
Басом, гулким, как набат,
Спорят, ссорятся, ворчат.
А потом часами слезы
Льют на землю с высоты,
И земля рождает розы
Небывалой красоты,
Золотые волны поля
И вишневый сад в цвету.
Ты давно, наверно, понял,
Про кого я речь веду?



***
- Cкажи мне, непоседа-ручеек:
Твой путь, наверно, труден и далек?
Мне шелестом волны твоей ответь:
Куда ты так торопишься успеть?
- Светило солнце майское, когда
Из вешнего подтаявшего льда
Я был в горах заснеженных рожден.
Просили передать они поклон
Сестре моей – стремительной реке.
В дорогу я пустился налегке,
Простившись с горным эхом, ледником,
Со скалами, с орлами  в небесах.
Скитаюсь я с тех пор в краю чужом,
Но где б я ни был – мне неведом страх.
Наверное, таков любой ручей:
Душа у нас беспечна, как весна,
И наши воды быстрые до дна
Пронизаны с утра и дотемна
Сияньем ярких солнечных лучей.
Мне путь к реке далекой не знаком,
Но что с того? Невелика беда!
Пусть тот, кем был я создан изо льда –
Пусть он и будет мне проводником.



***
«Хватит шалить и бездельничать! Сядь
И запиши без ошибок в тетрадь
То, что ребенку положено знать:
Два и один – это три, а не пять.
Манная каша полезней пирожного.
Мячик круглей чемодана дорожного.
Нам невозможно достичь невозможного.
Нам неизбежного не избежать» .
Так говорил седовласый старик,
С важностью палец подняв указательный.
Выслушал старца мальчишка внимательно,
Но не поверил ему ни на миг.
Он-то ведь знал: на земле ничего
Нет неизбежного и невозможного.
Что тут такого особенно сложного?
Скоро приблизится вновь  Рождество,
Яркий закат озарит облака,
к месяцу звезды придут на свидание
И до рассвета любые желания
Будут исполнены наверняка.
Взрослые, видно, забыли  секрет
Вьюжной поры, января белоснежного,
А для мальчишек по-прежнему нет
Ни невозможногo, ни неизбежного.






***
В тот час, когда закат уже погас,
Когда русалки водят хоровод.
Настраивает леший контрабас
И хрипло песнь печальную поет.
О том поет, что целые века
В одном и том же бродит он лесу,
Что гложет иногда его тоска.
Но жаловаться лешим не к лицу .
И он заводит песнь повеселей,
Тоску свою на время затая:
О том, что все же лешему милей
Его родная чаща, чем края,
В которых вечно кружится метель,
Где днем дрожишь на северном ветру,
А вечером уляжешься в постель –
И коркой льда покроешься к утру.
Милей, чем раскаленные пески,
В которых бродит медленно верблюд,
Где звезды так лучисты и близки,
Что глаз сомкнуть ночами не дают.
А то еще на свете есть страна,
Где бродят людоедов племена,
Где чаща лютых хищников полна –
Там лешему и вовсе не до сна.
Милей и краше лес его родной,
В котором каждый куст ему знаком.
Особенно в нем здорово  весной
Пройтись при лунном свете вечерком.
Тогда и петь не надо самому –
Звенит, как струны, вешняя капель.
И все-таки так хочется ему
Порой махнуть за тридевять земель!






Небесный странник

Едва часы двенадцать раз пробьют,
едва луна взойдет на небосвод,
И волки песнь ночную запоют –
Он в дальний отправляется поход.
За ним бежит огромный черный пес
С могучего быка величиной,
Да он и сам громаден, как утес –
Таких, как он, немного под луной.
Темнея среди звезд, в небесной мгле,
Идут они вдвоем не по земле –
Скользят они по облачной гряде,
Бесшумно, точно лебеди в воде.
В густых кустах скрывается олень,
В берлогу забирается медведь,
И жители окрестных деревень
Спешат дома скорее запереть.
Ведь это не секрет ни для кого:
Кто встретится с тем странником в пути,
Тому домой дороги не найти
И имени не вспомнить своего.
Довольно только глянуть в облака,
Увидеть только тень его вдали,
Чтоб в камень превратиться на века.
Он бродит в поднебесье до зари,
Но в час, когда светлеет небосвод
И в роще умолкает соловей,
Он поступью бесшумною своей
В страну, что нам неведома, идет.
За ним бежит огромный черный пес
С могучего быка величиной,
Да он и сам громаден, как утес –
Таких, как он, немного под луной.





***
Как-то раз вечернюю порой
Шел домой кузнец  лесной тропой.
Мирно  шелестел листвою лес.
Вдруг из чащи вышел лысый бес –
С толстою веревкою в руке,
В стареньком кургузом сюртуке.
Вышел и с усмешкой говорит:
«Ты своею силой знаменит.
Слышал я, что можешь и быка
Ты свалить ударом кулака.
Так давай проверим мы сейчас
У кого из нас побольше сил.
Вот веревка – я ее как  раз
Из дому с собою прихватил.
Ты, кузнец, берись за тот конец,
Я – за этот, и начнем тянуть.
Если перетянешь – молодец,
А не сможешь, то не обессудь:
Станешь навсегда моим слугой».
Может, встретив беса, кто другой
Голову б со страху потерял.
Но кузнец  был ловок и удал.
«Что ж, - сказал он весело в ответ, -
Я как раз сегодня на обед
Съел быка и парочку свиней.
Я сейчас, наверное, сильней
Дюжины таких, как ты, парней».
Между тем лесная стала мгла
Черной и густою, как смола.
И кузнец  подумал: »Ну, постой!»
И веревку он во мгле густой
К дубу незаметно привязал,
А потом с улыбкою сказал:
«Время нас тобой, браток, не ждет.
В кузне нынче дел невпроворот.
Попусту болтать мне, извини,
Некогда с тобою. Ну! Тяни!»
Бес отсрочек тоже не любил.
Тотчас изо всех бесовских сил
Начал за веревку он тянуть.
Тянет, тянет, тянет, тянет – грудь
Боль сдавила, бьет его озноб,
Лезут у него глаза на лоб,-
Толку никакого! Сдался бес,
Плюнул и в кустарнике исчез.
А кузнец домой к себе пришел,
И огонь в печи своей развел,
И, воздав Всевышнеу хвалу,
Постелил постель себе в углу,
И совсем уже собрался лечь,
Но решил дрова подбросить в печь.
Приоткрыл заслонку – вот те на!
Печь червоным золотом полна!
До сих пор не ведает кузнец –
То ли наградил его Творец,
Все на свете видящий с небес,
То ли оплошавший лысый бес,
В знак почтенья к силе и уму,
Подарил то золото ему.
Я бы подсказал ему ответ,
Если бы открыли мне секрет
Небеса святые или ад –
Но они и мне не говорят,
Кто послал богатство кузнецу.
А гадать мне, право, не к лицу.






***
Живой ли ты, цветок? Ведь ты всегда молчишь:
Речей не говоришь и песен не поешь,
Не свищешь, не звенишь и даже не журчишь.
Молчанием своим на камень ты похож.
- Зачем мне говорить? Кзгляни на  мой бутон –
Любых твоих речей стократ прекрасней он.
Вглядись в него, пойми, что высказано в нем –
И песни всех времен, сказанья всех племен
Услышишь ты тогда в молчании моем.





***
Жил да был на свете Никто.
Не носил он зимой пальто,
Не читал спортивных газет,
Не смотрел в театре балет.
Не ходил в кафе в выходной,
Не гулял в саду под луной,
Не бывал ни разу в кино,
Не глядел ни разу в окно.
Никогда он конфет не ел,
Никогда он песен не пел,
На лужайке цветов не рвал.
В долг не брал, взаймы не давал.
Не был строен, не был горбат,
Не был холост, не был женат.
В общем, жил Никто без забот –
Может, час , а может, и год,
Может, век, а может, и миг.
А когда за ним смерть пришла,
То его она не нашла:
Подняла от ярости крик,
Затрясла седой головой,
Застучала кривой клюкой,
Но вернулась ни с чем домой.
Не попал он ни в рай, ни в ад:
Впрочем, этому он не рад,
Но и не огорчен ничуть.
А теперь я хочу вздремнуть
На диване своем часок, 
Как пришедший с прогулки кот.
Пусть последнюю пару строк
 сам Никто за меня черкнет:
..........................







***
Молвило море густым облакам:
-Дети, я вижу, наскучило вам
Вечно седой любоваться волной –
Хочется вам и на землю взглянуть.
Что же – вам время расстаться со мной,
Время в далекий отправиться путь.
Вас небывалые ждут чудеса:
Встретят вас щебетом птичьим леса,
Степь позовет в необъятную даль,
Где исчезает любая печаль.
Россыпью искр вас снега удивят,
Вечером поздним оденет закат
Вас в золотисто-багряный наряд,
И города хлопотливых людей
Вас суетой позабавят своей.
Вы познакомитесь с гордым орлом,
Соколом смелым и быстрым стрижом.
Рады вам будут и лев, и жираф,
И носорог, и ленивец, и бык.
Мир посмотрев и себя показав,
Молнией мглу осветите на миг,
Рявкните так, чтобы каждый решил,
Что в небесах пробудился вулкан,
Или вдали изо всех своих сил
Бьет в боевой барабан великан.
Тысячей ливней обрушьтесь с небес,
Вволю своей напоите водой
Травы, колосья и сумрачный лес,
Станьте ручьями, разлейтесь рекой –
И возвратитесь из странствий ко мне,
Снова в моей растворясь глубине.


Воробей
Уже  поблекла синева
В проеме серых облаков,
Трава в полях едва жива.
И утром в сумраке лесов
Не слышно птичьих голосов,
И все скворечники пусты,
И поседевшие пруды
Покой безмолвный обрели.
И скрылись в пасмурной дали
С прощальной песней журавли.
Но все ж нисколько воробья
Не манят дальние края.
Порой осенней он на вид,
Как прежде, бодр и деловит,
Невзгод не помнит и обид
И любит шум и кутерьму.
Спасаться незачем ему
От вихревого декабря,
Лететь не стоит за  моря:
Пусть ночи зимние черны,
Пускай порой во тьме ночной
Метели высятся стеной,
Но чудеса чужой страны
Ему и вправду не нужны,
Чтоб вновь увидеться с весной.






***
В конце весны взбрело на ум улитке
По саду прогуляться до калитки,
Что от нее шагах в двухстах была.
Уже в июле, пятого числа,
Она до клумбы пестрой доползла,
И в августе, стремясь вперед упорно,
Она достигла грядки помидорной.
И сотню дней спустя наверняка
Была бы цель уже недалека.
Но тут пошли дожди, похолодало,
И с яблони упал последний лист,
Да странница к тому же и устала –
Ведь путь ее был долог и тернист.
- Ну что ж, - вздохнув, промолвила улитка, -
Прощай навек, садовая калитка!
Пусть цели я достигнуть не смогла,
Зато пешком полмира я прошла.
Способны лишь немногие на это:
На всей земле – всего улиток пять.
И долго будут лучшие поэты
Мой подвиг вдохновенно воспевать!





**
Светлячок
Посиди, светлячок, на ладони моей.
Я тебе никакого не сделаю зла.
От огня твоего не исходит тепла
И нисколько в ночи от него не светлей.
Только, сколько бы брови не хмурила мгла,
Сколько б туч не покрыло ночной небосвод,
Чьи бы вздохи не слышались нам в тростнике,
Совладает с тоской за мгновение тот,
Кто зеленую звездочку держит в руке.





***
Слышишь в прихожей таинственный шум?
То знаменитый фельдмаршал Бумбум
К нам приближается с войском своим.
Скачет на лошади он деревянной,
Машет свирепо мечом жестяным.
Вместе с пехотой своей оловянной
В битвах кровавых он непобедим.
Нет его в мире хитрей и храбрее.
Ярко искрится его портупея
Из серебристой блестящей фольги.
Даже взглянуть на Бумбума не смея,
В плен ему сразу сдаются враги.
Он уже близко! Дружище, беги
В спальню и спрячься скорей  под диваном –
Там и за месяц тебя не найдешь.
Или мы в битве с полком оловянным
Головы сложим свои ни за грош.
Против разрывов бумажной картечи
Не устоит никакая стена.
Все ж остается надежда одна:
Воинов сложат в коробку под вечер –
Тут и закончится сразу война.



***

 На лугу отважный рыцарь
Встретил юную девицу,
Имя вежливо спросил
И на танец пригласил.
Но девица отвечала:
«В жизни я уже немало
Храбрых рыцарей встречала.
Что мне в титуле твоем?
Молода я и прекрасна,
И пуститься в пляс согласна
Лишь с могучим королем!»
Через  два примерно года
Вдруг купец чернобородый
Появился на лугу.
Заприметил он девицу,
Закрутил усы в дугу.
Пригласил  ее в столицу,
Вместе  с ним повеселиться,
В кабачке потанцевать.
Но она твердит опять:
«Ты не беден, это ясно.
Но стараешься напрасно.
Что в богатстве мне твоем?
 В пляс  пуститься я согласна
лишь с могучим королем!»
Время быстро пролетело,
Миновало сорок лет,
И девица поседела –
Короля же нет как нет.
Грустно думает девица:
«Вот бы мне повеселиться,
С кем-нибудь потанцевать!
Хоть один часочек!» Глядь,
Свинопас идет куда-то:
Одежонка вся измята,
Здесь – прореха, там – заплата,
Просят каши сапоги,
Да и те – с чужой ноги.
Говорит ему девица:
«Не желаешь  ли, дружок,
Ты со мной повеселиться,
Станцевать со мной разок?»
Этой просьбой ошарашен,
Все же буркнул свинопас:
«Что ж, давай, старуха, спляшем»
И пустились  оба в пляс.




***
Жила-была кикимора болотная.
Зимой она – озябшая, голодная,
Весь день слонялась бестолку в лесу
С огромною сосулькой на носу.
Когда  светило солнышко весеннее,
Рождая в сердце сладкое волнение,
Она плясала с местным водяным,
Настоем напоив его хмельным.
А летнею порою благодатною
Она глядела в небо необъятное
В траве душистой лежа день-деньской,
И потчевала лешего ухой.
Когда же чаща осенью пустела, и
Ветра срывали листья пожелтелые,
Кикимора, бродя среди болот,
Стихи слагала ночи напролет.
Ну, в общем, то была совсем обычная
Кикимора. Таких кикимор лично я ,
Конда мне шел восьмой примерно год,
Встречал в любом из сказочных болот –
Да там их каждый запросто найдет.



***
Он стоит на пироге,
Посреди горящих свечек –
Шоколадный человечек
С розой сахарной в руке.
Сдвинув шляпу на затылок,
Улыбаясь до ушей,
Не боясь ни острых вилок,
Ни наточенных ножей,
На гостей он смотрит бойко,
Хоть ни с кем и не знаком,
И как будто бы нисколько
Не печалится о том,
Что всего минут пятнадцать
Остается улыбаться
И глазеть вокруг ему.
Скоро я его сниму
С корки сдобной осторожно
И отправлю в рот к себе.
Вроде, радоваться сложно
От души такой судьбе.
Но живут одним мгновеньем
Шоколадные сердца.
Нет в них места сожаленьям.
Погляди на удальца:
Если б мне грозило тоже
В чей-то вдруг попасть живот,
Я б дрожал – а он, похоже,
Весь от радости  цветет.
Да и мы б с тобой умели
Жить в довольстве и веселье,
Словно жизнь и в самом деле
Будет длиться без  конца -
Если б мы с тобой имели
Шоколадные сердца.





В  сумерках летних зажглись фонари,
В гнезда вернулись уствлые птицы.
Выцвели краски вечерней зари.
Стынет камин, не скрипят половицы,
Мышь не скребется, труба не дымится.
Дремлят шиповник,черемуха, три
Клумбы и лужа у нашей двери.
Луже уснувшей, наверное, снится
Будто бы стала она океаном,
Волны вздымает свои в небеса,
Вместе с ревущим во тьме ураганом
Мачты ломает и рвет паруса,
Басом рокочущим с грозами ссорится...
А у ручья, как обычно, бессонница –
Что-то твердит, не смыкая очей,
Месяцу, совам и звездам ручей
Вот уже тысячу тысяч ночей.



Уже стремятся к югу птичьи стаи,
Но чей-то щебет слышится в листве,
И солнце, словно рыбка золотая,
Купается в небесной синеве,
И россыпи опят на пне сосновом
Еще желтеют в чаще вековой,
И все еще раздолье рыболовам -
Без шубы и без шапки меховой
Они на травке нежатся  прибрежной,
Следя за колыханьем поплавка
И вслушиваясь  в лепет безмятежный
Воды озерной, ив и тростника.
И пусть  всегда на слезы и капризы
Была  погода осенью щедра,
Но все же будет лес еще пронизан
не раз лучами теплыми с утра.
 
Осел   

Нелегкой издавна была
Судьба смиренного осла:
Он никому не делал зла,
Не затевал ни разу ссоры,
Не вел пустые разговоры.
Так почему ж который год
Глупцом упрямым он слывет?
И пусть осел, само собою,
не спорит бестолку с судьбою.
Пусть не перечит он толпе,
Предпочитая жить в покое.
Но каково ему такое
Все время слышать о себе!
Как будто птицы или рыбы
С ослом соперничать смогли бы,
Когда б задумались всерьез
О смысле каждого явленья -
От огородного растенья
До солнца, сумерек и звезд.
На зависть курице и прочим
Подобным жителям села,
Осел всегда сосредоточен:
Пила - и та бы не смогла
Отвлечь внимание осла
И помешать ему до ночи
Свои обдумывать дела.
Он и в хлеву, порой ночною,
Жуя задумчиво овес,
Над суетой парит земною -
Там, в золотом тумане грез,
В безбрежном море вдохновенья.
Так почему ж без сожаленья
Ослиный род клеймит молва?
Кто защитит его права?
Кого призвать ослам к ответу,
Кто их решил оклеветать?
Не первый год загадку эту
Ослы стремятся разгадать.
Увы, в нелегком этом деле
Ослы пока не преуспели.
Но что с того? Наверняка
Они своей достигнут цели,
Они найдут клеветника.





 




Давным-давно – а может, даже раньше -
Когда земля светлей была и краше,
когда еще казалась мне метель
седою бородою исполина,
а тесный двор - просторною долиной:
когда лет пять мне было с половиной,
поехал я на несколько недель
в деревню под названьем Голубель.
Тогда я не испытывал желанья
раздумывать, откуда вдруг названье
такое необычное взялось.
Ведь мне тогда впервые довелось
в деревне оказаться настоящей -
среди полей, вблизи сосновой чащи,
всего лишь в километре от пруда
и луга василькового, куда
пастух на зорьке гнал коровье стадо.
И было столько яблок, винограда,
черешни, груш, клубники, огурцов,
вареников, сметаны, голубцов,
лесных тропинок, солнца, неба, зноя,
цветов почти с меня величиною,
дождей грибных, прохлады, молока,
стогов душистых сена, тростника,
созвездий, полумглы в церквушке древней -
что, в общем, о названии деревни
раздумывать мне было недосуг.
Уже потом, познав азы наук,
женившись, познакомившись с тобою,
раз семьдесят поссорившись с судьбою,
я справочник толстенный раздобыл
географа Антипа Пустякова,
прочел его - и вдруг среди густого
тумана мир в глазах моих поплыл.
Представь:в России вовсе нет такого,
вблизи или за тридевять земель,
селенья под названьем Голубель!
Но мне же не приснилось это лето,
где было столько яблок, столько света -
ну, я тебе рассказывал уже...
Не мог же я и вправду в мираже
недели три прожить. Но нет ни слова
о местности такой у Пустякова.
С тех пор ее повсюду я искал:
объездил все Поволжье, весь Урал,
в степи казахской жарился под солнцем,
в Сибири брел, шатаясь, сквозь метель -
все бестолку. И все ж, когда смеется
весною в нашем городе капель,
я верю, что она еще найдется -
деревня под названьем Голубель.