А он говорил ей нередко...

А он говорил ей нередко,
Затягиваясь папиросой:
"Потребность всем нравиться, детка,
Рождает большие запросы".
Она улыбалась, жевала
Губу и давилась текстурой.
Он брови нахмурил устало:
"Вот-вот. Я об этом. Подумай".

А он говорил ей нередко,
Пуская клубы в поднебесье:
"Лепить из себя стерву, детка, -
Чертовское мракобесие".
Она длинным ногтем давила
На пульс его, вену сжимала.
Со вздохом обнял, через силу:
"Вот-вот. Я об этом. Достала".

А он помогал ей нередко:
Когда вдруг машина ломалась,
Когда доставала соседка,
И если мечта не сбывалась,
Когда унитаз тек и трубы
Кричали: "Давай мужика нам",
И если просили губы,
И если просила мама,
И если казалось, что мир весь
Настроен на срыв и удар,
И если тревожная известь
Вонзалась в волос пожар,
И если икона падала,
И если дрожали руки,
И если хотелось быть лучше,
Чем "эти дешевые суки",
И если был вечер постылым,
И если в груди горячо,
И если хотелось милым
Кого-то назвать в плечо.

Он был и спокоен, и резок.
Она отходила в сторонку:
"Сними себя с долбаных фресок", -
И терпкий плевок ей вдогонку.

Она приходила и каялась.
Сидели на кухне, молчали.
Дурацкая прелая зависть
Сквозила в его печали.
Бессмысленная фееричность
Сквозила в ее повадках.
Созревшая и обычная
Тоска проседала осадком

У края его подбородка,
На кончиках ее пальцев.
"Потребность влюбить в себя, детка,
Рождает стремленье остаться".
Она улыбалась: "Конечно,
Такая вот переоценка".
Он тихо сглотнул - и навечно
Остался прикованным к стенке.

Она уходила под утро.
Она на мосту курила.
"Потребность считаться мудрой
Рождает этюд "забыла"".
Нелепо и в общем-то вряд ли
Достойно стихов и имен.
Она тихо плачет в парке.
Он холост. И не влюблен.