Календарь поэзии. 5 сентября

5 сентября — день рождения А.К. Толстого

Алексей Константинович Толстой родился 24 августа (5 сентября н.с.) в Петербурге в знатной дворянской семье. Родители разошлись сразу после рождения сына; он воспитывался матерью и ее братом — писателем А. Перовским (псевдоним А. Погорельский). Детские годы прошли в имениях матери, позже дяди на Северной Украине. Получил хорошее домашнее образование.
В 17 лет он был зачислен в Московский архив Министерства иностранных дел, затем был на дипломатической службе в Германии. В 1843 получил звание камер-юнкера.
Литературным творчеством Толстой занимался с раннего возраста, поощряемый своим дядей. Писал стихи, фантастические повести, и уже его первая опубликованная под псевдонимом "Краснорогский" в 1841 повесть "Упырь" была замечена Белинским.
В 1840-е годы он начал работать над историческим романом "Князь Серебряный", оконченным в 1861. В этот же период написал рад баллад и лирических стихотворений, получивших широкую известность и впоследствии положенных на музыку русскими композиторами ("Колокольчики мои", "Ты знаешь край, где все обильем дышит", "Курган", "Средь шумного бала..." и др.).
В 1854 вместе со своими двоюродными братьями Жемчужниковыми создал сатирическую литературную маску Козьмы Пруткова и сборник его сочинений, до сих пор популярный в России.
Служба при дворе (флигель-адъютант Александра II, затем егермейстер — заведующий егерями царской охоты) давала писателю возможность вступаться за близких ему людей (хлопотал о возвращении из ссылки Шевченко, об Аксакове, Тургеневе).
В 1861 он добился отставки ("Служба и искусство несовместимы...", — написал он царю) и все свои силы и время стал отдавать литературе.
В 1862 была опубликована драматическая поэма "Дон Жуан"; в 1866 — 1870 — историческая трилогия, включавшая трагедию "Смерть Иоанна Грозного", "Царь Федор Иоаннович", "Царь Борис".
В последние годы обратился к поэзии (писал баллады и политические сатиры в стихах).
Уйдя в отставку, в основном жил в своих имениях, уделяя мало внимания хозяйству, и постепенно разорился. Ухудшилось состояние его здоровья. В возрасте 58 лет А. Толстой 28 сентября (10 октября н.с.) 1875 скончался в имении Красный Рог Черниговской губернии.


* * *
Колокольчики мои,
        Цветики степные!
Что глядите на меня,
        Тёмно-голубые?
И о чём звените вы
        В день весёлый мая,
Средь некошеной травы
        Головой качая?

Конь несёт меня стрелой
        На поле открытом;
Он вас топчет под собой,
        Бьёт своим копытом.
Колокольчики мои,
        Цветики степные!
Не кляните вы меня,
        Тёмно-голубые!

Я бы рад вас не топтать,
        Рад промчаться мимо,
Но уздой не удержать
        Бег неукротимый!
Я лечу, лечу стрелой,
        Только пыль взметаю;
Конь несёт меня лихой,-
        А куда? не знаю!

Он учёным ездоком
        Не воспитан в холе,
Он с буранами знаком,
        Вырос в чистом поле;
И не блещет как огонь
        Твой чепрак узорный,
Конь мой, конь, славянский конь,
        Дикий, непокорный!

Есть нам, конь, с тобой простор!
        Мир забывши тесный,
Мы летим во весь опор
        К цели неизвестной.
Чем окончится наш бег?
        Радостью ль? кручиной?
Знать не может человек -
        Знает бог единый!

Упаду ль на солончак
    Умирать от зною?
Или злой киргиз-кайсак,
    С бритой головою,
Молча свой натянет лук,
    Лежа под травою,
И меня догонит вдруг
    Медною стрелою?

Иль влетим мы в светлый град
    Со кремлем престольным?
Чудно улицы гудят
    Гулом колокольным,
И на площади народ,
    В шумном ожиданье
Видит: с запада идет
    Светлое посланье.

В кунтушах и в чекменях,
    С чубами, с усами,
Гости едут на конях,
    Машут булавами,
Подбочась, за строем строй
    Чинно выступает,
Рукава их за спиной
    Ветер раздувает.

И хозяин на крыльцо
    Вышел величавый;
Его светлое лицо
    Блещет новой славой;
Всех его исполнил вид
    И любви и страха,
На челе его горит
    Шапка Мономаха.

"Хлеб да соль! И в добрый час!-
    Говорит державный.-
Долго, дети, ждал я вас
    В город православный!"
И они ему в ответ:
    "Наша кровь едина,
И в тебе мы с давних лет
    Чаем господина!"

Громче звон колоколов,
    Гусли раздаются,
Гости сели вкруг столов,
    Мед и брага льются,
Шум летит на дальний юг
    К турке и к венгерцу -
И ковшей славянских звук
    Немцам не по сердцу!

Гой вы, цветики мои,
    Цветики степные!
Что глядите на меня,
    Темно-голубые?
И о чем грустите вы
    В день веселый мая,
Средь некошеной травы
    Головой качая?
1840-е годы

Любимые Мышалетные стихи Толстого А.К.

Илья Муромец
           1

Под броней с простым набором,
   Хлеба кус жуя,
В жаркий полдень едет бором
   Дедушка Илья;

           2

Едет бором, только слышно,
   Как бряцает бронь,
Топчет папоротник пышный
   Богатырский конь.

           3

И ворчит Илья сердито:
   «Ну, Владимир, что ж?
Посмотрю я, без Ильи-то
   Как ты проживешь?

           4

Двор мне, княже, твой не диво,
   Не пиров держусь,
Я мужик неприхотливый,
   Был бы хлеба кус!

           5

Но обнес меня ты чарой
   В очередь мою —
Так шагай же, мой чубарый,
   Уноси Илью!

           6

Без меня других довольно:
   Сядут — полон стол;
Только лакомы уж больно,
   Любят женский пол.

           7

Все твои богатыри-то,
   Значит, молодежь —
Вот без старого Ильи-то
   Как ты проживешь!

           8

Тем-то я их боле стою,
   Что забыл уж баб,
А как тресну булавою,
   Так еще не слаб!

           9

Правду молвить, для княжого
   Не гожусь двора,
Погулять по свету снова
   Без того пора.

           10

Не терплю богатых сеней,
   Мраморных тех плит;
От царьградских от курений
   Голова болит;

           11

Душно в Киеве, что в скрине, —
   Только киснет кровь,
Государыне-пустыне
   Поклонюся вновь!

           12

Вновь изведаю я, старый,
   Волюшку мою —
Ну же, ну, шагай, чубарый,
   Уноси Илью!»

           13

И старик лицом суровым
   Просветлел опять,
По нутру ему здоровым
   Воздухом дышать;

           14

Снова веет воли дикой
   На него простор,
И смолой и земляникой
   Пахнет темный бор.
Май (?) 1871


Поток-богатырь
               1
Зачинается песня от древних затей,
   От веселых пиров и обедов,
И от русых от кос, и от черных кудрей,
   И от тех ли от ласковых дедов,
Что с потехой охотно мешали дела;
От их времени песня теперь повела,
   От того ль старорусского краю,
   А чем кончится песня — не знаю.

               2
У Владимира Солнышка праздник идет,
   Пированье идет, ликованье,
С молодицами гридни ведут хоровод,
   Гуслей звон и кимвалов бряцанье;
Молодицы что светлые звезды горят
И под топот подошв и под песенный лад,
   Изгибаяся, ходят красиво,
   Молодцы выступают на диво.

               3
Но Поток-богатырь всех других превзошел:
   Взглянет — искрами словно обмечет;
Повернется направо — что сизый орел,
   Повернется налево — что кречет;
Подвигается мерно и взад и вперед,
То притопнет ногою, то шапкой махнет,
   То вдруг станет, тряхнувши кудрями,
   Пожимает на месте плечами.

               4
И дивится Владимир на стройную стать,
   И дивится на светлое око:
«Никому, — говорит, — на Руси не плясать
   Супротив молодого Потока!»
Но уж поздно, встает со княгинею князь,
На три стороны в пояс гостям поклонясь,
   Всем желает довольным остаться —
   Это значит: пора расставаться.

               5
И с поклонами гости уходят домой,
   И Владимир княгиню уводит,
Лишь один остается Поток молодой,
   Подбочася, по-прежнему ходит,
То притопнет ногою, то шапкой махнет,
Не заметил он, как отошел хоровод,
   Не слыхал он Владимира ласку,
   Продолжает по-прежнему пляску.

               6
Вот уж месяц из-за лесу кажет рога,
   И туманом подернулись балки,
Вот и в ступе поехала баба-яга,
   И в Днепре заплескались русалки;
В Заднепровье послышался лешего вой,
По конюшням дозором пошел домовой,
   На трубе ведьма пологом машет,
   А Поток себе пляшет да пляшет.

               7
Сквозь царьградские окна в хоромную сень
   Смотрят светлые звезды, дивяся,
Как по белым стенам богатырская тень
   Ходит взад и вперед, подбочася.
Перед самой зарей утомился Поток,
Под собой уже резвых не чувствует ног,
   На мостницы как сноп упадает,
   На полтысячи лет засыпает.

               8
Много снов ему снится в полтысячи лет:
   Видит славные схватки и сечи,
Красных девиц внимает радушный привет
   И с боярами судит на вече;
Или видит Владимира вежливый двор,
За ковшами веселый идет разговор,
   Иль на ловле со князем гуторит,
   Иль в совете настойчиво спорит.

               9
Пробудился Поток на Москве на реке,
   Пред собой видит терем дубовый,
Под узорным окном, в закутном цветнике,
   Распускается розан махровый.
Полюбился Потоку красивый цветок,
И понюхать его норовится Поток,
   Как в окне показалась царевна,
   На Потока накинулась гневно:

               10
«Шеромыжник, болван, неученый холоп!
   Чтоб тебя в турий рог искривило!
Поросенок, теленок, свинья, эфиоп,
   Чертов сын, неумытое рыло!
Кабы только не этот мой девичий стыд,
Что иного словца мне сказать не велит,
   Я тебя, прощелыгу, нахала,
   И не так бы еще обругала!»

               11
Испугался Поток, не на шутку струхнул:
   «Поскорей унести бы мне ноги!»
Вдруг гремят тулумбасы; идет караул,
   Гонит палками встречных с дороги;
Едет царь на коне, в зипуне из парчи,
А кругом с топорами идет палачи —
   Его милость сбираются тешить,
   Там кого-то рубить или вешать.

               12
И во гневе за меч ухватиляс Поток:
   «Что за хан на Руси своеволит?»
Но вдруг слышит слова: «То земной едет бог,
   То отец наш казнить нас изволит!»
И на улице, сколько там было толпы, —
Воеводы, бояре, монахи, попы,
   Мужики, старики и старухи, —
   Все пред ним повалились на брюхи.

               13
Удивляется притче Поток молодой:
   «Если князь он иль царь напоследок,
Что ж метут они землю пред ним бородой?
   Мы честили князей, но не эдак!
Да и полно, уж вправду ли я на Руси?
От земного нас бога господь упаси!
   Нам Писанием велено строго
   Признавать лишь небесного Бога!»

               14
И пытает у встречного он молодца:
   «Где здесь, дядя, сбирается вече?»
Но на том от испугу не видно лица:
   «Чур меня, — говорит, — человече!»
И пустился бежать от Потока бегом,
У того ж голова заходила кругом,
   Он на землю как сноп упадает,
   Лет на триста еще засыпает.

               15
Пробудился Поток на другой на реке,
   На какой? — не припомнит преданье;
Погуляв себе взад и вперед в холодке,
   Входит он во просторное зданье;
Видит: судьи сидят, и торжественно тут
Над преступником гласный свершается суд.
   Несомненны и тяжки улики,
   Преступленья ж довольно велики:

               16
Он отца отравил, пару теток убил,
   Взял подлогом чужое именье
Да двух братьев и трех дочерей задушил, —
   Ожидают присяжных решенья.
И присяжные входят с довольным лицом:
«Хоть убил, — говорят, — не виновен ни в чем!»
   Тут платками им слева и справа
   Машут барышни с криками: браво!

               17
И промолвил Поток: «Со присяжными суд
   Был обычен и нашему миру,
Но когда бы такой подвернулся нам шут,
   В триста кун заплатил бы он виру!»
А соседи, косясь на него, говорят:
«Вишь, какой затесался сюда ретроград!
   Отсталой он, то видно по платью,
   Притеснять хочет меньшую братью!»

               18
Но Поток из их слов ничего не поймет,
   И в другое он здание входит;
Там какой-то аптекарь, не то патриот,
   Пред толпою ученье проводит:
Что, мол, нету души, а одна только плоть
И что если и впрямь существует господь,
   То он только есть вид кислорода,
   Вся же суть в безначалье народа.

               19
И, увидея Потока, к нему свысока
   Патриот обратился сурово:
«Говори, уважаешь ли ты мужика?»
   Но Поток вопрошает: «Какого?»
«Мужика вообще, что смиреньем велик!»
Но Поток говорит: «Есть мужик и мужик:
   Если он не пропьет урожаю,
   Я тогда мужика уважаю!»

               20
«Феодал! — закричал на него патриот. —
   Знай, что только в народе спасенье!»
Но Поток говорит: «Я ведь тоже народ,
   Так за что ж для меня исключенье?»
Но к нему патриот: «Ты народ, да не тот!
Править Русью призван только черный народ!
   То по старой системе всяк равен,
   А по нашей лишь он полноправен!»

               21
Тут все подняли крик, словно дернул их бес,
   Угрожают Потоку бедою.
Слышно: почва, гуманность, коммуна, прогресс
   И что кто-то заеден средою.
Меж собой вперерыв, наподобье галчат,
Все об общем каком-то о деле кричат,
   И Потока с язвительным тоном
   Называют остзейским бароном.

               22
И подумал Поток: «Уж, господь борони,
   Не проснулся ли я слишком рано?
Ведь вчера еще, лежа на брюхе, они
   Обожали московского хана,
А сегодня велят мужика обожать.
Мне сдается, такая потребность лежать
   То пред тем, то пред этим на брюхе,
   На вчерашнем основана духе!»

               23
В третий входит он дом — и объял его страх:
   Видит, в длинной палате вонючей,
Все острижены вкруг, в сюртуках и очках,
   Собралися красавицы кучей.
Про какие-то женские споря права,
Совершают они, засуча рукава,
   Пресловутое общее дело:
   Потрошат чье-то мертвое тело.

               24
Ужаснулся Поток, от красавиц бежит,
   А они восклицают ехидно:
«Ах, какой он пошляк! Ах, как он неразвит!
   Современности вовсе не видно!»
Но Поток говорит, очутясь на дворе:
«То ж бывало у нас и на Лысой горе,
   Только ведьмы хоть голы и босы,
   Но, по крайности, есть у них косы!»

               25
И что видеть и слышать ему довелось:
   И тот суд, и о боге ученье,
И в сиянье мужик, и девицы без кос —
   Всё приводит его к заключенью:
«Много разных бывает на свете чудес!
Я не знаю, что значит какой-то прогресс,
   Но до здравого русского веча
   Вам еще, государи, далече!»

               26
И так сделалось гадко и тошно ему,
   Что он наземь как сноп упадает
И под слово прогресс, как в чаду и дыму,
   Лет на двести еще засыпает.
Пробужденья его мы теперь подождем,
Что, проснувшись, увидит, о том и споем,
   А покудова он не проспится,
   Наудачу нам петь не годится.
Начало 1871