Поэт и толпа в лирике Игоря Северянина

Популярность Игоря Северянина до  отъезда из России была невероятной. Общеизвестно, что его избрали королем поэтов в 1918 году. И это в то время, когда жили и творили выдающиеся поэты Серебряного века.
     В чем секрет Игоря Северянина? Думаю, прежде всего в том, что он открыл рецепт поэзии,  которая нравится публике. В  составе этой поэзии только три компонента: гламур, гламур... и еще раз гламур.

     Большинство читателей не могло, конечно, понять великих идей и пророчеств, которыми пронизана, к примеру, лирика Блока и Ахматовой. Не имея соответствующего образования или большого культурного багажа, трудно  также оценить выразительность метафор или точность эпитетов. Зато толпе близки и дороги понятия, которые составляют, по мнению этой самой толпы, фундамент успешности, красивой жизни. Именно употребление и повторение слов-маркёров, обозначающих эти понятия, и делало стихи Северянина понятными и близкими толпе. Таких слов-маркёров в начале ХХ века было немного: шампанское, ананас, смокинг, авто, роза, лилия, замок... Увидев знакомые слова, толпа ликовала: «Наконец-то нашелся поэт, понимающий, как красива наша жизнь, и воспевающий ее!»

     Гувернантка-барышня
     Вносит в кабинет
     В чашечках фарфоровых
     Creme d'epine-vinette.

     Чашечки неполные
     Девственны на вид.
     В золотой печеннице
     Английский бисквит.      (Барбарисовая поэза, 1914)

     Это было у моря, где ажурная пена,
     Где встречается редко городской экипаж...
     Королева играла — в башне замка — Шопена,
     И, внимая Шопену, полюбил ее паж.      (Это было у моря..., 1910)

     И знаменитые, «зацитированные» буквально до дыр строки,  которые нельзя не привести:

     Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
     Удивительно вкусно, искристо и остро!
     Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
     Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!      (Увертюра, 1915)


     Мудрый, ироничный человек, ювелирный мастер стихотворной формы, Игорь Северянин решил завоевать любовь публики и добился своей цели: публика буквально носила его на руках. То, что поэт на самом деле презирал эту публику, до нее как-то не доходило. Сосредоточившись на стихотворениях, в которых Игорь Северянин виртуозно жонглировал любезными ей понятиями, толпа не замечала другого:

     В смокингах, в шик опроборенные, великосветские олухи
     В княжьей гостиной наструнились, лица свои оглупив.
     Я улыбнулся натянуто, вспомнил сарказмно о порохе:
     Скуку взорвал неожиданно нео-поэзный мотив.
     Каждая строчка — пощечина. Голос мой — сплошь издевательство.
     Рифмы слагаются в кукиши. Кажет язык ассонанс.
     Я презираю вас пламенно, тусклые ваши сиятельства,
     И, презирая, рассчитываю на мировой резонанс.    (В блесткой тьме, 1913)

     Это страшно! - все одно и то же:
     Разговоры, колкости, обеды,
     Зеленщик, прогулка, море, сон,
     Граммофон, тоска, соседей рожи,
     Почта, телеграммы про победы
     И в саду все тот же старый клен... (Это страшно, 1915)

     Кто-то, конечно, читал и эти стихи, но легко от них отмахнулся, назвав неважными, а самыми лучшими считая те, в которых, преломившись через магический кристалл поэзии, сверкала и бурлила жизнь «элиты» - толпы. Расставаться с Игорем Северяниным -  поэтом своих услад и утех - толпа не желала.

     Много лет  живя в дали от родины, переосмысливая прошедшее и пытаясь понять настоящее, один из сонетов цикла «Медальоны» поэт посвятит себе. Там он окончательно прояснит проблему своих взаимоотношений  с толпой:

     Он тем хорош, что он совсем не то,
     Что думает о нем толпа пустая,
     Стихов принципиально не читая,
     Раз нет в них ананасов и авто,

     Фокстрот, кинематограф и лото -
     Вот, вот куда людская мчится стая!
     А между тем душа его простая,
     Как день весны. Но это знает кто?     (Игорь Северянин,  1926)


     Завороженная блеском слов, увлеченная поисками доступных  ей смыслов, толпа так и не смогла разглядеть подлинного Игоря Северянина — большого поэта и неординарную личность.