В иллюминаторах иллюзий

(из старых стихов)


***

Как с забытых вымерших Галактик -
из небытия всплывают дни.
И опять иду я как лунатик,
на твои болотные огни.

Снова не запятнаны одежды,
всё подвластно почте и мечте.
Гаснут звёзды — маяки надежды.
Только сердце светит в темноте.




***
 Вы не такой, как мечталось — не лучше, не хуже –
 просто иной.
 Мне показалось, что стало чуть-чуть расстояние уже
 между Вами и мной.

 Кажется, скоро оно и совсем растает,
 и до руки
 чтоб дотянуться, лишь шага всего не хватает
 или строки.



***

Вы прозвучали мне нотой доверия,
и отворяю средь ночи и дня
сердце своё нараспашку, как двери я.
Не покидайте Духом меня.

Всё понимаю, увы, с полуслова я –
шёпот деревьев, воды и огня.
Старая песня сегодня как новая.
Не покидайте Духом меня!

Вальс-листопад, а за ним белый танец свой
выдаст зима, пируэтом маня.
Мы никогда, никогда не расстанемся?
Не покидайте Духом меня.



***

Образ Ваш леплю я и малюю
на холсте души тайком, как тать.
Уходите — мысленно молю я,
чтоб о Вас могла я помечтать.

Мне не надо приторного лета
с его жарким и липучим ртом.
Слаще тайна смутного рассвета –
мятный поцелуй весны со льдом.



***

Я не помню цвета Ваших глаз.
Помню голубой оттенок слова,
тихий отблеск серебристых фраз,
свет души сиренево-лиловый.

Чудится за ретушью ресниц
некая прохладная астральность...
Я не помню милых черт и лиц –
только звуко-образ и тональность.



***
 Слезится улицы лицо,
 мигают фонари.
 Покров дождя на вид свинцов,
 серебрян изнутри.

 Так строгий взгляд любовь таит,
 маня голубизной.
 Земля, холодная на вид,
 беременна весной.

 Чуть тлеет сердца костерок,
 но в нём — мильоны ватт!
 И тайный маленький мирок
 вселенною чреват.



***
О, моя любовь неосторожная,
невооружённая, острожная,
обоюдоострая, преступная,
непереводная, неподкупная.

Не грози, судьба, мне хмуро пальчиком.
Ну, слаба я, дура, с этим мальчиком.
Пока есть луна и светит солнышко,
буду я верна ему до донышка.



Интердевочке


Судить её судом примерным
не подымается рука.
В душе, как лифчик, безразмерной,
всегда есть место для плевка.

Свободен путь. Открыты шлюзы.
Не захлестнёт волной стыда.
В иллюминаторы иллюзий
ей не глядеться никогда.

О, тут бессильны предписанья.
Как урну, душу приготовь.
Её удел под небесами –
членистоногие касанья,
четырёхстопная любовь.



***

Даже в летучем несбыточном сне
не захотите присниться.
Смотрит бесстрастная — не по весне –
неба пустая глазница.

Снова судьба предлагает клише.
Прочь, сатана, изыди!
Я занавешу угол в душе,
чтобы никто не увидел.



***

С полувзгляда, с полуслова
в чуждом близость угадать.
Снова веровать готова
и последнее отдать.

Приснопамятная встреча,
полусказка, полусон...
Наши взгляды, наши речи –
словно песня в унисон.

Но полярное сиянье
обожжёт одну в тиши -
обманувшее слиянье
полувстреченной души.



***

Вы смотрите глазами нелюбви.
А мне казалось, до неё так близко...
Не вызовут волнения в крови
ни зов звонка, ни взгляды, ни записка.

Пустой рассвет на сердце упадёт.
Сожмётся мир шагреневою кожей.
Я знаю, всё когда-нибудь пройдёт.
И всё-таки не верю в это, Боже.

Прошу к столу. Вот кофе, вот буше.
А вот шашлык. Довольно мы постились.
А впрочем, хватит. Вы в моей душе,
мне кажется, довольно загостились.

Я обману страдания свои,
не сердцу, а уму их предназнача.
И пусть хоть разорвутся соловьи,
которые для Вас ничто не значат!



***

Так кто же Вы? Любимый враг?
Иль друг нелюбящий, но милый?
Антихриста нечистый зрак
иль облик ангела унылый?

И как мне быть? Или не быть?
Что ложно здесь? Что непреложно?
Мне невозможно Вас любить.
И не любить Вас невозможно.



***
 Каждое слово — словно в перчатках.
 Как это злит!
 Чтоб не оставить следа, отпечатка
 или улик?

 Что не досказано — после доснится
 ночью одной.
 Пленною птицей сердце томится
 в клетке грудной.

 Не растопить мне глаз этих льдинки —
 мало тепла.
 В этом немом и слепом поединке
 Ваша взяла!

 Не убиваю то, что в зачатке,
 и не браню.
 Я умоляю: снимите перчатки,
 маску, броню!

 Приотворите чуточку дверцу
 в таинства храм.
 Дайте увидеть голое сердце –
 есть ли я там?

             
 
***
 Обезвреживаю Вас,
 каждый шаг и каждый час.
 Обезвреживаю мины
 Ваших глаз и Ваших фраз,
 чтобы — мимо, чтобы — мимо,
 а не в сердце, как сейчас.



***

Вам хоть соври я, хоть умри я –
не распознаете, увы,
что всё лишь маска, мимикрия,
самозащита от любви.

Нет, не наитье, не соитье
моей владеют головой.
Ищу убежища, укрытья
от этой боли вековой.



***

Эта книга всё время меняет названье,
переплёт и тесненье, становится рванью.
Я её, как птенца, умещаю в горсти.
Я люблю между строк её слушать устало
шум вокзалов и стук уходящих составов...
В этой грусти по грудь, как в коросте, брести.

Это лишь отголосок, случайный набросок,
он курнос и наивен, невнятен и бросов,
но саднит этот вечный мотив, как нарыв.
И разъята душа, расколовшись на части,
из которых вовеки не сложится счастье,
никому до конца свою суть не раскрыв.

Я плачу за него самой чистой монетой –
Своей грешной душою небесного цвета
и слезами, что как дождевая вода.
И в неведомой миру мольбе и молитве
я бросаюсь в тебя, но не выживу в битве.
Эта линия жизни ведёт не туда.

Я тебе отворяю судьбу откровенно
и вливаю отраву в себя внутривенно.
Как горчит этот влажный протяжный глоток...
По-осеннему смерти прохладны ладони.
О продли мне, продли мне мученье агоний!
Но романс затянувшийся слишком жесток.



***

Вы не вписались в круг моей любви.
Вас обошли её крутые рифы.
Мой теневой наперсник, визави,
из наших судеб не сложилось рифмы.

Подобье дружбы, нежности намёк,
надежды капля, пылкости пылинка,
и вот уже мерцает огонёк,
неверный и дрожащий, как былинка.

Вы где-то там, за скобками судьбы
остались, между строчек, между прочим.
Моя частица, став частицей «бы»,
отъединённость вечную пророчит.

В потёмки душ не проникает взор.
Но тщетно силюсь с жадностью вглядеться –
хоть щёлочку, хоть крохотный зазор,
где холодно чужое бьётся сердце.



***

Я в этом мире только случай.
Черты случайные сотри.
Земля прекрасна, только лучше
я буду у неё внутри.

Мне всё здесь говорит: умри, -
серп месяца, клинок зари,
кашне из прочного сукна
и чёрное жерло окна.

Любое лыко — злое лихо -
страшит непринятостью мер.
Шекспир подсказывает выход,
и Вертер подаёт пример.

В спасенье от земного ада
так сладко кровью жил истечь.
Задуй свечу. Не надо чада.
Поверь, игра не стоит свеч.

Но вот один глоток любви -
и всё мне говорит: живи, -
улыбка месяца, весна,
душа открытая окна.



***
Не прошу я милости у Бога,
не молюсь на глупую звезду.
И от Вас хочу я так немного,
а точнее — ничего не жду.

Жду, когда окончится броженье
и круженье в шарике земном.
Ослабеет Ваше притяженье,
и взмахну свободно я крылом.



***

Забытый плёс. Застывший лес.
Не верится, что было лето.
Опять повеяло с небес
порывом сердца несогретым.

Непроницаемый покров.
Хоть ручкой проколи бумагу –
не заменить чернлам кровь,
её живительную влагу.

И, целомудренно-мудры,
в полярном отрешенье круга
бездомные парят миры,
не обретённые друг другом.



***

Я разучилась чувствовать, как все.
Случилось что-то странное со мною.
Передают: осадки в полосе.
А я, как речка, высохла от зноя.

На юг и север, на добро и зло,
на да и нет весь мир сейчас расколот.
По «Маяку» сказали, что тепло.
А у меня внутри могильный холод.



***

Всё, от чего морщилась –
принять.
Что в душе топорщилось –
примять.

То, на что надеялась –
забыть.
А чему затеялось –
не быть.

Вместо златокрылых
слов любви
бормотать уныло:
«се ля ви».



***

День никакой (декабря? мартобря?),
мертвенный свет (ночника? фонаря?).

Кто-то коснулся (рукою? душой?).
Рядом проснулся (любимый? чужой?).

Манит златое (перо ли? руно?).
Мне всё равно, всё равно, всё равно.



***

Взошло светило, сжалившись над рощей,
всё осветив прожектором судьбы,
и в щупальца лучей, как куры в ощип,
попались мы и сдались без борьбы.

Пред этим светом наивысшей пробы
предстало всё фальшивым, как в кино.
Мы лишь подобья, жалкие надгробья
над тем живым, что умерло давно.



***

Любовь, отбой! Долой порфиры.
Проигран твой последний бой.
И тот, кто был дороже мира, –
неотличимый, как любой.

Стихи — как надписи на плитах
о тех, кто жил и был любим.
Как поминальная молитва
по душам всех, о ком скорбим.

Забытый призрак воскрешая,
они пунктиром метят путь,
в цветы метафор обряжая
и обнажая плоть и суть.

Ещё зарубка, как нашивка.
Я боль уламываю, длю.
А если это и ошибка –
её, как истину, люблю.

Пускай ослепну на свету я,
пока пряду надежды нить, –
любовь, как книгу золотую,
как музыку, не объяснить.



***

Летом — пылью, в зиму — снег заносит,
словно бы и не было на вид,
ливнем заштриховывает осень...
Но опять весна одушевит.

Как ни уповай на бром и кальций,
как ни мучай душу, ни кабаль,
но прорвётся зайчиком сквозь пальцы
и травинкой чахлой сквозь асфальт...


***

То был мгновенный обморок любви.
 Затмение, припадок вдохновенья...
 А впрочем, как угодно назови,
 вся нежность мира — в том прикосновенье!

 Судьба, как леший по лесу, кружит.
 Она всегда ведёт игру без правил.
 Великий Зодчий спутал чертежи
 и по ошибке миражи представил.

 Рискуя раскроить сердца и лбы,
 рождались мы мучительно друг в друге.
 Античное отчаянье судьбы
 кричало и заламывало руки.

 О утро, как ты можешь наставать?!
 Ведь ты бесследно канешь в чёрной пасти. 
 Нам остаётся лишь существовать
 и никогда не говорить о счастье.

 Давно погасли звёзды фонарей,
 и дождь рассвета смыл воспоминанья.
 О время, будь, пожалуйста, добрей,
 не дай всему рассеяться в тумане!

 Прошу, судьба, душе не прекословь!
 Взгляни: рассвет во тьме зарю купает.
 И заживо убитая любовь,
 как жизнь, как кровь, наружу проступает.


***

На висках не затихнуть пальцам,
робость нежностью заглушив...
Не пробиться под твёрдый панцирь
инородной родной души.

Словно месяца однобокость
видит око, да зуб неймёт.
Одинакова одинокость
душ, деревьев, ночных комет.

И любви, что стучит напрасно,
освещает замёрзший след
несмотря ни на что — прекрасный
запрещающий красный свет.


***

Не нужен муляж из тепла и участья.
Согреться нельзя у чужого огня.
Несбыточный друг, незакатное счастье,
спасибо, что мне подарили меня.

Растает мираж превращений чудесных,
но хочется верить всему вопреки:
когда захлестнёт меня звёздная бездна -
схвачусь за соломинку Вашей руки.



    КОПИЛКА

 Дождь. Туман. Заветная строка.
 Вот мои несметные богатства.
 Скажешь, что казна невелика?
 Не спеши выказывать злорадство.

 Вот сюда внимательно гляди:
 это чей-то взгляд, запавший в душу.
 Фраза, что однажды из груди
 ненароком вырвалась наружу.

 Вот напиток из полночных муз,
 голоса любимого оттенок.
 Я всё это пробую на вкус.
 Я знаток, гурман, сниматель пенок.

 Что это? Попробуй назови.
 Так, пустяк. Души живая клетка.
 Тайная молекула любви.
 От сердечных горестей таблетка.

 Тёплых интонаций нежный след –
 словно ласка бархата по коже.
 Я им греюсь вот уж сколько лет,
 он ничуть не старится, такой же.

 И, скупее рыцарей скупых,
 от избытка счастья умирая,
 словно драгоценности скупив,
 я твои слова перебираю.

 Скажет пусть какой-нибудь осёл:
 ничего же не было, чудило!
 Но душа-то знает: было всё.
 Больше: это лучшее, что было.

 Каждый волен счастье создавать,
 разработать золотую жилку.
 Надо только миг не прозевать,
 подстеречь и — цап! –  себе в копилку.

 Я храню в душе нездешний свет,
 свежесть бузины и краснотала.
 И живу безбедно много лет
 на проценты с этих капиталов.

 Как алмаз, шлифую бытие,
 собираю память об умершем.
 Я — самовладелица. Рантье.
 Баловень судьбы, миллионерша.

 Взгляд души и зорок, и остёр.
 Он — спасенье от тщеты и тлена.
 Никому не видимый костёр,
 огонёк мой, очажок вселенной.

 Что бы там ни уготовил рок –
 настежь я распахиваю сердце:
 все, кто беден, болен, одинок, –
 заходи в стихи мои погреться!       


***

 Привыкать к стезе земной
 пробую, смирясь.
 То, что грезилось весной –
 обернулось в грязь.

 На душе — следы подошв,
 слякотная злость.
 И оплакивает дождь
 всё, что не сбылось.

 Тот застенчивый мотив
 всё во мне звучит,
 что умолк, не догрустив,
 в голубой ночи.

 Что хотел он от меня,
 от очей и уст,
 как в былые времена
 от Марины — куст?

 Неужели это миф,
 сон сомкнутых вежд, –
 тот подлунный подлый мир
 в лоскутах надежд?

 В предрассветном молоке
 жизнь прополощу,
 и проглянет вдалеке
 то, чего ищу.